– Николай Васильевич, помните, как она внезапно уехала из Москвы?.. Она не хотела вам досаждать и ничего вам не сказала. Я ваша дочь.

Наступило гробовое молчание. Не может быть! Еще одна? Он представил, как идет вместе с двумя девушками в клинику сдавать анализ на отцовство. Случай комичный. Вторая дочь почему-то не вызвала в душе такую бурю радости, как первая. Напротив, сразу запульсировала в висках острая боль, и профессор почувствовал усталость.

– У меня даже родинка есть у пупка, как у вас. – Даша, как в индийском кино, задрала футболку и предъявила доказательство родственной связи, оголив идеальный живот. Но сейчас было не до него.

– Идите, – устало сказал он, – мне нужно отдохнуть.

– А экзамен?

– Давайте зачетку.

Влепив и Даше «отлично», Николай Васильевич проводил ее до двери.

А утром пришла Оксана. Профессор явно чувствовал себя бодрее, чем с Дашей. Наверняка уже все разложил по полочкам: во-первых, отцовство еще не установлено, а во-вторых, две дочери – тоже неплохо. Видимо, размечтался, что будет кому в старости стакан воды подать… Потому и счастливый.

Пройдя в квартиру, Оксана сразу сказала:

– Мне нужно с вами серьезно поговорить.

Николай Васильевич при этих словах похолодел. Господи, неужели опять? Он в поисках опоры схватился за кресло. Оксана смотрела серьезно и как будто осуждающе. Эта и квартиру отсудит, глазом не моргнув, и на факультете ославит, если что.

– Николай Васильевич, – строгим голосом продолжила студентка. – Так как все же звали лошадь Вронского? И какое отношение кличка лошади имеет к литературе?

Профессор облегченно рассмеялся.

– Какая разница, деточка? Проходи, сейчас кофейку попьем.

– А экзамен?

– Давай зачетку. – Расписавшись после «отлично», повеселевший Долгих даже решился пошутить на опасную для него тему:

– Я уж думал, ты скажешь, что ты моя дочь…

Студентка подняла брови:

– Ну что вы, Николай Васильевич… Я вам не дочь. Я жена вашего сына. Хорошо, что вы сами об этом заговорили, а то я не знала, с чего начать. – И полезла в сумочку. Достала пачку фотографий, какой-то кулон и протянула профессору. – Помните Наташу Гаврилову?..

Профессор упал в кресло и слабо замахал руками. Пришлось вызвать ему «неотложку».

За углом Оксану ждали Ира и Даша.

– Не круто мы с ним, девчонки?

– Но проучить старого козла стоило. Когда, Оксан, твоя тетка рассказала про него и дала фотографии, такую возможность упускать было глупо. Давно же он девчонкам житья не дает!

– Ишь ты, лошадь Вронского!

Профессор Долгих тогда целый месяц провалялся в неврологическом отделении. И мы переживали, не переборщили ли. Когда он вернулся на факультет, все заметили, что он здорово сдал, на пересдачу больше никого не звал. Мы вздохнули с облегчением – свою роль мы выполнили, да и ему не так чтоб сильно навредили.

И вот сейчас, видя старичка, приложившегося к ручке нашей однокурсницы, мы расхохотались. Жив курилка! Еле двигается, а все туда же… У нас уже не было былого возмущения. Специалист он был, конечно, хороший, но пользовался своим служебным положением, как свинья, – это ж ни в какие ворота. Мы с Дашей решили подойти к нему, но Оксанка сказала: «Не надо. Вдруг он нас тоже помнит, и его любвеобильное сердце не выдержит. Тогда чуть не добили, так еще не хватало сейчас угробить старого ловеласа». Действительно, и мы остановились на полпути, свернув к нашим мальчишкам, которые встретили нас громким «Ура!».

Глава 2

– Жестко вы с ним, однако, – сказала Ольга.

– Заслужил, – ответила Ирина. – В Америке бы его еще и посадили.

– У нас в редакции работает журналист, аксакал, – вспомнила Дина. – Он в перестройку ездил в Америку с группой функционеров. Это были первые поездки по обмену опытом. А наш Михалыч такой приколист, до сих пор о его поездке легенды ходят. На каком-то приеме, когда гости вечеринки рассматривали членов нашей делегации как диковинных зверей, Михалыч – в жизни очень интеллигентный и культурный человек – вдруг слил в один стакан несколько порций виски, расставленных на фуршетном столе, выпил, картинно занюхал рукавом, потом отломил от какого-то гамбургера кусок хлеба, тоже шумно занюхал. Вокруг собрался народ, одна миллионерша таращила глаза и охала. Наши функционеры краснели и упрекали Михалыча: мол, как ты мог, мы представляем страну, а ты… А он сказал, что сделал то, чего от них явно ждали – предоставил им зрелище. И на том же приеме начал клеиться к какой-то Барбаре, наши функционеры еле увели его, мол, ты что, пожизненное хочешь, международный скандал?! Михалыч долго потом жалел мужиков-американцев: ну как так? Не дотронуться нельзя, ничего… Как жить?

Все рассмеялись.

– Да, наши мужики не стесняются своих желаний и не больно-то церемонятся, – вступила Женя, хорошенькая миниатюрная блондинка.

Наверняка поклонников море, подумала Дина. А с ее словами не согласилась. Парню о многом приходится думать, когда ему кто-то нравится. Он не может, как древний человек, схватить ее в охапку и делать все, что захочет. Хотя и такие встречаются. Нормальный должен соизмерять свою силу с обстоятельствами, чтобы как сапер не ступить в опасную зону. Ведь исправить будет очень трудно. Поэтому он нерешительно заглядывает в глаза, стараясь прочесть там границы дозволенного. Возбуждение переполняет его, а он вынужден сдерживаться и постепенно продвигаться вперед, справляясь с собственной робостью. Пока не завоевывает, медленно оккупируя, срывая табу. В глазах еще нет триумфа победителя, наоборот – нерешительность, надежда и боязнь спугнуть. Как-то одноклассник сказал Дине: «Ты не представляешь, чего стоит пригласить девушку на танец. В голове все время мысль: а вдруг откажет, и ты, как дурак, как гребаный неудачник, попрешься назад». Дина никогда раньше не задумывалась о том, что и у мальчиков есть такие же комплексы.

Она вдруг вспомнила свою первую встречу с Игорем. Тогда редакция отправила ее на вернисаж молодых художников. Журналистка ходила по выставке, убедившись, что энтузиазма участники проявили больше, чем таланта. Словно все соревновались, кто кого перещеголяет в эпатаже. Внешняя оригинальность бросалась в глаза, а смысла почти не было никакого. Лишь бы удивить и шокировать.

И вдруг она увидела картину. Берег моря. Явно скоро разразится шторм – на волнах буруны, и сама вода темно-синего цвета, переходящего в черноту. На песке следы босых ног, и из картины уходит девушка. Лица ее уже не видно – только распущенные длинные волосы, которые рвет ветер, нога, застывшая в уходящем шаге, кисть изящной руки на фоне длинного платья, взметнувшегося при ходьбе. Кажется, стоит моргнуть – и девушка совсем исчезнет из полотна, до того динамично прописана героиня. Все вместе это вызывало волнение. И подпись: «Она от меня уходит». Дина вспомнила, что у Шекспира герои часто появляются на сцене, продолжая начатый диалог, начало которого мы никогда не услышим. И никогда не узнаем, о чем они говорили. В этом есть некоторая кинематографичность – словно герои жили своей жизнью, а мы пришли на пьесу и застали их в определенный момент. Так и тут. Героиня покидала художника, а зритель пришел и успел увидеть ее уход, сделавшись свидетелем чьей-то драмы.

Дина стояла перед этой картиной и старалась разложить искусство на понятные образы. Считается, что зритель должен обязательно видеть лицо человека, если он есть на портрете. А тут портрета как такового нет, словно художник сумел удержать возлюбленную лишь на миг, лишь подолом платья взмахнула она напоследок, да ветер откинул назад ее волосы. И даже этот миг может исчезнуть, когда она сделает еще один шаг – из картины и из его жизни. И все это на фоне волнующегося моря, бешеной стихии, не подвластной человеку.

И вдруг за спиной раздался голос: «Кроме вас, никто не задержался у моей картины». Журналистка обернулась – симпатичный молодой человек в берете художника маячил за ее спиной. Так они и познакомились.

Дина вздрогнула – кто-то тронул ее за плечо. Оказывается, ее уже давно о чем-то спрашивают. А, как долго она замужем. Три года. Женя вздохнула:

– А я чужого отбила. Вернее не отбила, просто я у него вторая.

История Жени

Я давно собиралась начать новую жизнь, но все откладывала. А тут знакомые моих родителей уехали на три года за границу и попросили присматривать за квартирой. И я, поговорив с предками, решила переселиться туда. Дальше – больше.

Поскольку теперь до моего агентства по недвижимости, где я трудилась, добираться было далековато, я благодаря связям родителей перешла в другое агентство – ближе к дому и более раскрученное. А раз пошла новая жизнь, то я рассчитывала и на перемену в личной жизни: встретить наконец приличного мужика. Я всегда удивлялась такой несправедливости: к моей подруге Алке всегда клеятся солидные мэны, а ко мне подкатывает кто попроще, словно я второй сорт. И я решила с этим бороться – обращать внимание только на крутых, а шантрапу разную не замечать. Правда, мужская часть фирмы относилась ко мне по-отечески, никто и не думал ко мне подкатывать – мол, они ж не педофилы. Просто я выгляжу моложе своих лет, хотя они очень ошибаются на мой счет: как бы я ни выглядела, но наивной не была. Так что ни о каком служебном романе мечтать пока не приходилось. Но я и так радовалась: друзьями же быть тоже неплохо. А однажды пришел тот, кто увидел во мне женщину, а не ребенка.

Шла я как-то по коридору, важная, а рабочие проверяли отопление, и тут один сказал другому: «Смотри, какой Бымзик!» Я даже приостановилась: «Я не Бымзик!» А он так простодушно в ответ: «А кто ж ты?» – «Я сотрудник фирмы!» Они беззлобно рассмеялись. Бымзик! Надо же. Как щенка какого-то обозвали, ну что ты будешь делать? И вдруг слышу смех. Оборачиваюсь, а там стоит парень лет 27. Вот блин! Свидетель моего позора. Но я тоже рассмеялась. Он спросил, как пройти к начальнику. Я его проводила, а потом через час вновь встретила в коридоре, и он представился. Феликс приходил к нам по поводу сложного многоступенчатого обмена-размена. И раз уж наши пути опять пересеклись, предложил перекусить в соседней кафешке. Время обеденное, и я согласилась. Он оказался интересным собеседником, остроумным, я постоянно смеялась, и наш обед растянулся на два часа. За это время мы пригляделись друг к другу, стали словно своими. И Феликс предложил:

– Все равно уже поздно тебе на работу возвращаться. Я приглашаю тебя в кукольный театр.

– Куда?!! – потряслась я. Ну вот опять меня принимают за малолетку, а ведь так все хорошо началось…

– В кукольный театр. Отличный спектакль, не такой уж и детский. «Женитьба Фигаро».

Я согласилась и не пожалела: действительно спектакль оказался необыкновенным – столько там приколов и юмора. Феликс сидел рядом и в особо смешных моментах приобнимал меня. Это было приятно и как-то естественно. Когда мы вышли из театра, он заметил:

– Ну, теперь самое время и поужинать или ты после 6 не ешь?

– Давай. Я как раз голодная как волк!

Вечер был чудесный, мы с удовольствием дошли до его машины, которую бросили в переулке – у театра-то негде ставить. Я, находясь под впечатлением этого дня и от близости Феликса, даже не спросила куда едем. Ехали недолго и остановились у какого-то дома. На мой вопросительный взгляд он ответил:

– У меня такие лангустины есть – м-м-м… Думал в одиночку слопать, но грех тебя обездолить. Пошли! Ну, смелее!

А я ему уже в той кафешке призналась, как тащусь от морепродуктов. Ну что ж… Но до его кухни мы не сразу добрались, потому что еще в коридоре, закрыв дверь, он меня поцеловал. Я ответила. Не смогла устоять: и он сам мне очень нравился, и еще больше нравилось то, что он во мне женщину увидел, а не подростка сопливого, которого надо опекать, и мы перебрались в его постель. До лангустинов очередь дошла глубокой ночью, а потом мы заснули, обнявшись.

Я проснулась первой, тихонько собралась, оглянулась на него спящего и отправилась восвояси. Дома приняла душ, выпила кофе и поехала на работу. Я была очень довольна. Даже если не будет продолжения, все равно вчерашний день останется в моей памяти как изумительный – столько всего случилось! Вот это и называется интересная взрослая жизнь.

В обед он мне позвонил по служебному телефону, потому что обменяться номерами собственных мобильников мы не удосужились.

– Бымзик, сегодня мы идем…

От этого прозвища, которым он называл меня в постели, мурашки побежали по телу.

– В зоопарк? – спросила я.

– Почему в зоопарк? Хотя, если ты хочешь…

– Или на утренник? – съязвила я, памятуя о кукольном театре.

– Так, настроеньице у нас не очень, да?

– Да нет, все прекрасно. Так куда мы сегодня мылимся?

– Сегодня все по-простому. Приглашаю тебя на ужин вьетнамской кухни: прозрачные блины из рисовой бумаги с начинкой из кальмаров, запеченные креветки на шпажках…

У меня слюнки потекли от этих перечислений.

– Давай я за тобой заеду.

И я опять осталась у него на ночь, а утром так же исчезла. Мы встречались чуть ли не каждый вечер почти месяц, когда он сказал, что приезжает его жена с дочкой. Я сначала думала, что он меня разыгрывает: женских и детских вещей в квартире не было.

– Так это не моя хата, а приятеля. Мы можем так же встречаться, только я на ночь не всегда смогу оставаться пока. Хотя и приятель скоро вернется тоже. Примешь меня к себе, Бымзик?

От этого интимного прозвища на этот раз мне стало грустно. Да, информация была неприятной: детей малолетних впутывать в наши шашни не хотелось, но и расстаться с ним я была не готова. А я-то, глупая, радовалась, что он во мне женщину разглядел, а он, наверное, вообще ходок, и ему плевать, кто перед ним – малолетка ли, еще кто… Еще немного подумав, решила, что надо брать от жизни все. Так мы и стали у меня встречаться либо вечерами, либо в выходные, но иногда он оставался и на ночь.

А еще через полгода я поняла, что он становится для меня наркотиком, я привязываюсь к нему все больше и больше и вскоре вообще срастусь с ним. И если я не хочу в будущем страдать, надо от него сваливать, пока не поздно. Мне эти душераздирающие переживания ни к чему. Приняв такое решение, я даже почувствовала облегчение и свободу. Хотя и горечь тоже. Позвонила ему и сказала, что беру тайм-аут.

– Я тебе надоел? – спросил Феликс.

– Есть немного. Давай отдохнем друг от друга. Не приезжай ко мне. А там видно будет.

Я не дала ему и слова сказать, завершив беседу. А сама стала собирать чемодан – я ж подготовилась к бегству: прежде чем решиться на этот разговор, оформила поездку на Кипр. И улетела. Греясь на солнце, думала о Феликсе: человек, гуляющий налево, по-моему, не особо должен переживать из-за нашего разрыва. Хотя я понимала, что надо было раньше дать ему отставку, потому что в любом случае надо будет поговорить с ним хотя бы еще раз, чтобы поставить точки над i, а это вносило смятение в мою душу. Смогу ли я окончательно порвать с ним? Говорят, клин клином вышибают. Может, ухажера тут завести? Вон за обедом в отеле один наш турист так меня глазами и ест. Тоже любитель малолеток? И я сразу повеселела.

Вечером я этому туристу в ответ на его взгляд улыбнулась, и он тут же пересел за мой столик. Приехал он с друзьями, но они записались на экскурсию на турецкий Кипр, поэтому он в одиночестве. Мужик был приятный, хотя с Феликсом не сравнить. С Феликсом, к сожалению, никого не сравнить. Но если черта помянуть… Рядом с нами вдруг нарисовался Феликс с чемоданом и глядел сурово:

– А ты времени зря не теряешь.

– Так у меня его много, да и вся жизнь впереди.

Он схватил меня за руку и потащил мимо ошеломленного моего сотрапезника. Нашел он меня легко – позвонил в мою фирму, узнал, что я в отпуске и где именно. А дальше дело техники. Вот и прилетел. Скорей бы уж покончить со всем этим, потому что мне было тяжело на него смотреть. Такой родной, близкий, желанный…

– А ты чего приперся? Жена опять уехала? – стала нападать я.

– Дура!

– Найди поумней!

Так мы препирались, пока он устраивался в отеле, стараясь не отпускать мою руку. Пришли к нему в номер.

– Мне твоя самостоятельность поперек горла стоит, – зло сказал Феликс. – Мы все же вдвоем. И надо было…

– А не втроем? – перебила его я. – Или даже вчетвером. Жену с дочкой ты не учитываешь?

– Учитываю. Но я, между прочим, развелся.

– А я почему не в курсе? Так кто из нас самостоятельный?

– Сюрприз хотел тебе сделать. А вместо этого ты мне. Так что случилось? Что жена у меня есть, ты знала. С чего вдруг не люб стал?

А я вся на нервах была, и потому вдруг заревела. Он меня обнял. Феликс наконец разменял свою квартиру – с этим он к нам в агентство и приходил. И размечтался: приведет меня в новое жилье, расскажет о разводе и будет у нас праздник. А оно вон как все обернулось.

– Так почему ж ты сразу не сказал, что находишься с женой в стадии развода, когда мы только встречаться начали?

– Я хотел тебя проверить. Если любишь, останешься со мной при любых обстоятельствах, а если тебе дороже принципы, то сразу свалишь, узнав, что я женат.

– Ничего себе логика, – перестав всхлипывать, отозвалась я.

– У всех свои тараканы.

– А дочка?

– Дочку я никогда не брошу. Так что ты имей в виду. Придется и тебе ее полюбить. Иди сюда, Бымзик…

Неделю на Кипре мы провели, словно молодожены. А когда вернулись, я свою подругу Алку свидетельницей на свадьбу позвала. Тут она мне говорит:

– Я так и знала, что ты первой замуж выскочишь. Знаешь, всегда тебе завидовала. На меня западают только заносчивые типы, которые неизвестно что из себя корчат, а тебе всегда доставались настоящие мужики – душевные, заботливые… За таких и замуж не грех пойти, даже если они звезд с неба не хватают.

Вот-те раз! Я так и села. Надо же! Я ей завидовала, а она мне. И я ответила подруге: