13

На закате с улицы послышался знакомый свист. Волк хоть и ждал его, так и не поспел за Птахом. Тот поджидал у ворот корчмы.

Птах молча петлял по улочкам, точно путая следы. Уже стемнело, когда он забрёл в безлюдный переулок. В тупике возвышался густым лесом заброшенный сад. Меж разросшихся яблонь и вишен доживал своё старый покосившийся дом. Дверь его была приоткрыта и прижата скособоченным крыльцом.

В нос ударил запах сырости и плесени.

– Сюда, – поманил внутрь Птах.

Крыша дома съехала, подгнившие стены просели, а половицы жалобно скрипели под ногами. Птах скользнул во вторую комнату и поднял половицу:

– Давай в подпол.

Волк растерянно огляделся: а ну, как запрут его здесь, и сдадут князю. Он осторожно нащупал рукоять поясного ножа:

– А наш дерзкий Щенок на деле-то не такой и храбрый оказался, – выглядывая из подпола, заржал Косой.

Вниз вела крепкая лестница, не иначе ворованная. Влаксан медленно, как на охоте, спустился вниз. Под домом был вырыт глубокий земляной подвал, размером с небольшую клеть. Птах устроился прямо на лестнице, точно петух на жерди. Косой сидел в углу на плоском тюфяке. Волк опустился на пол около Птаха: если и начнётся заварушка, главное – не дать Птаху забраться наверх. На земле он немощен, как младенец, а Косой один не воин.

– Добро пожаловать в гости, итить его! – захохотал Косой.

Влаксан молча кивнул.

– Молодец, Щенок. Не ожидал от тебя такой прыти. Теперь вот так, – развёл руками Косой, – здесь нас вряд ли кто услышит, коль не орать, аки анцибал. Но шибко тут не поживёшь: найдут – точно за задницу схватят. А там Брониимир разбираться-то не станет, решит, что заговорщики и поминай. К Быку нонче тоже не подобраться. Он и Инг снаружи, Птах на посылках. В слободах конные рыщут, заходили в каждый дом, – произнёс Косой, и, неожиданно повеселев, погрозил Волку пальцем, – Ты был прав, Щенок! Действительно искали скомороха в маске кабана, который хорошо с ножом управляется.

– Так это был каба-ан, – протянул Волк.

– Чавой? – не понял Косой.

– Ты даже не разглядел, кем вырядился? – засмеялся Птах.

– Больно оно было надо.

– Молодец, Щенок. Молодец! – покачал головой Косой, – я-то правда не ожидал, особенно, когда баба тебя поймала. Думал всё – пропало дело. Ни княжонка не видать, ни тебя уже. А ты ловко выкрутился. Не дрогнул!

Птах странно кудахнул. Косой продолжал веселиться:

– Вот, Духи видят, едрить его! Был уверен, что ты только кур резал раньше! Одно дело – охранником кому наняться, да коль придётся шугануть воров, другое – вот так вот…

– Хорош, – перебил Волк.

– Эх! – покачал головой Косой. – А имя-то ему какое дали чудное! На твоё похожее Граксан, Грисан…

– Градсан, – поправил Волк, закрывая глаза. Меньше всего хотелось думать, что Духи уже приняли княжича, и теперь придётся отвечать перед ними.

– Колдун говорил, это на языке гор.

– Да, – кивнул Влаксан, – На языке гор – это «Защищающий Сын» или «Сын Защитника», как сказал Брониимир.

– Что же, выходит, ты с Награя? Тоже будешь чей-то сын по имени? – спросил Косой.

– Влаксан, на языке гор – «Волчий Сын».

– Вот так да! Это ты не Щенок! Ты Волчонок? – засмеялся Птах, – то-то тебя корчмарь Волком кличет. Я думал, ты так называешься, потому что тебе Щенок не любо, а оно вон как…

– Что там князь? – перебил его Волк, – Уже на казнил кого?

– Ага – радостно подхватил Косой, – воеводу своего, что пожар да мелкого проглядел. Колдуна одного… Сидят теперь на шестах над кострищем, в обе стороны глядят. На псаря он тоже зол. Не берут след, хоть ты тресни.

– Как они его возьмут? – дёрнул плечом Волк. – Там всё костром прожжено и затоптано … да и я будто не знаю, как собак со следа сбить.

Если Косой и Птах действительно поверят, что у него всё под контролем, то может и обойдётся.

– Псарь каждый день гоняет свору вдоль берега, князь велит. Я сам видал – поделился Птах, – И княгине достаётся. Она аж почернела с горя. Князь её лупцует. Ходит, лицо завесила прозрачным покрывалом, говорит, по сыну убивается, а на самом деле – синяки прячет.

– Ты-то откуда знаешь? – безучастно спросил Влаксан.

– Мне ли не знать? Сам видел! Хочешь, тебя свожу – поглядишь, – хмыкнул Птах.

– А чавой же? И я бы глянул, – хохотнул Косой.

– Куда тебе? Ты ловкий, как бревно! Такому в жизни не подлезть, а Щенок вполне управится.

– Упаси. Я бы поодаль от княжьих хором гулял, – отмахнулся Влаксан. – Что по делу?

– Ничего. Золото пока лучше придержать и сидеть тихонько. С города нос не совать, по дорогам больно не носиться. Князь не дремлет, ищет и ждёт, когда похитители себя выдадут.

– А малец где?

– Бык его тут же и передал, – кивнул Птах, – Быстро обернулся, так что обошлось. Теперь от нас зависит, как дальше обернётся. Главное, чтоб глупостей никто не наделал.

– Каждый день нам в пользу, – согласился Косой. – Пока у них ничего. Я жеж вкруг дворца ходил, слышал, как князь бесится. Гонцы пустые приезжают. Колдун награйский шибко зол, ждёт, когда его отпустит Брониимир. Кричал, что ноги его не будет в этом проклятом городе, едва ворота откроют. Он уверен, что холодные ведьмы бесчинствуют в Грате.

– Не думал, что кто-то всерьёз верит в эти байки, – кисло улыбнулся Волк.

– Да, не боись ты, Щенок! – Косой положил руку на плечо Влаксану, – не первый раз на нечистое дело идём. Такое серьёзное – оно, конечно, впервой, но что же мы не знаем, как затаиться? Обойдётся. Ты главное – живи, как жил, – Косой крепко сжал ему плечо, – не озоруй, и будет ладно.

Влаксан не ответил. Раньше он не задумывался о доверии, но теперь понял, что не шибко-то хотел, чтоб его жизнь зависела от таких людей, как Птах или Косой.

14

С утра Волк наведался к кожевнику. Крепкий седой мужик вышел из лавки, быстро глянул на него, и утёр пот со лба, пошёл в мастерскую:

– Что? И у тебя в заварушке сапоги подрезали?

– И у меня? – удивился Волк.

– Думал, только княжича под шумок упёрли? Много сейчас ко мне приходят. Всё кошельки и сапоги заказывают. Пройдись по перекупщикам, может, там чего своего найдёшь, – кожевник достал из-под стола ящик и стал в нём шумно рыться.

Волк пропустил мимо ушей совет:

– Что по сапогам?

Готовых нет, дёрнул плечом мужик.

– Готовых нет. Раскупили. Пошью за три дня.

Получив плату, кожевник приложил колодку к стопе Волка, и бросил её в ящик:

– Приходи через три дня.

– Мне бы ещё полукафтан без рукавов, и чтоб под горло, – Волк указал на шею.

– Есть охотничьи, с рукавом и без. Вон, погляди в том углу, – махнул в тень кожевник, усаживаясь за стол.

Влаксан обернулся и приметил у стены сваленные в кучу разные кожаные кафтаны, полукафтаны и пояса.

– После праздника все как с ума посходили! Сапоги подавай да мелочь всякую… рукавицы, кошельки… на охотничье и раньше спрос был не велик, а после закрытия ворот и вовсе хоть пропадай.

– Я возьму этот, – указал на понравившуюся безрукавку Волк.

– Хорошо. Два серебряных.

– Сколько? – поперхнулся Влаксан, – сам говоришь, никто не берёт.

– Он без тебя два года лежал, полежит и ещё два. Мне не мешает. А там, глядишь, Брониимир и разрешит охоту, будет и спрос, продам и за три…

Кожевник говорил тихо и невозмутимо, не отрываясь от работы.

Волк выложил два серебряных и быстро надел жилет. Двигаться в таком наряде стало сложнее, но и проткнуть его не просто. Косому придётся не мало изловчиться, чтоб попасть под ворот, а незаметно пробить кожу силёнок у него не хватит. Отец надевал такую безрукавку на охоту, чтоб в запале зверь не подрал шею.

По главной улице, позванивая бубенцами, проехала княжья повозка. В этот раз она не была укрыта пологом, и в открытой телеге среди цветов, тёмными истуканами сидели княгиня и её девки. Все в чёрном, лицо княгини закрыто полупрозрачным покрывалом. Городские ворота отворились и тут же снова затворились, едва выпустив княгиню.

– Поехала по сыну убиваться, – пробурчал уличный попрошайка.

– По сыну? – переспросил Влаксан.

Вдруг бедняк знает, чего интересного.

– Каждый день ездит. Цветы возит, рыдает. Только для ней князь повелел ворота открывать.

– А что ж псарю?

– Так, не гоняет уже. Вчера под стражу взяли, – почесал грудь попрошайка.

Влаксан удивлённо уставился на мужика. Вот так так! И как же это Косой да Птах вчера недоглядели.

– Зуб даю! – мужик щёлкнул ногтем по гнилому зубу, – глядишь, скоро ещё одного на кол посадит!

Волк внимательно смотрел на мужика: не поймёшь, сколько ему лет, ободранный, весь в пыли и размытых пятнах, спутанная грязная борода и волосы. Он точно на улице уже давно, и ему ничуть не жаль людей. Глаза мужика горели любопытством, когда он говорил о казни.

Бросив ему медяк, Волк побрёл к лубочникам. Надо бы хоть лапти найти пока, да придумать, чем занять себя днём, покуда город закрыт. Благо для вечеров есть кабаки, корчмы и весёлые дома.

Весь день Волк шатался по улицам, в Торговый конец вернулся только к вечеру. В обеденной уже собрались любители подгулять. Даже музыканты, пришедшие к празднику, и запертые теперь в Грате. Один успел сложить песню про горе князя. Он так славно выводил:

«Ах! Занялся пожар,

Горит всё кругом –

Кабан обокрал княжий дом!»

Песня тянулась долго и путано, заканчивалась горем безутешной красавицы-княжны. Девки облепили гусляра, вздыхая о печальной истории.

– Грустная песня, – закатила глаза крупная девка, усаживаясь рядом с Волком.

– Праздник был ещё грустнее, – ответил Влаксан.

– Это у тебя невесту задавили?

Волк закашлялся и удивлённо уставился на девку.

– Мне твой друг сказал, – показала в сторону девка.

Волк обернулся: Любомир радостно махал ему рукой. Огромный синяк растёкся в половину его лица. Волк хмуро кивнул Любомиру, кажется, с таким болтливым «другом» придётся осторожнее коротать время.

– Ему знатно досталось, – вздохнула девушка. – А ты красивый.

– Ты тоже хороша, – вскользь глянув на девку, привычно ответил Влаксан.

– Меня Гулькой звать. Жаль, что праздник так обернулся. Я думала, найду жениха, – вздохнула девка.

Волк снова подавился. Вот так заявление! Даже пиво поперёк горла встало. Девка озабоченно глянула ему в глаза:

– Болеешь?

Влаксан покачал головой:

– Не думал, что девушки, коротающие вечера в корчме, ищут женихов.

– Чем же я хуже других? – искренне удивилась Гулька.

Волк молча подвинул ей кружку.