До новой комнаты Марка проводили не слуги – сам Кристоге. На следующий день после разговора за ужином он принял решение, что гость должен переехать в восточное крыло. Афенор выбрал комнату на первом этаже, где жили Переделанные, и это выглядело негласным намеком: ты можешь оказаться среди них.
Пока они шли по коридору, Марк спросил:
– Остальные тоже будут жить в восточном крыле?
– Они уехали.
– Что? Куда?
В течение двух дней ни в столовой, ни в саду, ни в коридорах Марк не встретил никого из людей, но списал это на дела, другой распорядок, огромную территорию – что угодно, но не на то, что он остался единственным в доме под куполом человеком.
– Ты боролся с магией дольше других и пропустил отъезд. Среди этих людей не было делателей, – Кристоге равнодушно пожал плечами. – Я не могу дать им достаточно знаний, поэтому я отправил их к главам других орденов.
Дружбы с остальными у Марка не вышло, и безмолвный отъезд без прощаний выглядел закономерным – в отличие от согласия на него.
– Кто захотел учиться магии?
– Все, – Кристоге говорил тоном, не подлежащим сомнению.
Ладно Вадим – тот первым был готов броситься в омут. И даже Андрей – пороптав, он бы принял судьбу. Но Олег, который и до испытания сомневался? Или Алена, готовая работать в больнице, но не становиться магом?
– Я хочу увидеться с ними. Мы сдружились.
Кристоге легко улыбнулся, приподнимая брови:
– Правда? Вчера судьба остальных не волновала тебя – только сегодня ты спросил о них. Марк, я знаю подобных тебе: вы предпочитаете оставаться сами по себе, не принимая ни одну из сторон. Но не думай, я не держу. Когда с обучением будет кончено, ты можешь отправить в Арьент и повидаться с остальными.
Марк не успел ответить, как Кристоге гостеприимно распахнул перед ним дверь, приглашая в комнату, обставленную в сине-серебряных тонах и состоящую из большой спальни и рабочей зоны.
Первой же ночью Марк проснулся от крика. Он прислушался, сев на кровати, но сквозь открытое окно доносилось только пение птиц, встречающих рассвет. Наверное, собаки выли – ночью их спускали с цепи.
Однако едва Марк лег набок, звук повторился. Это не могло быть воем, кричала женщина, громко и визгливо, точно поросенка режут. Он снова сел, подождал, подошел к двери. Тишину опять прорезал крик – это был тот же фальцет, но уже отчаявшийся, с надрывом.
Марк медленно повернул ручку, выглянул – коридор пустовал. С лестницы послышались торопливые шаги, приглушенные мужские возгласы, грохот, будто кто-то упал. Крадучись Марк прошел еще немного.
– Господин, – из-за поворота резко появилась сухопарая служанка, ослепляя зажатой в руке лампой. – Если вам не спится, я могу сделать успокаивающий настой.
– Да, – Марк с рассеянной улыбкой провел рукой по волосам. – Вроде бы кто-то кричал?
– Одной из кухарок показалось, что к ней в кровать кто-то пробрался, и она перепугалась, – опустив фонарь, служанка досадливо поморщилась. – Позвольте проводить вас до комнаты, а затем я принесу вам настой.
Плохая ложь. Прошло не больше двух минут – слишком мало, чтобы разобраться в случившемся и дойти из части для слуг до восточного крыла. Но пусть будет так, пусть будет так.
– Спасибо, – снова улыбнувшись, Марк вернулся к себе.
Вылив настой в окно, остаток ночи он провел без сна, и едва миновало семь, спустился в малую столовую. Кристоге был полуночником и никогда не завтракал раньше десяти, но сегодня он уже был там. Под глазами залегли круги, он хмурился и постоянно поджимал губы, и даже не сказал своего привычного: «Я рад…» Видимо, ночное происшествие не оставило ему поводов для радости – так чем оно было на самом деле?
***
Собрав со стола книги, Марк принялся расставлять их на полке. Обучение началось с чтения. Кристоге возводил знания в абсолют и требовал превосходного понимания теории. Занятия проходили ежедневно, в библиотеке Марк проводил времени больше, чем в спальне, а к себе возвращался, неся стопку сделанных за день записей. Кристоге дал ученику три месяца, чтобы овладеть основами, и планировал к середине лета допустить его к работе.
Ставя последний том на место, Марк заметил, что кто-то всунул книгу на полку так небрежно, что она могла вот-вот упасть. Он положил руку на корешок, чтобы поправить, и заметил название: высокими, черными буквами было выведено: «Один против судьбы» и нарисован скрипичный ключ.
Так назывался роман о жизни Бетховена. Все детство Марк восхищался композитором и с удовольствием прочитал книгу – это ведь не могла быть она? Он выхватил томик из ряда. На блекло-желтой обложке под мужским портретом в виде гравюры острыми буквами было выведено имя автора. Другая книга.
Марк открыл первую страницу, скользнул взглядом по названию типографии, году печати, пролистал содержание. И здесь речь шла о судьбе композитора, а ведь это был уже не первый раз, когда он замечал общее в названиях, именах. Могло ли это быть совпадением? Или люди не впервые оказывались здесь?
Марк протянул руку, чтобы поставить роман на полку, и снова прижал к себе. Захотелось забрать его с собой, будто это та, прочитанная дома книга о любимом композиторе. Он смущенно улыбнулся, как мальчишка, пойманный за кражей конфет. Он что, скучал по дому? По упущенным возможностям? По музыке? Казалось, что ответ на все один – нет. Воспоминания о семье он бы сам с радостью оставил. О работе? Смешно! Единственное любимое дело пришлось оставить, но, наверное, это было к лучшему, и музыкант из него все равно не вышел бы. Друзья? Их Марк сторонился в обоих мирах.
Сунув книгу на полку, он подхватил свои записи и быстрым шагом направился в комнату, чтобы оставить их. Там он сверился с часами, взглянул в окно – что-то заставило всмотреться в сад еще раз.
С Переделанными Марк жил на одном этаже, но их будто не было вовсе – в коридорах он встречал только слуг и гостей Кристоге. Он надеялся, что Дракон больше расскажет о переделке, и собирался «случайно» столкнуться с девушкой. Примерно в это время она всегда возвращалась из города или выходила из флигеля, и подстроить встречу не составляло труда.
Но он все вглядывался в окно, пока на лице не появилась улыбка пренебрежения к самому себе. Он же все решил, им надо поговорить, он должен узнать о Переделанных. Однако за всем этим прятался страх, и его не оставлял вопрос: зачем он лезет? У Кристоге была своя правда, и афенор предлагал возможность – за нее стоило ухватиться, поблагодарить и попробовать стать своим. Найти что-то, хотя бы здесь.
Да, переделка казалась кощунством – таким было правило этого мира, и нравится ли оно, никто не спрашивал, его стоило принять, как данность. Да, он слышал крики, замечал странных людей по ночам – случайному гостю без прав, без голоса не стоило играть в борца за истину. Правда редко бывает красивой, и вряд ли он скажет себе «спасибо», добравшись до нее.
Еще более быстрым шагом Марк вышел из комнаты и направился в сад искать Дракона. Вот последнее, решающее – да, он мог узнать что-то плохое, да, влезая, куда не просят, он рисковал, но еще большим риском было молчать и соглашаться неизвестно на что.
Спустя полчаса шатания Марк увидел заходящую с улицы девушку, и по надменному взгляду, достойному афеноров, по решительной походке стало ясно, что ставка сделано неверно, едва ли Дракон с охотой ответит.
Не показывая удивления, она смотрела на Марка и ждала, что тот заговорит первым.
– Привет, – он старался улыбаться как можно искреннее.
– Привет. Как ты себя чувствуешь? Извини, что ударила тогда, но ты выглядел, как не в себе, я боялась, ты сделаешь что-нибудь.
Марк опешил: он уже приготовился к насмешке или короткому холодному ответу – они отлично вязались с образом Дракона, но ее голос звучал искренне, с участием. Это было приятное меццо-сопрано, и его красивый тембр дал ей крошечное очко доверия.
– Потом ты спасла меня, и я хотел сказать «спасибо».
Дракон фыркнула:
– Если бы ты искренне хотел поблагодарить, ты бы пришел раньше. Извини, мне пора.
Девушка решительно шагнула к дому. На ходу она сняла пальто, еще мокрое от дождя, идущего по ту сторону стекла, и осталась в темном платье, оттеняющем светлые волосы. Эйлийки не носили таких – широкие рукава мешали работе, да и корсетов они не жаловали. Дракон больше напоминала афенорку: она была достаточно высокой для девушки, с бледной кожей. Однако еще она была Переделанной, про которую Кристоге обронил фразу: «Она больше всех нас».
– Позволь помочь тебе, – Марк протянул руки к пальто. – И проводить.
Со вздохом девушка подала ему верхнюю одежду.
– Я извинилась и поинтересовалась твоим здоровьем, ты взял мое пальто – каждый сделал по шагу вежливости, мы можем идти в молчании?
Обманчиво-мягкий голос закончился, оставив после себя только холод. Однако упускать шанс казалось просто глупым: она из Переделанных, по-свойски держится с сурреем и, кажется, близко общается с Кристоге – с ней связано достаточно загадок.
– Я хотел…
Едва ступив на лестницу, ведущую к аллее с птичьими статуями, Дракон повернулась, став чуть выше Марка:
– Почему я должна говорить с тобой? Назови хоть одну причину. Кристоге знает о твоих вопросах? Как думаешь, они ему понравятся?
Марк развел руки, показывая, насколько он открыт.
– Я чужой здесь. У меня ничего нет, и я ничего не понимаю. Конечно, я буду задавать вопросы, чтобы понять. И Кристоге, и остальным. Я хочу узнать этот мир, вот и все.
Девушка вздохнула, с сомнением смотря в ответ. Марк улыбался ей и старался вложить в улыбку всю искренность, хоть и была ее капля.
– До дверей моей комнаты три минуты. Ты можешь спросить меня, но идти я буду быстро.
Круто повернувшись, Дракон поспешила по лестнице. Марк успел разглядеть ее рожки, достаточно острые на концах, того же бежево-коричневого цвета, что чешуя.
– Как тебя зовут? По-настоящему?
– Теперь я Дракон, – она говорила с толикой пренебрежения, хотя Марку все равно показалось, что он уловил грустную ноту. – Это правда то, о чем ты хочешь узнать?
Несколько раз Марк слышал имена Переделанных: Крошка, Многорук, Видящий – он хотел проверить догадку, что им оставляют только прозвища, связанные с изменениями. Кроме того, имя могли указать на расовую принадлежность девушки: у сурреев они были короткими, из трех букв, у эйлов – немногим больше, а самые длинные носили афеноры.
– Да. Почему Дракон?
О проекте
О подписке