Глава 2

Тина.

Это полная катастрофа.

Свадьба эта ужасная, ресторан дурацкий, мужчина, надевший мне кольцо на палец. Поцеловавший так, словно сожрать хотел. Он… слишком напористый для фиктивного мужа.

Закрываю глаза, дышу глубоко и размеренно, а лицо болит от фальшивых улыбок. Тело скованно, мышцы ноют, как после многочасовой тренировки, и всё, о чём мечтаю, – скинуть с себя дурацкое платье, распустить причёску, снять каблуки и лечь в кровать. Заснуть часов на сорок, и чтобы ни одна живая душа не посмела разбудить. Только сбудется ли? В последнее время я ни в чём не уверена.

Рука Кирилла закинута на спинку моего кресла. Мой муж сидит рядом, обманчиво расслабленный. Смотрит на танцующих в зале гостей, уже порядком поднабравшихся – свадьба получилась и правда, сыто-пьяной. Устроители могут собой гордиться. На часах почти полночь, многие уже разъехались, и отец в первую очередь – слишком тяжело ему в последнее время выносить шумные компании и не выдать своё состояние.

– Я сделал всё, чтобы ты не пострадала. Когда я умру, ты будешь в порядке, я об этом позаботился, – шепнул мне на ухо отец, ведя в танце, и от воспоминаний об этом горло сводит судорогой.

Где нашла в себе силы не разрыдаться на глазах у всех? Слёзы – не та роскошь, которую могу себе позволить. Я должна быть сильной – хотя бы ради себя самой.

О болезни почти никто не знает. Лишь я, папин врач и… Кирилл. Человек, призванный защитить меня от всех будущих неприятностей. А они обязательно случатся – я слишком хорошо знаю свою родню.

Кирилл прав: они настоящие стервятники. И подонки.

Смыкаю пальцы вокруг тонкой ножки бокала, делаю большой глоток шампанского, а улыбка, кажется, намертво приклеилась к лицу. Мы с Кириллом сидим на специальном возвышении за богато накрытым столом. Передо мной так много еды, на любой вкус. Изысканные ароматы щекочут обоняние, но вместо чувства голода испытываю отвращение. Будто бы на красивых блюдах не лобстеры и фуа-гра, а черви и тараканы.

Это нервы, которые приходится завязать в тугой узел, чтобы клокочущая внутри истерика не прорвалась наружу.

“Я должна быть сильной”, – мантра, которую повторяю про себя с того самого момента, как узнала о диагнозе отца. Единственного человека, которому на меня не наплевать.

Потому и согласилась на этот брак. Знала, что папа не станет кидать меня в горнило, платить мной по своим счетам. Всё, чего хотел отец, – чтобы я была в безопасности. С Кириллом Раевским мне ничего не страшно, он сумеет защитить. Другое дело, что играть роль счастливой молодой жены это не помогает.

Я думала, будет проще. Думала: обменяемся кольцами, поулыбаемся перед камерами специально отобранных и проверенных журналистов и разойдёмся по углам – играть роль только на людях. Но Кирилл своим поцелуем и поглаживанием руки, словами своими показал – ему мало всего лишь притворяться. Он хочет большего.

Только вот я ничего подобного не хочу.

– Расслабься, любимая, – в тоне Кирилла так много иронии, что невольно улыбаюсь. Ну, правда, смешно. "Любимая".

Рука Кирилла ныряет под скатерть и ложится на моё бедро. Светлое полотно свисает до самого пола, и это позволяет творить, что угодно и быть незамеченным. От неожиданности охаю, но Кирилл не пытается влезть под расшитую кристаллами юбку – его тяжёлая ладонь просто лежит поверх ткани.

– Смотри, как веселятся, – дёргает подбородком в сторону пляшущих гостей, а те, совсем им не по статусу красные и хмельные, выделывают вовсе немыслимые пируэты. – Счастливые такие.

– Они просто пьяные.

– Они забавные. Как обезьянки в цирке, – хмыкает и делает глоток виски. Бокал новобрачного, наполненный на треть, стоит напротив его пустой тарелки, но Кирилл даже не пытается притронуться к нему. Сегодня он выбирает напитки покрепче. – А ты? Счастливая?

– С чего бы? – я тоже усмехаюсь, потому что ни о каком счастье речи быть не может.

Не тогда, когда мой отец умирает, а на пальце кольцо от чужого и совсем незнакомого мужчины.

Мы с Кириллом до свадьбы виделись всего один раз. Просто посмотрели друг на друга, я кивнула, подтверждая согласие быть его женой, и ушла из отцовского дома жить своей незамысловатой и простой жизнью. Пусть я дочка важного криминального авторитета, это не значит, что норковые шубы валяются у меня под ногами, а бриллианты высыпаются из шкатулок.

– Ты красивая, – говорит Кирилл. – Слишком красивая.

– Не новость, – снова улыбаюсь кому-то из гостей, изображаю счастье, а на душе кошки скребут.

– Я словил сегодня с десяток озабоченных взглядов. Они все, включая моего брата, не против были бы тебя трахнуть, – снова его слова вгоняют в ступор, заставляют щёки наливаться краснотой.

– Ты говоришь ужасные вещи.

– Я говорю правду, – пожимает плечами и кивает незнакомому мужчине, покидающему зал. – От тебя, Тина, крышу сносит. И не только мне.

– Прибей её гвоздями, а то потоп будет, – советую и прячусь за бокалом шампанского. Жадно пью, рискуя захмелеть и потерять контроль над ситуацией.

Но я должна играть свою роль хорошо. Чего бы мне это ни стоило. Не только ради себя. А, впрочем, сейчас это никого не касается. Мои тайны – моя забота.

Но, Господи, как же это тяжело.

– Только трахать тебя смогу только я. Никто больше, – в голосе Кирилла появляется сталь, от которой меня прошивает страхом.

Безотчётным ужасом, и богатая фантазия рисует, что именно может сделать со мной этот крупный и сильный мужчина, если только захочет. Теперь я в его власти, и я совсем не знаю, на что Кирилл способен. Он ведь такой же урод, как и все в этом зале. Ненасытное чудовище, чьи руки по локоть в крови. Беспринципный и наглый, хоть и красивый, словно грех.

Ладонь Кирилла всё-таки проходится по шёлку юбки, а будто бы по голой коже.

– Не нарушай моё личное пространство, милый.

Отталкиваю его ладонь, намертво впечатанную в моё бедро, но тут одна из родственниц подходит к столу, горячо желает счастья и любви, а Кирилл с важным видом кивает, делая вид, что ему не плевать на все слова мира.

– Убери руку, – шиплю, когда снова остаёмся одни.

Кирилл вроде бы слушается, но напоследок проводит кончиками пальцев по моему предплечью. Невесомо, но настойчиво касается кожи, а меня передёргивает от возмущения.

– Мы не закончили, – лениво усмехается и, поднявшись на ноги, протягивает руку: – Пора танцевать.

Против традиции первого танца молодожёнов не попрёшь, и приходится согласиться.

Руки Кирилла ложатся на мою талию. Снова щёлкают камеры, свет в обеденном зале становится мягче и интимнее.

Так надо, Тина. Помни об этом. Помни о своём обещании отцу. О перспективах этого брака. Тебе он нужен, Тина, очень нужен, как бы ни был противен мужчина, прижимающий тебя к широкой груди. Ты выдержишь, справишься.

– Давай, детка, докажи, что смелая.

– Так тебя послать хочется, – вздыхаю и кладу руки Кириллу на плечи. Улыбаюсь широко, а мягкая романтическая мелодия, специально выбранная организатором торжества, ласкает слух.

Надо же, красивая песня.

Танец длится целую вечность, но всему в этой жизни наступает конец. Фарсу под названием “Бракосочетание года” тоже, и вскоре мы оказываемся в машине.

– Домой, дорогая. Пора отправляться в семейное гнёздышко, наслаждаться медовым месяцем, – в глазах Кирилла пляшут опасные черти, летают искры, но он не пытается приступить к медовому месяцу прямо на этих кожаных сиденьях.

Уже хорошо, правда?

***

– Добро пожаловать, – Кирилл распахивает передо мной дверь своего дома.

За спиной простирается роскошный двор – огромный, будто футбольное поле. Тихо шелестят листвой высокие деревья, вьются по забору лозы, вдалеке лают собаки – всё это перестаёт существовать. Есть лишь распахнутая в чужой дом дверь и темнота впереди. Темнота и неизвестность.

– О, забыл. Прости, я недостаточно опытен в брачных игрищах.

Не успеваю обдумать его фразу: Кирилл поднимает меня в воздух и переносит через порог.

– Тупая традиция, – говорю, ногами дёргаю, пытаясь высвободиться, но Кирилл упорно несёт меня вперёд.

– Брак – это вообще тупо, – равнодушно замечает Кирилл и в темноте его голос звучит глуше.

Когда наконец чувствую опору под ногами, меня слегка ведёт в сторону – кажется, шампанское всё-таки решило ударить в голову.

Раздаётся хлопок, свет загорается, и я жмурюсь, привыкаю. Когда зрение возвращается, осматриваю просторный холл, в котором вся мебель подобрана со сдержанным и элегантным вкусом. Мягкие свет падает из разных точек, и блики на стёклах и полированных поверхностях похожи на маленькие звёздочки.

Я словно нахожусь не в реальной комнате, а смотрю на картинку из журнала о ремонте и дизайне.

– Неужели у кровавого чудовища не должны висеть на стенах кабаньи головы? – растираю внезапно озябшие предплечья, стягиваю перчатки, но так и не решаю, куда их деть. Кинуть на пол в такой красоте – настоящее кощунство. Так и держу в кулаке комком бесполезных тряпок.

– Зверушек жалко, я ж не монстр, – кривая усмешка снова появляется на губах Кирилла.

– А людей, значит, не жалко?

– Людей слишком много, – пожимает плечами. – Они зачастую сволочи и подонки. Чего мне их жалеть?

Кирилл растирает шею, снимает пиджак. Тёмная ткань расплывается на светлом диване чернильным пятном. Кирилл остаётся в одной рубашке, которая только чудом не рвётся от малейшего движения, и строгих чёрных брюках. Даже галстука нет – это я замечаю только сейчас, на свадьбе было не до того.

Кирилл большой. Не толстый, не перекачанный до умопомрачения, но мышцы отчётливо проглядывают сквозь светлую ткань рубашки.

У меня нет оружия против него. На его фоне я слишком слабая. Он хочет меня – Кирилл даже не трудится скрывать свои желания и намерения. Будет брать силой? Неужели он настолько подонок?

В моей голове борются страх и надежда. Я видела мужчин, которые могут изнасиловать, я знаю их лично. Кирилл не похож на них. Но вдруг ошибаюсь?

Отворачиваюсь, рассматриваю стену, книжные полки с ровными рядами одинаковых корешков.

– Посмотри на меня, – от ледяного тона рябь мурашек проходит вниз по позвоночнику. – Устала?

Кирилл подходит близко. Останавливается в полушаге, мощной грудью едва мою не задевает. Из-за шума крови в ушах не услышала его шагов, а теперь бежать глупо. Не хочу, чтобы он растерянность и усталость за страх принял.

Кладёт руку мне на плечо, я дёргаюсь: мне не нужны его прикосновения. Ничьи не нужны.

– Что ты за дикий зверёк такой? – размышляет вслух, легонько сжимая пальцами моё плечо. – Тебя обижали?

Закусываю губу, на которой давно уже нет помады, и упрямо качаю головой.

– Я просто устала.

Ладонь Кирилла становится тяжелее, давит камнем, к земле пригибает. Муж наклоняется ниже, требовательно заглядывает в глаза, но я выдерживаю эту атаку. Дискомфорт нарастает, а гляделки, кажется, не закончатся никогда.

– Когда мы наедине, нет смысла трогать меня. Никто не видит, не нужно притворяться влюблёнными.

– Мне нравится тебя трогать, – Кирилл проводит рукой по моему плечу, вверх по шее, останавливается на линии челюсти, поддевает и цепко хватает за подбородок. – Теперь ты моя жена. Нам нужно решить, что делать со всем этим дерьмом, в которое мы вляпались.

– Ничего не делать. На людях я буду послушной женой, обещаю тебе. Свою часть сделки я выполню.

– А без свидетелей?

– Без свидетелей будем жить каждый своей жизнью.

– Что, даже трахать могу, кого захочу? – в низком голосе появляется ирония, но выражение лица остаётся каменным.

Глядя на Кирилла, сложно разобрать, что у него на уме. Он так много маскирует безразличием, холодной отстранённостью, только в тёмных глазах горит опасный огонёк, то и дело превращаясь в пожар.

– Конечно, – киваю, а Кирилл склоняет голову к плечу и внимательно рассматривает мои губы. – Ни в чём себе не отказывай, дорогой и любимый муж. Кого ты там предпочитаешь? Блондинок? Брюнеток? Лысых? Можешь хоть всех сразу, мне всё равно.

– Как мне с женой повезло, – восхищается, едва сдерживая смех. Даже покраснел немного. – А если я хочу трахать тебя?

– Ты озабоченный?

– Я нормальный здоровый мужчина без нарушений половой функции, а ты красивая молодая женщина. Всё просто.

– Счастлива за твой крепкий организм, – фыркаю и, дёрнув головой, освобождаюсь от чужих настойчивых касаний. – Выпей брома.

– Херня, он не поможет.

– Уже пробовал?

Кирилл улыбается хищно. Наклоняется ниже, и дыхание наше смешивается, но на этот раз муж не планирует сожрать меня в поцелуе. Его лицо так близко, что могу в малейших деталях рассмотреть тёмную щетину, проступившую к вечеру, небольшой шрам в уголке нижней губы и крошечную родинку на щеке.

– А что насчёт тебя, любимая? – шёпотом, в котором слишком много скрытой опасности.

– А что со мной?

– Ты не собираешься с кем-то трахаться за моей спиной?

– Глупый вопрос. Конечно же собираюсь. С мулатом, азиатом и твоим садовником.

Глаза Кирилла расширяются, в них мелькает что-то тёмное и страшное, от чего впору съёжиться и залезть в самую глубокую яму. Со свистом выпускает воздух, бормочет что-то едкое и матерное, а я завожу руки за спину и сжимаю кулаки.

– Какой вопрос – такой ответ, любимый.

– Это будет весело, – говорит наконец и огонь в его взгляде на секунду становится ярче.

– Что?

– Брак наш, совместное проживание – это всё. Весело.

– Обхохочешься.

Кирилл снова подхватывает меня на руки и на этот раз несёт в спальню. Сопротивляться бесполезно, но я всё равно луплю его кулаками по спине, требую отпустить, называю невыносимым и откровенно паникую.

– Ещё один ритуал, – сообщает Кирилл, внося меня в просторную комнату.

Вокруг цветы. Белоснежные и невинные, их слишком много. Странно, но ожидаемого душного аромата нет, и я на мгновение задумываюсь, не искусственные ли букеты торчат из ваз.

– Что за ритуал? – спрашиваю, когда ноги снова чувствуют опору.

От усталости и сегодняшних "радостных" событий, колени превращаются в вату, а перед глазами пляшут разноцветные мушки. Сонно щурюсь, отекаю разом вся, готовая рухнуть на пушистый ковёр и, не раздеваясь, заснуть. Мои реакции заторможены, потому не сразу понимаю, каким образом Кирилл оказался за спиной. Горячее дыхание обжигает плечо, когда муж наклоняет голову и губами касается выступающего позвонка. Оставляет влажную метку и быстро отстраняется. На всё уходит несколько секунд, я даже возмутиться не успеваю.

– В первую брачную ночь жених должен сам раздеть невесту, я гуглил. Не дёргайся!

Ловкие пальцы поддевают “собачку” и тянут вниз, и лиф платья распадается, обнажая мою грудь.

Тонкое кружево белья мало что скрывает, и кожа покрывается мурашками только от мысли, что Кирилл видит меня такой.

Внутри зреет протест, взрывается фейерверком: хватаю падающий лиф, натягиваю его на грудь и зло оборачиваюсь. Сонливость как рукой снимает, я готова рвать и метать, топать ногами.

– Уйди! – вскрикиваю.

– Шикарно, – улыбается, а в глазах веселье плещется. – Ты восхитительна, когда злишься.

Кирилл закладывает руки в карманы и смотрит на меня сверху вниз. Я отступаю, пока не упираюсь ягодицами в подоконник. Мне не сбежать, когда Кирилл так близко. Только и могу, что судорожно цепляться в сползающий лиф. Это моя единственная защита. Моя броня.

– Ты не посмеешь.

– Не посмею что? – заламывает бровь.

– Сделать это со мной. Такого уговора не было!

– Я ничего с тобой делать не собираюсь. Пока.

– Пока?

– Мне хочется, чтобы ты кричала от удовольствия, а не от ужаса. Знаешь ли, есть разница.

Что-то обжигает уголки глаз, и я часто-часто моргаю. Нельзя плакать.

– Ложись спать, Тина, – Кирилл продолжает улыбаться и, развернувшись, идёт к двери. – Думай обо мне.

Дверь тихо открывается, выпускает моего мужа, и так же бесшумно закрывается. В бессильной злобе срываю с себя свадебное платье и изо всех сил пытаюсь порвать на лоскуты юбку, уничтожить красоту, цена которой настолько неприличная, что больно становится. Кольцо обжигает палец. Я снимаю его, бросаю на кровать, топаю рассерженно.

Комната большая, в ней всё такая же элегантная мебель, только светлая. Витые ножки трюмо, маленький уютный пуфик, широкая кровать, встроенный гигантский шкаф и дверь в ванную. На светлых стенах нет картин или прочих украшений, и в этом свете и чистоте я задыхаюсь.

Оказывается, адские котлы иногда выглядят, как самые обычные комнаты.

Мне нужно чем-то заняться. Потушить злость на саму себя – сейчас мне сложно винить Кирилла. Каким бы он ни был, я сама согласилась стать его женой. Он лишь взял то, что ему предложили: кусок власти и красивую женщину.

По дороге в душ срываю с себя остатки одежды: дорогое бельё, подвязки и чулки. Остаюсь голой, ступаю под прохладный душ и выкручиваю кран на полную, делаю воду ледяной. Меня трясёт от холода, зубы стучат, но я оседаю на пол кабинки, сжимаюсь калачиком и наконец даю волю слезам.