1

Двумя неделями ранее

– Заходи, заходи, Рэй!

Гарри Пейтон пожал мне руку и провел в свой кабинет в юридической фирме, указав на красное кожаное кресло рядом с письменным столом. Будучи примерно ровесником отца, он выглядел на несколько лет моложе, чем папа в последнее время. При росте в шесть футов он был строен и подтянут, а голова блестела, как арбуз. Лысый череп некоторых мужчин старит, но только не Гарри. Он был любителем бега на длинные дистанции, и дорогие костюмы сидели на нем как влитые. Его рабочий стол свидетельствовал о страсти к порядку. Монитор компьютера, клавиатура, смартфон последней модели. И всего одна папка с бумагами. Остальная поверхность стола чиста, как холст, на который живописец еще не успел положить даже первый мазок.

– Еще раз прими мои соболезнования, – вздохнул Гарри. – О твоем отце можно было бы говорить часами, но преподобный Клэйтон сумел изложить все превосходно, хотя и кратко. Адам Килбрайд был очень хорошим человеком.

Я выдавил улыбку:

– Да, священник превосходно справился со своей задачей, если учесть, что с моим отцом он не встречался ни разу. Папа ведь в церковь вообще не заглядывал. Так что нам, наверное, повезло, когда нашелся хоть кто-то, чтобы провести церемонию. Спасибо, что пришли на похороны. С вами мы почти дотянули до дюжины.

Проводить отца в последний путь собрались одиннадцать человек, включая священника и меня самого. Еще там были Гарри и трое папиных сослуживцев из компании во главе с бывшим боссом Леном Прентисом, захватившим с собой жену Мари. Кроме того, присутствовал приятель отца, у которого когда-то был свой магазин хозяйственных товаров в Промис-Фоллз, но он разорился, не выдержав конкуренции с открывшимся на окраине «Хоум депо» ^[1]. Из Кливленда приехали младший брат отца Тед с женой Робертой. Еще была соседка Ханна, чьей фамилии я так и не узнал, и Джули Макгил, с которой мы с Томасом учились когда-то в школе, ставшая теперь репортером местной газеты «Промис-Фоллз стандард». Она поместила заметку о несчастье, случившемся с отцом, но о похоронах ничего писать не собиралась. Трагическая гибель папы стоила нескольких строк, но ведь он не являлся одним из столпов местного общества или президентом отделения «Ротари-клуба», и его смерть не наделала достаточно шума, чтобы освещать церемонию прощания в прессе. А потому Джули пришла лишь отдать дань уважения покойному, только и всего.

После поминок у сотрудников похоронного бюро осталось множество лишних бутербродов с яичным салатом. И они настояли, чтобы я забрал их с собой для своего брата. Конечно, я объяснил его отсутствие недомоганием, но никто (из тех, разумеется, кто моего брата знал) мне не поверил. На обратном пути я с трудом поборол искушение выбросить сандвичи в окно машины, чтобы они достались птицам, а не моему братишке, но все-таки довез еду до дома, и она была благополучно им съедена.

– А я так надеялся, что твой брат все же появится, – сказал Гарри. – Давненько я не видел его.

Мне сначала показалось, будто речь идет о нашей нынешней встрече, и тогда это звучало странно, поскольку брат не мог быть душеприказчиком отца, но потом я сообразил, что Гарри имел в виду похороны.

– Ничего не смог поделать, как ни старался, – произнес я. – На самом деле он не был болен.

– Я догадался.

– Как я его ни уговаривал, все оказалось тщетно.

Пейтон сочувственно покачал головой:

– А ведь твой отец так старался окружить его заботой. Не меньше, чем Роуз, ваша мама, упокой ее душу, Господи! Сколько лет ее уже нет с нами?

– Она умерла в 2005 году.

– Вот, очевидно, когда ему стало трудно с ним управляться.

– В то время он еще работал в «Пи энд Эл», – заметил я, имея в виду типографию «Прентис энд Лонг». – И мне кажется, по-настоящему тяжело отцу стало только после преждевременного выхода на пенсию. Приходилось все время проводить дома, и это его мучило, хотя он был не из тех мужчин, которые устраняются от решения проблем. – Я закусил губу. – Мама… Она умела от всего абстрагироваться. Принимала ситуацию как должное, но для отца это оказалось гораздо сложнее.

– Адам был еще не старым, – заметил Гарри. – Боже! Всего шестьдесят два. Весть о его гибели меня как громом поразила.

– Меня тоже, – кивнул я. – А ведь мама годами твердила ему, что косить траву вдоль того склона на тракторе очень опасно. Но он лишь отмахивался. Мол, я знаю, что делаю, не лезь. И что его только туда тянуло? Это самый отдаленный от дома край их участка земли. Его не видно ни с дороги, ни из домов. Уклон в сторону оврага почти в сорок пять градусов. И все равно отец упрямо косил там на тракторе, проходя вдоль склона и используя свое тело как противовес, чтобы машина не перевернулась.

– Как думаешь, Рэй, сколько твой отец пролежал там, пока его нашли?

– Папа отправился косить, вероятно, сразу после обеда, а обнаружили его в шесть часов вечера. Когда трактор опрокинулся и накрыл его сверху, руль пришелся как раз в это место, – я указал на свой желудок, – раздавив ему все внутренности.

– Боже милостивый! – Гарри машинально положил руку себе на живот, словно пытаясь вообразить, какую безумную боль должен был испытывать отец.

Я же не мог ничего к этому добавить.

– Он был на год моложе меня, – продолжил Гарри. – Мы иногда встречались с ним, чтобы пропустить по стаканчику. А пока еще была жива Роуз, порой играли вместе в гольф. Но Адам всегда с неохотой оставлял твоего брата одного в доме надолго, и потому у него вечно не хватало времени, чтобы пройти все восемнадцать лунок.

– Да и играл папа не слишком умело, – заметил я.

Гарри грустно улыбнулся:

– Врать не буду. Загнать шар в лунку с короткой дистанции он мог неплохо, но его дальние удары оставляли желать лучшего.

– Что верно, то верно, – рассмеялся я.

– А вот когда Роуз не стало, у твоего отца не находилось даже времени, чтобы хотя бы просто поработать над ударом на тренировочном стенде.

– Он был о вас самого высокого мнения, – произнес я. – Всегда считал вас прежде всего другом и уже во вторую очередь – своим адвокатом.

Они действительно дружили почти четверть века. Еще с тех времен, когда Гарри пережил трудный развод и был вынужден оставить дом бывшей жене, а сам долго ютился в квартирке над обувным магазином в центре Промис-Фоллз – небольшого городка на севере штата Нью-Йорк. Он любил в шутку повторять, какая наглость с его стороны предлагать себя клиентам в качестве адвоката по бракоразводным делам после того, как его самого обобрали до нитки в ходе точно такого же процесса.

Телефон Гарри издал короткий сигнал, означавший получение электронного письма, но он даже не взглянул на него.

– Когда я в последний раз разговаривал с папой, – сказал я, указывая на телефон, – он как раз подумывал о том, чтобы купить такой же. Его старым мобильником, конечно, можно было фотографировать, но снимки получались некачественные. И ему хотелось отправлять сообщения через Интернет.

– Да уж, Адам никогда не испытывал робости перед электронными новинками, – кивнул Гарри, складывая ладони вместе и подавая тем самым сигнал, что нам пора переходить к сути дела, ради которого я к нему пришел. – На похоронах ты обмолвился, что по-прежнему живешь в своей мастерской в Берлингтоне, так?

Я действительно жил по противоположную сторону границы штата Вермонт.

– Да, – подтвердил я.

– Как с работой?

– Неплохо, хотя изменения затронули и нашу профессию.

– Я тут как-то видел один из твоих рисунков. Кстати, правильно их так называть?

– Конечно. Рисунки, иллюстрации, карикатуры.

– Пару недель назад один из них попался мне на глаза в книжном обозрении «Нью-Йорк таймс». Твой стиль я узнаю безошибочно. У всех твоих персонажей огромные головы на хлипких телах, и создается впечатление, будто из-за этого они вот-вот упадут. Но очертания у фигур округлые и плавные. А еще мне нравится, как ты умеешь тонировать их кожу и все остальное. В чем секрет?

– Пользуюсь обычным распылителем для краски.

– «Таймс» часто к тебе обращается?

– Не так часто, как прежде. Намного легче вытащить старую иллюстрацию из архива, чем заказать художнику оригинальную работу. Газеты и журналы урезают расходы. Сейчас я чаще выполняю заказы сайтов в Интернете.

– То есть ты их разрабатываешь? Я имею в виду сайты.

– Нет. Делаю эскизы оформления и передаю их разработчикам.

– Еще недавно я бы посчитал, что для работы на издания, выходящие в Нью-Йорке и Вашингтоне, полезно было бы жить где-то рядом. Но в наши дни это, как можно догадаться, уже не имеет значения.

– Для всего, что невозможно отсканировать и передать по электронной почте, существуют фирмы срочной доставки вроде «Федерального экспресса», – ответил я.

Воспользовавшись паузой, Гарри открыл лежавшую перед ним папку и стал просматривать хранившиеся в ней документы.

– Рэй, ты уже ознакомился с содержанием завещания своего отца?

– Да.

– Он давно не вносил в него никаких изменений. Сделал лишь пару поправок после смерти жены. Однако я случайно встретился с ним. Он сидел в отдельной кабинке ресторана «Келлис» и пил кофе. Предложил и мне чашечку. Он был один за столиком у окна и разглядывал прохожих на улице. Перед ним лежал свежий номер «Стандарда», но он к нему не притрагивался. Мне и прежде доводилось видеть его там. Складывалось впечатление, будто ему иногда необходимо побыть наедине с собой, отдохнуть от дома. Но в тот раз он мне помахал, рукой приглашая за свой стол, и сказал, что хочет переписать завещание, включив в него несколько особых оговорок. Но только руки у него до этого так и не дошли.

– Чего не знаю, того не знаю, – произнес я, – но вы меня не удивили. Ситуация с моим братом не меняется в лучшую сторону, а потому он вполне мог решить оставить одному из своих сыновей большую долю, чем другому.

– Буду с тобой откровенен. Если бы Адам все-таки пришел ко мне в контору для изменения завещания, я бы настоятельно не рекомендовал ему перераспределять собственность в пользу одного из сыновей. «Никогда не выделяй особо кого-либо из своих детей, чтобы не породить раздоров, когда тебя не станет», сказал бы я ему. Но разумеется, окончательное решение осталось бы за ним. Впрочем, хотя завещание в его нынешнем виде выглядит достаточно простым и ясным, там есть моменты, над которыми тебе придется поразмыслить.

Я представил отца, сидящего в кабинке ресторана. Странно, ведь после смерти мамы он мог проводить сколько угодно времени в одиночестве, даже не выходя из дома, пусть формально он и не оставался там совершенно один. Чтобы уединиться, ему можно было не выходить за порог. Хотя его желание ненадолго сбежать можно понять. Иногда каждому из нас хочется знать, что вокруг никого нет, или просто сменить обстановку. Но сама мысль об этом наводила на меня тоску.

– Как я понял, по нынешнему тексту завещания мы все делим пополам, – сказал я. – И если дом с участком будут проданы, половину денег получу я, а вторую – мой брат.

– Да. Недвижимость, деньги и ценные бумаги – все делится пятьдесят на пятьдесят.

– Наличными это примерно сто тысяч, – прикинул я. – Все, что родители сумели накопить на старость. Они жили очень экономно. Почти ничего не тратили на собственные нужды. На сто тысяч отец мог бы спокойно прожить до самой смерти… – Я произнес эту фразу и осекся. – Если бы прожил еще двадцать или тридцать лет… И есть еще страховка, но на незначительную сумму, верно?

Гарри Пейтон кивнул и откинулся на спинку кресла, сведя пальцы рук на затылке. Затем втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Тебе придется решать, как поступить с домом. Ты имеешь полное право выставить его на продажу, а вырученную сумму поделить с братом. Ипотека полностью выплачена, и, по моим прикидкам, можно выручить тысяч триста или даже четыреста.

– Около того, – подтвердил я. – Там только земли почти шестьдесят акров.

– Значит, каждый из вас сможет положить себе в карман плюс-минус четверть миллиона. Сумма приличная. Сколько тебе лет, Рэй?

– Тридцать семь.

– А брат на два года моложе?

– Да.

Пейтон в задумчивости кивнул.

– Если вложить деньги с умом, ему их хватит на несколько лет, но проблема в том, что он все еще очень молод, и пройдет долгое время, прежде чем он сможет рассчитывать на социальное пособие. Ведь, как говорил мне твой отец, на то, что он когда-либо найдет работу, рассчитывать не приходится.

– Это правда.

– Что касается тебя, то здесь все обстоит иначе. Ты можешь использовать свою долю, вложив деньги в дело, или купить дом побольше в расчете на… Знаю, знаю. Сейчас ты не женат, Рэй, но наступит день, когда встретишь кого-то, пойдут дети…

– Понимаю, о чем вы, – оборвал я его, – но пока никого не наблюдаю на горизонте.

В свое время – тогда мне только перевалило за двадцать – я дважды чуть не женился, но в результате этого так и не случилось.

– В подобных делах ничего нельзя предсказать заранее, – махнул рукой Гарри. – Я, конечно, не вправе влезать официально, но поскольку твой отец наверняка захотел бы, чтобы я позаботился о его мальчиках, чувствую необходимость по мере сил помочь вам советом. – Он рассмеялся. – Хотя какие вы теперь мальчики? Те времена давно ушли в прошлое.

– Я все равно благодарен вам, Гарри.

– Вот к чему я клоню, Рэй. Наследство отца для тебя вещь, разумеется, приятная, но ведь ты легко обошелся бы и без него. Ты хорошо зарабатываешь, а если, не дай Бог, эта работа перестанет давать достаточно денег, найдешь другую и, уверен, всегда будешь крепко стоять на ногах. А для твоего брата… Для него наследство – единственный источник дохода, который он когда-либо будет иметь. Ему могут понадобиться все его деньги от продажи дома только для того, чтобы удержаться на плаву, но лишь при условии, что он найдет недорогое жилье или получит субсидию на его аренду.

– Мне это уже приходило в голову.

– Тогда ответь на вопрос, который не дает мне покоя. Ты сможешь заставить его покинуть родительский дом? Причем не для однодневной прогулки, а навсегда?

Я оглядел его кабинет, словно в поисках подсказки.

– Даже не знаю. Он ведь не страдает этой, как ее… агорафобией? Иногда папе удавалось выманить его из дома. Правда, в основном для поездок к врачу.

Мне не хотелось произносить слова «психиатр», но Гарри знал, о каком докторе идет речь.

– Проблема не в том, чтобы вытащить Томаса наружу. Гораздо сложнее оторвать его от компьютера. Когда бы они с папой ни уезжали, оба затем возвращались совершенно измотанные. Поэтому мне очень не хотелось бы заставлять его переселяться в другое место.

– Что ж, тогда давай пока оставим эту тему, – произнес Гарри. – Могу с радостью сообщить, что твоя роль душеприказчика не потребует больших усилий. Просто придется несколько раз заехать сюда и оформить кое-какие бумаги. У меня могут неожиданно возникнуть мелкие вопросы, но тогда я попрошу Элис позвонить тебе по телефону. А ты сам, вероятно, захочешь, чтобы вашу собственность оценили и точнее назвали сумму, какую можно за нее выручить. – Он порылся в листках из папки. – Если не ошибаюсь, у меня здесь есть все твои номера и адрес электронной почты.

– Должны быть, – кивнул я.

– И между прочим, твой отец прислал мне копию своей страховки. Она покрывает и смерть в результате несчастного случая.

– Я об этом не знал.

– Это еще пятьдесят тысяч. Так сказать, небольшая добавка в общий котел.

Гарри сделал паузу, давая мне время осмыслить новую информацию.

– Значит, ты пробудешь у нас какое-то время, прежде чем вернешься к себе в Берлингтон?

– Да, пока не улажу все дела.

На сегодня мы закончили. Когда Гарри провожал меня к выходу, он положил мне ладонь на руку и неожиданно спросил:

– Рэй, если бы твой брат заметил, что отца долго нет дома, и отправился искать его немного раньше, это что-нибудь изменило бы?

Я и сам не раз задавался тем же вопросом. Папа пролежал, придавленный к земле трактором на склоне холма, несколько часов, прежде чем брат нашел его там. А ведь сама авария должна была сопровождаться немалым шумом. Грохот опрокидывающегося трактора, скрежет вращающихся лезвий.

Кричал ли отец? И если кричал, то можно ли было услышать его сквозь треск мотора? Доносились ли до дома какие-то звуки вообще?

Впрочем, мой брат скорее всего в любом случае ничего не услышал бы.

– Мне пришлось смириться с мыслью, что ничего изменить было нельзя, – ответил я. – И не вижу смысла строить иные предположения.

Гарри понимающе кивнул:

– Ты прав. Наверное, так и следует все воспринимать. Что случилось, то случилось. Время не повернешь вспять.

Я ждал, что Гарри выдаст на прощание еще серию затертых клише, но он лишь спросил:

– Твой брат ведь действительно полностью скрылся от действительности в своем маленьком мирке?

– Вы даже не представляете, до какой степени, – сказал я.