Борис Губанов

Физик-лазерщик, к. т. н., доцент, автор засекреченных трудов и шуточных текстов песен. Избранный в 1990 г. депутатом двух Советов: в райсовете – зампредседателя, а в Ленсовете – членом Малого совета, – готовился к работе законодателя-профессионала, окончил юрфак Петербургского госуниверситета. Неоднократно баллотировался в Госдуму России и Заксобрание Петербурга, опубликовал ряд статей в газетах.

Одновременно в профессии – поворот к созданию антикварной фирмы, а также к приобретению специальности художника-реставратора. Окончил рисовальные классы Академии художеств. В Петербургской академии культуры преподавал спецкурс по юридическим основам антикварной деятельности. На пенсии вернулся в Мариинский дворец помощником зампредседателя Заксобрания. Зафиксировал свой опыт вперемежку с фантастикой в мемуарах «Жатва» и в стихах.

Колядки-страшилки

 
Я смотрю телевизор,
Ты же – только «Ютьюб».
Проживу я без визы —
Без «Ютьюба» ты труп.
 

* * *

 
Вам не нравится мой нос?
Это мировой вопрос!
Не смогли договориться?
Выметайтесь за границу!
 

* * *

 
Покупайте игрушки:
Ружья, танки и пушки!
Будет вам фейерверк
На весь будущий век!
 

* * *

 
В день Христова Рождества
Не случится торжества.
Будем в бункере сидеть
И на ёлочку глядеть.
 

* * *

 
Маски ведьм и колдунов,
Шампуры для жарки!
Доставайте из чулков
Страшные подарки!
 

* * *

 
Не ходите, дети, в поле:
Радиация на воле!
Не ходите, дети, в лес:
Грибы будут до небес!
 

«Царь Соломон написал на кольце…»

 
Царь Соломон написал на кольце:
То, мол, пройдёт, и это пройдёт.
Если бы знал он, что в самом конце
Всё пройдёт и никто не придёт.
Молитва ученика частной
английской школы в России
Боженька! Ты добрый,
А учитель зол.
Англичанин – «Кобра» —
Закатил мне кол.
Говорит: «Нэ вижу!
Гдэ ахтикл стоит?»
И про «имбесишн»,
Как змея, шипит.
Лучше уж китайский
Буду я зубрить,
Чем по-англичански,
Как собака, выть.
Боженька! Китайца
В школу к нам подкинь.
Ну а англосакца —
Сразу в Шаолинь.
Пусть его поучат —
Об кирпич башкой
Или, ещё круче,
По гвоздям спиной.
Боженька! Ведь предки —
Сразу за дневник!
Смотрят на отметки —
Визг и жуткий крик.
Объясняю маме —
Папа подтвердит:
«Вся страна, как знамя,
На Восток глядит!»
Запад нам не нужен,
Он прогнил до дыр.
Доллар им там служит
Как святой кумир.
Что там происходит?!
Ведь стыда-то нет!
Мальчики заходят
В женский туалет!
Спрашивают в школе:
«Кем ты хочешь быть?
Переделку пола
Запросто слепить!
И не будет драмой
Взять двойную роль:
Сверху будешь дамой,
А внизу – король!»
Господи, помилуй!
Господи, спаси!
К маме моей милой
Целым пронеси!
 

Сергей Комин

Родился в 1977 году в селе Ерема Катангского района Иркутской области. Когда-то эти места описал Вячеслав Шишков в своем романе «Угрюм-река». Учился на отделении журналистики филологического факультета ИГУ, но окончил Иркутский аграрный колледж. Затем – Литературный институт им. А. М. Горького, семинар Эдуарда Балашова, в 2008 году. Публиковался в газетах «Правда Севера», «Усть-Илимская правда», журналах «Сибирь», «Русская сила», «Первоцвет», «Сотворение», «Кукумбер», «Тверской бульвар, 25». В настоящее время живёт в городе Усть-Илимске.

Прощай

 
Медведь промок. Не выживет. Гангрена.
И, как ни жаль, его нельзя спасти.
Здесь даже ампутация бессильна:
Поражено болезнью всё
Матерчатое тело.
 
 
Тяжёлый запах гниющей ваты забивает ноздри.
Один лишь выход – в печку, в крематорий.
 
 
Прощай, мой мишка, мой собрат по играм,
Мой первый друг, мой первый исповедник,
Которому я только поверял
Свои минуты, тайны и сомненья;
С тобой делил я ложе, сны и утра.
Прощай, мой друг. Увидимся ль?.. Не знаю.
 

«Так много тебе хочется сказать…»

 
Так много тебе хочется сказать
и слов и простых и нежных
жестов
которые нельзя иначе знать
не совсем
невесте
той что невозможно быть прежней.
 
 
Но слов этих не напишешь
не поймёшь
нужно
нужно
говорить их чтоб исчезла ложь
на ушко.
 

«День очередной опять отмучился…»

 
День очередной опять отмучился,
Отошёл, отмаялся, преставился.
Ночь сердечко рвёт когтями-крючьями,
Надо мной глумится, зубоскалится.
 
 
Пережить бы, Господи, мне ноченьку,
Черноты полоску одолимую,
Что любовь украла, изурочила,
Развела с родными и любимыми.
 
 
Всё пройдёт. За то молюсь и верую —
Жизнь одарит много паче чаянья
За разлуку вещую и верную,
Никому не нужное прощание.
 

«Слабость двулика на наковальне отчаянья…»

 
Слабость двулика на наковальне отчаянья,
Изливается криком в припадке безумия.
На перекрёстке судьбы из печалей и чаяний
Невозможно забыть карнавал полнолуния.
 
 
Невозможная память тревожит и мучает,
Пальцем роется в ране и порождает страдания,
Воет волком в луну и от случая к случаю
Подходит к окну и теряет сознание.
 
 
В грудь бы горстку картечи, не дойдя до подножия.
Как забыть твои плечи? Как забыть безнаказанно
Мириады мерцаний-веснушек на коже,
Бесконечность касаний разума разумом?
 
 
Лебединая песня, чуть начавшись, закончилась
Перелётами лестниц и излишним стеснением.
Тлеет твой уголёк, и зерно не испорчено.
Перекрёсток дорог может статься везением.
 

«Вторник – это центр мира…»

 
Вторник – это центр мира,
Зёв разбуженного ветра,
Это дарственные крылья,
Чей пропеллер фиолетов.
 
 
Вторник – это молот Тора
Откровенно неизменный.
Вторник – это вечный город,
Это яремная вена,
 
 
Ожидание причала,
Подавление обиды,
Продолжение начала,
От рожденья первый выдох.
 
 
Вторник – сказочное место,
Вторник сладок и приятен,
В нём несказанно прелестно —
Он предельно восприятен.
 
 
Необъятен, весел, светел,
Весь – от верха и до корня.
Если ты поймаешь ветер —
Прилетай ко мне во вторник.
 

«Что ты ищешь в его объятьях?..»

 
Что ты ищешь в его объятьях?
Что не можешь найти в моих?
Он умней и красивей? Вряд ли.
Карма лучше, чем у других?
 
 
Он умеет найти к девчонке
Необычный (другой) подход?
Только с ним ты смеёшься звонко?
И душа только с ним поёт?
 
 
И тебе всё равно, конечно,
Что он дважды уже женат,
Что не только с тобой он нежен
И не только тобою рад,
 
 
Что не только твои колени
Под рукой дрожат у него?
В этом деле он всё же гений,
А вдруг пропьёт своё мастерство?
 
 
Очень ценишь свою свободу,
Не могу, мол, тебя понять.
А какая же ты по счёту?
Пальцев хватит пересчитать?
 
 
Ну и ладно, живи как хочешь,
Зажигай, пока молода.
Только помни, что миг непрочен
И что молодость не навсегда.
 
 
Мы когда-то хотели сына,
И было вместе нам хорошо,
Просто так, без всякой причины.
Просто вместе – чего ещё?
 
 
Не смогу я тобой отчаяться —
Мне бы только тебя простить.
Я уйду, а ты возвращайся,
Если вспомнишь меня любить.
 

«Прекрасен первый стук в ворота…»

 
Прекрасен первый стук в ворота
Размытым ветром и кольцом.
Расправлен выбором, и бродом,
И гневным выкриком в лицо.
 
 
И плотно плоть в ладонях веры
Прильнёт к привычным берегам,
Чтоб затаить осколки первых
Рассветов в многоцветный храм.
 
 
Неважно, что вокруг привычный
Рисунок полуночных крыш,
Такой медово-черепичный —
Ты это снова не простишь.
 
 
Соединением рассвета
С тягучей поступью корней
Раскрыть нельзя ворота в лето
Изяществом лесных камней.
 
 
Но вечен дом твоих касаний,
И вера суетно-крепка,
И в день неутомимо-ранний
Ветвь с алым плодом высока.
 
 
Неважно. Распахнулись руки
Над первозданной пустотой…
Возьми корзинку у старухи
И отнеси её домой.
 

«Мне нужен путь, ведущий к ветру…»

 
Мне нужен путь, ведущий к ветру
(Я не приму другой погоды),
И в день, который будет в среду,
Оставлю место для природы
И подарю деревьям листья
На день, затем (поближе к ночи)
Я превращу их в серебристья
С узором ярко-красных точек.
Луна приятно удивится
Такому странному явленью
И позабудет чьи-то лица,
А также руки и колени.
И вот тогда, почти случайно
(Что в общем даже и не ново),
Я расскажу чужую тайну
И напишу другое слово.
 

«Ветер перестаёт биться о стены домов…»

 
Ветер перестаёт биться о стены домов.
Слабый дождь превращается в ливень, и его тучи нависают
над городом детских снов.
Зонты раскрываются цветами из асфальтового тела мостовых,
дождь сучит в них.
 
 
Ты сжимаешь пальцами ручку красно-жёлто-полосатого
зонтика, сопротивляясь ветру, что раньше бился о стены
домов, а теперь вот вырывает из рук цветы.
Как жаль, что ты не видишь их красоты,
ведь ты глядишь снизу. Ведь кто-то должен быть снизу,
если сверху – я и только тучи, и за ними – солнце и мокрый
кот на крыше.
Выше.
 

«Этот день нереально чистый…»

 
Этот день нереально чистый
От начала и до мгновенья
Начинаний, чей сон лучистый
Бесподобен. Журчат поленья,
И костёр не слепит, а греет.
 
 
Взявшись за руки, чьи-то тени
У костра сидят между всеми,
И нелепо зрячие лица
Невнимательны и лукавы.
 
 
Боже мой, может, это снится?
Может, снится всё, Боже правый?..
 
 
Неуверенно.
Жест как символ.
 
 
Вы меня на груди пригрели —
И мои натянулись жилы,
Затвердели,
Зачетвергели.
 

«Отрадна боль – звенящая тоска…»

 
Отрадна боль – звенящая тоска,
Что отражает душу человека.
Умерших души – как сраженье века,
Остывших блёсток серая мука…
 
 
И не оставит смысла в душах фраза.
Любой вопрос – сомнение стократ,
Как ядовито-тонкий аромат
И как игла, торчащая из глаза.
 

«Ты знаешь, правду говорят…»

 
Ты знаешь, правду говорят:
Цветы взлетают в понедельник,
Но нужно очень много денег,
Чтоб чётче слышался закат.
Потом, когда пройдут дожди
И все деревья захмелеют,
Мы пробежимся по аллее
И свет увидим впереди.
И пусть не видно нам ни зги,
Поверь, что мы почти у цели,
У тридевятой параллели —
Там есть игрушки и качели
Для взрослых и для мелюзги.
 

Ангел лета

 
Уготовано мне растворяться в мгновениях лета,
Безответным ключом открывать неприступность дверей,
В ожидании долгом бросаться к источникам света,
Чья надежда похожа на радость далёких людей.
 
 
Даже если когда-нибудь мир станет чуточку вечным,
Если сны, словно души, сольются и бросятся ввысь,
Не смогу отказаться от нежных неровностей встречи
С первым ангелом лета, отчаянно любящим жизнь.
 
 
А пока всё идёт по понятным любому законам:
Прав – укравший, отвергнутый – снова неправ…
Ангел лета стоит на ладони земли полусонной,
Дирижируя сонным оркестром приветренных трав.