богатство китайской поэтической традиции, которая, как и связанные между собой искусства каллиграфии, рисования и музыки, включает в себя и размышления о ци 氣 – понятии, объединяющем жизненную силу, энергию, ритм и дыхание.
Экономическая стабильность позволила государству содержать армию, которая могла справиться как с внутренними восстаниями, так и с внешними угрозами.
пор историю Люй использовали как пример того, как опасно давать женщинам слишком много политической власти[26], – говорили, что это «так же неестественно, как если бы курица закукарекала на рассвете».
фильм режиссера Чэнь Кайгэ «Прощай, моя наложница» (1993); фильм получил Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля.
Сян Юй захватил в плен отца Лю Бана и пригрозил сварить его живьем, на что Лю Бан ответил: «Пришли мне суп».
Поэтому тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию не сражаясь; берет чужие крепости не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа свое войско долго[17] [1].
Представьте себе железный дом без окон, совершенно не поддающийся разрушению. Внутри спит множество людей, и скоро они умрут от нехватки воздуха. Но они умрут во сне и не почувствуют горя от своей смерти. Скажем, вы попытаетесь разбудить их криком; проснутся несколько человек, у которых сон чуток, и будут приговорены к безутешной агонии перед смертью. Вы уверены, что поступите правильно? [6]
Его друг ответил, что если проснется достаточное количество спящих, то им, возможно, удастся вырваться из дома.
Действие самого культового произведения Лу Синя, новеллы под названием «Подлинная история А-Кью», происходит в конце правления Цин. Отвратительный антигерой, чье имя использовано в названии новеллы, – ничтожество, главная забота которого – сохранить лицо, а главный талант – самообман, при помощи которого он каждое поражение превращает в воображаемую победу. Он услужлив по отношению к вышестоящим и третирует тех, кто находится на социальной лестнице даже ниже его самого. По словам Лу Синя, он хотел, чтобы читатели узнавали черты А-Кью в себе и в более широких слоях общества, открывая таким образом «дорогу к самонаблюдению»
К концу XIX века один из чиновников династии Цин заметил, что на традиционном лекарстве от малярии из «костей дракона», которое он собирался растереть в порошок, нанесены странные знаки. Он опознал в них гадательные кости, и это привело, как пишет историк Андреа Бахнер, «к проявлению современной китайской археологии как науки национального значения». Эти кости доказывали существование династии Шан, и «во времена неуверенности, перемен и беспорядков они объединили китайских интеллектуалов в некое воображаемое сообщество». Мысль о древней и стойкой цивилизации утешила тех, кто опасался, что Китай находится «на пороге полного упадка»
О проекте
О подписке