Глава 11

Уже не один раз и не два, в последнее время, особенно после памятной ночи, когда я поняла, где оказалась, мои раздумья проходили как бы в виде диалога между мной и моим внутренним я, которое начало принимать какие-то странные формы, в зависимости от темы нашей внутренней беседы. То оно читало мне лекцию в виде лохматого профессора, то механическим голосом робота выдавало сухие факты, то успокаивало обволакивающим шёпотом влюблённого мужчины. Я начала подозревать, что у меня развивается шизофрения с раздвоением личности, как последствие травм, потери крови и сотрясения мозга, а также стресса. Но мой мозг властным, начальствующим тоном сообщил, что на фоне пережитых травм и потрясений я просто наконец-то научилась слышать и слушать свой внутренний голос, который отныне всегда будет со мной, то есть во мне, где оборудует для себя персональные апартаменты. А вот общаться он будет в такой форме, в какой сам посчитает нужным. Сказал как отрезал.

В тот момент почему-то пришла мысль, что в доме может поселиться домовой, а в моих мозгах появился… Мозговой, и очень похоже, что он этот самый мозг и будет мне выносить. А ещё через несколько секунд родился какой-то идиотский стих по этому поводу, хотя никакой склонности к поэзии я за собой никогда не замечала:

 
В доме с длинною трубой
Поселился домовой.
Он не курит и не пьёт,
Но хозяйство всё ведёт.
А в моей же голове
Черти спели на заре…
Навести порядок свой
Сможет личный Мозговой!
 

Когда внутренний голос услышал это моё первое стихотворчество, то сказал, что в целом суть отражена верно и ему вполне нравится, но лавры знаменитой поэтессы мне точно не светят. В общем, вот как-то так я и познакомилась со своим внутренним другом.

Поэтому, лёжа в полумраке и закрыв глаза, я как бы постучала в воображаемую дверь, и мне ответили: «Входи!» Открыв её, я вошла в старинную библиотеку с массивным столом в центре круглого пространства, высокими стеллажами книг по всей окружности и большим глобусом с орбитами и спутниками на тонких проволоках. Я обалдело осмотрелась: «А неплохо он устроился, и библиотека шикарная, сама бы тут жила».

Голос моего разума стоял на лесенке и что-то искал среди древних фолиантов. Он выглядел как типичный профессор: седой, в бордовом бархатном халате и с моноклем в глазу:

– Ну что надумала? – осведомился он, не отвлекаясь от своего занятия.

– Да вот у тебя хотела спросить, что делать и что думать.

– Вот, нашёл… – он быстренько спустился и помахал перед моим носом какой-то мятой бумажкой. – Как думаешь, что это?

– Не знаю.

– Это будущая карта материковой части Окатана, я уже начал её составлять. Догадываешься зачем?

– Нужно бежать отсюда, – я вздохнула, – как можно быстрее и как можно дальше.

– Умница! – и профессор послал мне воздушный поцелуй.

– Только как и куда?

– Думаю, что скоро мы поймём, а пока очень мало информации, чтобы принять какое-либо решение, но уверен, что Дайк знает, как и куда, он поможет тебе. Спроси ещё что-нибудь…

– Почему я понимаю разговоры, а у самой не получается связать и двух слов? Я ведь прекрасно понимала, что говорит Дайк, но отвечала на своём языке, и конечно, он не понял. Как такое может быть?

Мозговой уселся в мягкое кресло за столом и сцепил пальцы в замок:

– Всё просто и сложно одновременно. Сейчас, а точнее, после той ночи над обрывом, когда ты поняла, что это не Земля, и убедилась в этом, некоторые части твоего мозга, под воздействием сильнейшего стресса и напряжения, как бы перенастроились или перепрограммировались, и главную роль в этой перезагрузке сыграла та химическая подготовка, которую провёл Дайк, давая тебе отвар травки, которую ты так не любила пить. Если упростить, то можно сказать, что твой мозг настроился на принятие других частот. Ты ведь знаешь, что реакции мозга имеют электрохимическую природу?

– Да, знаю.

– Поэтому, Кари, – он поднял указательный палец, – ты понимаешь всё, что говорят вокруг, но не на уровне языка, языка ты пока не знаешь, а на уровне мозговых вибраций, то есть частот той речи, которую ты слышишь.

– Я читаю мысли?!

– Не-е-ет! Ты не читаешь мысли! – он быстро замотал головой в стороны. – Ты только улавливаешь частоты языка. Твой мозг, то есть я, обрабатывает их, переводит на твой родной язык и выдаёт в качестве понимания. Понятно? – и профессор уставился через дурацкий монокль.

– Не-е-е совсем…

– Так, ладно, объясняю для тупых. Звук – это вибрации, то есть колебания, так?

– Так.

– Любое колебание имеет частоту, так?

– Так.

– Разговор или речь – это также колебание воздуха, которое обладает своей частотой, так?

– Допустим…

– Из-за различий произносимых звуков, тембров, интонаций и так далее каждый язык имеет свою индивидуальную частоту колебаний, так?

– Так.

– Да хватит такать уже!

– Ты первый начал.

Мозговой нахмурился, но, махнув рукой, продолжил:

– Поехали дальше. Любое ухо устроено таким образом, чтобы улавливать эти колебания и соответственно частоты. Я доступно объясняю?

– Вполне.

– Слыша речь, то есть улавливая эти частоты, ухо отправляет сигналы в мозг, которые он воспринимает и обрабатывает…

– Всё-всё хватит, стоп… – я выставила ладонь вперед. – Дошло, я поняла.

– Что ты поняла?

Я собрала мысли в кучу:

– Некоторые частоты моего мозга теперь совпадают с частотами мозга окружающих меня людей, и я, буквально не понимая значения слов, воспринимаю сразу частоту сигнала и перевожу в понятный для себя.

– Правильно!

– То есть, для того что бы говорить самой, а не просто принимать частоты, как радиоприёмник, язык придётся учить обычным способом.

– Десять баллов! – засмеялся мой внутренний умник.

– Но подожди… – я на несколько секунд включила паузу. – А не значит ли это… что… – открывшаяся перспектива была потрясающа, – теперь я смогу понимать любой язык, ведь мой мозг напрямую считывает частоты речи, которую слышит, и может перенастраиваться?!

– Очень велика вероятность, что так и есть. Отлично! Соображаешь, когда хочешь! – он радостно потёр руки. – Ну, хватит на сегодня, проваливай. Сейчас твой ночной воздыхатель заявится, а я не хочу при этом присутствовать. Развлекайся пока.

Внутренний голос взмахнул руками – и я открыла глаза.

«Хорошо поболтали, – я удовлетворённо хмыкнула, – и библиотека красивая». В голове всё разложилось по местам, ответы на возникшие вопросы я получила, и то, что придётся вскоре делать отсюда ноги, уже так не пугало. Первый этап моей жизни здесь, на Окатане, подходит к своему завершению. Нужно идти дальше, узнавать этот мир, учиться жить здесь и главное – искать путь домой.

Мысли прервал шорох. «Явился, не запылился, – злобно подумала я. – Сеанс вынюхиваний объявляется открытым». Кулаки сжались сами собой. Спокойствие, только спокойствие. Как-то сегодня терпеть атамановские штучки совсем не хотелось. По старой привычке я начала считать и дошла уже до сотни, но ничего не происходило. Карелл просто лежал рядом, не проявляя ни капли активности.

«Может, спит уже? – мелькнула мысль. – Устал, переход был дальний и к бурдюкам вечером все неплохо приложились». Но надежда не оправдалась. Повернувшись набок, Атаман обнял меня и привычно уткнулся носом. Вот и пришло время узнать, что же такое «отари».

Как только он не называл меня этой ночью: и красавица, и любимая, и девочка моя золотая. Он шептал, что мой запах сводит его с ума, что ни одна женщина в его жизни не доставляла ему столько наслаждения, что я как глина в его руках, из которой он лепит свою мечту. Прямо-таки Омар Хайям! И без конца, хриплым шёпотом, отари… отари… отари… Так как это слово я чётко знала, то уловить смысл не составило труда. Отари – это звёздочка. Так вот от кого пошло моё прозвище! Подслушивают, значит! Вот банда извращенцев! Также я поняла, почему ранее, когда звёздочкой меня назвал Мелкий, я не догадалась, что означает «отари». Мелкий произнёс другое слово, но с этим же смыслом, возможно, синоним или из другого языка.

Карелл был нежен как никогда, соскучился наверно. От его ласковых слов, которые я уже прекрасно понимала, поглаживаний, сильных рук и жарких объятий накатила такая волна возбуждения, что, когда он, как обычно, всё закончил, я чуть не взвыла. Первый раз за мою сознательную сексуальную жизнь меня так обломал мужик. Никого и никогда до этого я так не хотела, как его в тот момент. Головой я понимала, что всё хорошо, я веду себя правильно и, возможно, именно пассивность, молчание и страх с моей стороны так привлекают его. Но как же хотелось в ту минуту, чтобы он сделал всё по нормальному! Я бы не возражала, а потом будь что будет.

Через пять минут он уже спал, вжавшись носом в мою макушку. Я была в шоке от своих эмоций и медленно приходила в себя. Карелл обнимал со спины, а я, слушая его ровное дыхание, вспоминала слова Дайка о том, чтобы не смела даже думать, будто бы могу что-то значить для Атамана. Не хотелось в это верить. Совсем не хотелось… после всего.

Прикрыв глаза, я позвала Мозгового. Ответа не было. Позвала снова и услышала раздражённое: «Я уже сплю, и ты спи, потом поговорим». И раскатистый храп. Вот гад! Он в моей голове ещё и храпит! Хорошо, что этого никто не слышит, кроме меня. Вот было бы весело – испускающая звонкие рулады «звёздочка»! На этом я и заснула.

Глава 12

Первой проснулась почему-то я, обычно было наоборот. Карелл лежал на спине, повернув голову в мою сторону. Первый раз я видела его так близко при нормальном освещении. Занавеска была задёрнута, и что происходило в хижине, я не видела. Привстав на локте, я всмотрелась в его лицо. Обращённая ко мне, целая половина была расслаблена, а длинные волосы, без намёка на седину, разметались по плечам. Сейчас ему можно было дать лет тридцать пять, не больше. Несколько тонких морщинок в уголке глаза, высокий лоб, нос с маленькой горбинкой и немного хищные ноздри. Когда не было видно уродливого шрама, выглядел бандитский начальник гораздо моложе: тёмная щетина, красивое тело, сильные руки с рельефной мускулатурой, лежащие под головой. А мужик-то брутальный и даже красивый, на мой взгляд.

«Ну-ка, ну-ка, а это что такое?» – я присмотрелась. На правом плече виднелся какой-то узор, опоясывающий по окружности бицепс. И это была не татуировка. Рисунок выглядел как впечатанный в кожу след от широкого браслета, похожий на наложенные одна на одну чешуйки. Я подвинулась поближе. Точно, отпечаток. Как будто был одет браслет, потом его сняли, а вдавившийся контур только-только начинает исчезать. Но никаких подобных украшений я на Карелле ни разу не видела. Хотя кто его знает, может, он и носил, но под рубашкой было незаметно.

И тут он открыл глаза. Я дёрнулась от неожиданности. Полежав несколько секунд, мужчина приподнялся, как-то очень недобро зыркнул на меня и, схватив рубаху, которая валялась в ногах, пулей вылетел из хижины.

– Ну что? – раздался голос из головы. – Убедилась, что Дайк прав?

– Убедилась. Надо драпать отсюда как можно скорее иначе рискую получить «стокгольмский синдром», когда жертва влюбляется в своего палача.

– Убежим, нужно только время, чтобы подготовиться.

Почти весь день я провела на любимой полянке. Очень хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать вообще ничего и таким образом себя не выдать. Всё-таки утром я сильно испугалась, что чем-то не угодила Кареллу. Его злобный взгляд из-под широких бровей нет-нет да и всплывал в памяти. Чтобы отвлечь от тревожных мыслей, Мозговой травил похабные анекдоты, а я и не знала, сколько всякой пошлятины хранила, оказывается, моя память.

Банда готовилась к новому походу. Дайк носился по хозяйству, остальные сбегали на охоту и принесли штук десять небольших птиц, похожих на куропаток. Атаман же, почти до ужина, провалялся на тюфяке, а когда разделали и запекли несколько тушек, взял половину одной, завернул в чистую тряпку и ушёл в лес. И куда он, интересно, на ночь глядя?

Проснулась я оттого, что мне зажали рот. Открыв глаза, я рассмотрела Дайка, который прижимал палец к губам, показывая молчать. Я кивнула. Он убрал руку и поманил за собой, я быстро натянула угги. Возле двери лежала пара чем-то набитых мешков, один из которых мой нянь всучил мне, а другой положил на моё место и прикрыл одеялком. В хижине раздавался дружный храп, но, пересчитав лежащие тела, я поняла, что Карелла нет – его тюфяк был пуст.

Ночь стояла глухая, до рассвета ещё далеко. Развязав мою привязь, Дайк закинул мешок за плечи и повёл меня за собой. Было холодно, но от быстрой ходьбы я согрелась. Сначала мы шли, а точнее, почти бежали к водопаду, но, не доходя до него, свернули, огибая скалы по дуге. Лес не спал: доносились какие-то шорохи, потрескивания и постукивания, звуки, похожие на чавканье, а в густых кронах шумел ветер.

Через несколько минут мы пришли. Только куда? Опустившись на колени, Дайк пошарил руками по земле и, резко дёрнув, отодвинул замаскированную мхом и опавшими ветками крышку то ли лаза, то ли люка. Парень оглянулся и в темноте его глаза хищно сверкнули. Меня аж передёрнуло! Поманив за собой, он начал спускаться. «Туда?! Вниз?! В кромешную тьму?! Да ни за что!» Слишком хорошо ещё помнилась чернота и пустота, в которую я падала почти три месяца назад, поэтому и стояла истуканом. Снизу послышался шёпот:

– Не бойся, лезь сюда.

Присев на корточки, я нащупала лестницу. Эх, знала бы, что ждёт впереди, точно бы не полезла! «Ну, с богом!» – сказала сама себе и начала спускаться. Внизу зажёгся тусклый огонёк. Дайк ждал, держа в руке маленький факел. Спустившись, я осмотрелась. Мы стояли в небольшой пещерке, а впереди чёрной дырой зиял узкий проход. Передав мне факел, Дайк быстренько вскарабкался наверх и задвинул крышку. Пришло ощущение, что мы в могиле.

Освещая путь тусклым светом и согнувшись в три погибели, мы прошли по туннелю, наверно, метров двадцать, сложно сказать точно. Проход был узким, но ровным, и спускался под небольшим углом. Мне показалось, что рыли его не вручную, а с использованием каких-то механизмов, уж слишком он был правильным, почти гладким. Дайк остановился, и я уткнулась ему в спину. Мы оказались в маленькой пещере, такой же правильной формы.

– А теперь смотри, слушай и запоминай, – проговорил он обернувшись. – У нас очень мало времени.

Воткнув еле горящий факел в щель между камнями и пройдя чуть вперёд, к провалу в стене, он поднял что-то с земли. Это был не очень толстый канат с навязанными через небольшие промежутки узлами. Дайк потянул за него, и из дыры показалась странная тележка или вагонетка на колёсиках. Подойдя ближе, я заметила рельсы, на которых и стояло это транспортное средство. Сердце ёкнуло и заколотилось. Стало понятно, что будет дальше. Глядя на эту тележку, я никак не могла унять панику и ужас: по форме и размерам вагонетка очень напоминала гроб, только без крышки.

– Это спуск вниз. Я нашёл его в прошлом году, когда искал тайник Карелла. О нём никто не знает. Спустившись, ты окажешься у самого леса под обрывом. Пойдёшь строго на юг. Всё необходимое в мешке, – и он бросил его на дно тележки. – Еда, вода на первое время, в лесу много родников, закончится – найдёшь. Там же твоя одежда, в которой мы тебя вытащили из ямы, только от неё мало что осталось. Ещё я положил обычную верёвку, моток камо́рты^[1] на всякий случай и к ней фляжку с расслабляющим отваром, пользоваться ты умеешь… – парень грустно усмехнулся. – Только смотри, отвар береги, если потеряешь или разольёшь, то сама понимаешь, «слепую смерть» без него не снять. Ночуй, по возможности, на деревьях, ищи крупные плоские ветви, внизу ночью может быть опасно, а ты, я так понял, эту местность не знаешь.

Дайк говорил быстро, иногда сбиваясь на скороговорку, но я всё понимала, а также осознавала, что сейчас придётся спускаться в этом гробу туда, вниз, в черноту и пустоту, одной и идти неизвестно куда, через огромный лес в полном одиночестве. От страха ноги подкосились, а едва зажившая конечность дала знать о себе тупой тянущей болью под коленкой. Я прислонилась к холодному камню. Дайк подошёл близко-близко и, положив руки мне на плечи, судорожно прошептал:

– Я знаю, что тебе страшно… Мне тоже очень страшно… До следующей ночи я могу не дожить, и помочь тебе будет некому, – он перевёл дыхание. – Но за тебя я боюсь больше чем за себя, ты остаёшься совсем одна. Я не могу пойти с тобой. Солдаты террхана скоро будут здесь. Я не знаю, что случилось, как они нас нашли… Летун, с предупреждением от моего деда, появился вовремя. Тебе нельзя здесь оставаться, будет большая драка. Поэтому пойдёшь одна, а я должен остаться до конца. Может, Карелл сам убьёт меня, а не он, так солдаты…

Я всхлипнула. В горле надулся жёсткий ком, и градом хлынули слёзы.

– Не плачь… Не плачь, пожалуйста, а то я тоже сейчас заплачу.

Он вытер влагу с моих щёк:

– Главное, не бойся. В туннеле нет ничего страшного, кроме темноты, пару раз ты попадёшь под поток воды и всё. В тележке есть выемка, вот она, смотри… – он взял факел и осветил вагонетку. – Когда устанешь стравливать верёвку, всунь в неё узел и отдохни. Уклон небольшой, но туннель идёт по спирали, поэтому не упусти канат, иначе к концу скорость будет большая, лучше лишний раз остановись. Часа за два ты справишься, ты сильная… ты сможешь…

Тут уже я не выдержала. Бросившись парню на шею, я вцепилась в него повторяя:

– Дайк, нет! Нет! Я боюсь! Дайк! Я не хочу туда, мне страшно! Я умру в этой темноте! В этом гробу! Дайк, миленький! Не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй…

– Тихо… тихо, моя хорошая… – он гладил меня по спине, крепко прижимая и шепча в ухо. – Кроме своего имени, я не понял ни слова из того, что ты сказала, но я всё чувствую. Всё будет хорошо, запомни. Всё будет хорошо! Мы ещё обязательно встретимся! Такую девушку нельзя забыть. Если я буду жив, то обойду все земли, но найду тебя, хотя бы только для того чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке! Слышишь? Всё будет хорошо…

Он, не переставая, гладил меня, а я не могла от него оторваться.

– Всё, всё, успокойся… – Нянь взял меня за плечи и хитро улыбнулся: – Кстати, я правильно понял тогда, тебя зовут Карина?

Я смогла лишь кивнуть, слёзы душили.

– Ну, вот и познакомились! А теперь всё, залазь в эту штуку, и так уже много времени потеряли.