Глава 9 Марта

Марк обжигает меня узнаванием, отворачивается в сторону, машет рукой невысокому мужчине лет пятидесяти с аккуратной лысиной и тёмным пятном на скуле.

Я вижу только профиль Марка, но всё равно замечаю широкую открытую улыбку и ямочку на правой щеке. Губы шевелятся, он о чём-то говорит, но машина далеко, а в салоне уже играет ритмичная музыка. Что-то современное, очень модное, полностью заглушающее все мысли.

Я стараюсь не думать, что Марк снился мне всё это время. Нет, не каждую ночь, да и сны были довольно приличными, но всё равно ведь, снился. И это… странно, потому что никакого душевного трепета я по поводу этого мажора не испытываю.

Не испытываю же?

Марк в простой чёрной футболке, потёртых джинсах и синих конверсах кажется сейчас самым обычным парнем. Не сыном Романа Орлова, подающим надежды финансовым аналитиком, обучавшимся в лучшей бизнес-школе одного из вузов Лиги Плюща.

На этого, в потёртых джинсах, мне смотреть можно. В него я могла бы даже влюбиться.

На выпускника Гарварда – нет.

Я просто девочка, которой очень нужны деньги. Он – человек, никогда не знавших в них недостатка.

Что в нас общего? Да ничего.

Об этом я думаю, глядя на шагающего в машине Марка.

Он обходит машину со стороны водителя, распахивает дверь, ныряет на заднее сиденье и всё это, не проронив ни звука. Мне стоит только чуть-чуть повернуть голову влево, чтобы увидеть его лицо, но я не делаю этого. Не хочу. Просто не хочу.

Может быть, у меня очень бурное воображение, но я ощущаю его взгляд на себе горячим прикосновением, обжигающим солнечным лучом. Даже больно немного становится, и я ёжусь, мечтая слиться со светлой обивкой сиденья.

– Марк, сынок, повезло, что я в эту сторону ехала, – щебечет Анфиса Игоревна.

– Господи, опять суета. Такси бы вызвал, нашла проблему, – в тоне Марка раздражение, смешанное с усталостью. Не могу удержаться, смотрю в зеркало заднего вида и замечаю хмуро сведённые к переносице тёмно-русые брови.

Марк чем-то недоволен, и сейчас это уже не тот улыбчивый парень с ямочкой на щеке, которым любовалась минуту назад. Словно бы ему некомфортно находиться здесь, будто ищет повод сбежать, но, как и я, не может его найти.

– Вот ещё, – беззаботно смеётся Анфиса Игоревна, а мне чудится в её смехе нервные нотки.

Что-то тут явно не то. Внутри меня просыпается любительница детективов и хочется разгадать ребус, но быстро останавливаю себя – нельзя лезть в чужие дела.

Марк с матерью перебрасываются ничего не значащими фразами, Анфиса Игоревна заводит мотор, а я чувствую себя лишней. Неуютно становится, и я ставлю на колени свою сумку, цепляюсь в её бока, пытаюсь отгородиться от напряжения, висящего в воздухе грозовым облаком.

В памяти всплывают слова Марка, брошенные мне в день нашего знакомства: “Моя мать любит суету”. Я так и не разгадала эту шараду.

Краем глаза слежу за Орловой. Её профиль кажется слишком чётким, а губы сжаты в тонкую линию. Она нервничает? Почему? До того как в машине появился Марк, она была сама благожелательность и доброта, а сейчас напряжена до предела, вот-вот лопнет, точно струна.

Ну вот, почему она не высадила меня на остановке? Просила же… но не выпрыгивать же сейчас на полном ходу? Кажется, стала свидетелем чего-то, что мне видеть и знать не положено.

Откуда такие мысли, а?

– Кстати, Марк! – с излишней бодростью восклицает Орлова. – Познакомься, это Марта. Она будет работать некоторое время у нас.

Я борюсь с желанием зажмуриться. Вот сейчас Марк скажет, что мы-то очень даже знакомы – со стыда сгорю. Я ведь совсем его не знаю, на что способен, не понимаю. А что если он сейчас в красках и со смехом начнёт рассказывать, какой глупой я была, как попалась ему на глаза в его же комнате с его же фотографией?! Караул!

Задерживаю дыхание, готовая от одних только мыслей об этом под землю провалиться и никогда оттуда не высовываться, а за спиной движение, сбоку тень: Марк просовывает голову между мной и матерью. Он так близко, что слышу смесь запахов бензина, лосьона после бритья и шоколада. Терпкий аромат, приправленный горечью и лёгкими нотками морского бриза.

– А, дочка Иванны Станиславовны? – в голосе ирония, а медленный взгляд ползёт выше и выше от моего локтя вверх до плеча и останавливается на губах. – Приятно познакомиться, Дюймовочка.

– Марк! – восклицает Орлова, но гасит возмущение холодной улыбкой. – Оставь это. Что за манеры? Напугаешь ещё девочку.

– Каким манерам научили, такие и есть, – широко улыбается, а в глазах сталь.

Анфиса цокает языком, головой покачивает, и губы шевелятся, но на волю ни единого звука не вылетает.

Она внимательна на дороге, смотрит строго вперёд, и это позволяет Марку беспрепятственно раздевать меня глазами. Его взгляд нагловатый, а ещё хищный – у нас с ним явно разные весовые категории. Но я мужественно цепляюсь за своё благоразумие.

Пусть не думает, что стоит ему щёлкнуть пальцами, и любая упадёт к ногам.

Это только в сказках золушки находят принцев. И пусть я наивная, пусть верю в любовь, но ещё спинным мозгом чувствую – он играет со мной. Всё это для него – весёлое приключение, а мне нужно сторониться этого, пока в болото не засосало.

– Как мама себя чувствует? – полушёпотом спрашивает Марк, кажется, вполне искренне.

Только мне всё равно некомфортно от его близости, потому прежде чем ответить, отодвигаюсь и впечатываюсь плечом в дверцу. Уголки губ Марка ползут вверх, он щурит глаза, то ли оценивая меня, то ли смутить меня пытаясь.

– Уже намного лучше, – говорю, тоже понизив голос, а Марк делает то, от чего меня изнутри ледяной водой окатывает: он протягивает руку и касается кончиком указательного пальца уголка моего рта.

Того самого, на котором несколько недель назад оставил невидимый отпечаток губ. Дёргаюсь назад, Марк щурится довольным котом, обожравшимся сливок.

– Ей очень повезло с врачом, – вклинивается в наш разговор Анфиса Игоревна и нарушает странную интимность, царящую между нами. Пугающую интимность. – Но где-то месяц Иванна не сможет работать, потому я и предложила Марте на время занять её место.

– Отлично ты придумала, – хмыкает Марк и наконец покидает моё личное пространство.

Мы едем в тишине, и только музыка звучит в салоне. Откидываюсь на спинку сиденья, абстрагируюсь, изо всех сил изображаю ледяное спокойствие. Но вдруг что-то обжигает правую руку. Столбенею от неожиданности, когда вижу пальцы Марка, поглаживающие моё предплечье.

Чёрт, он просунул руку между моим сиденьем и дверцей, наглый, гладит мою кожу, а в зеркале заднего вида отражается его наглая усмешка. Марка упирается подбородком в подголовник моего кресла, держит в зеркальном фокусе мои глаза и медленно облизывает губы.

Дёргаю рукой, высвобождаюсь, не знаю, куда себя деть, а Марк смеётся и качает головой, отстраняясь и устраиваясь на диванчике. Будто ничего только что не делал, словно мне показалось.

Но отпечатки его пальцев, горящие следы прикосновений, пылают на моей коже.

Чёрт, чёрт…

Я смотрю в окно, радуюсь, что до дома всего несколько минут осталось – иначе просто не выдержу, а когда Анфиса паркуется в моём дворе, готова прыгать от радости.

Я так устала за последние сутки, так вымоталась, что хочу сейчас лишь одного: упасть на кровать и спать, спать, пока вечер не наступит. А потом вернуться из больницы и снова спать.

– Значит, договорились, да? – Анфиса берёт меня за руку, смотрит ласково в глаза, а у меня в носу щиплет от её безмолвной заботы. – Завтра тогда, сразу после больницы, я тебя жду.

Я заверяю, что уговор в силе, распахиваю дверцу машины и буквально вываливаюсь на улицу. Надо скорее попасть домой, нужно привести мысли в порядок и настроиться на будущую работу.

Глава 10 Марта

Маме уже намного лучше: на щеках появился румянец, а во взгляде ясность. Когда переступаю порог её палаты, милая молодая медсестра как раз заканчивает ставить капельницу и выходит из палаты, улыбнувшись мне на прощание.

– Я вот тут яблок твоих любимых принесла, семеринку, – ставлю пакет и тяжело вздыхаю, увидев полный контейнер супа. Мама так и не поела, даже обратно на тумбочку демонстративно мою передачку поставила.

Ну почему взрослые люди, заболев, иногда себя хуже детей ведут?

Отставляю этот вопрос без ответа, поправляю на плечах халат и шуршу бахилами к койке. Стул, уже ставший родным, знакомо скрипит подо мной, а мамина ладонь тёплая, а не пугающе ледяная, как в самом начале.

– Какая же ты у меня уже взрослая, – восхищается мама и шмыгает носом. – Такая ответственная. А яблоки лучше бы сама поела, тебе нужнее витамины. И вообще, тут отлично кормят, а у меня совсем аппетита нет. Не утруждайся, хорошо? Отдыхай больше и гуляй, у тебя был тяжёлый год.

В этом вся мама, и я лишь цокаю языком, чтобы выдумывать перестала. Но вдруг она мрачнеет, качает головой, а в глазах мимолётная грусть.

– Что такое, а? О чём печалится моя королева?

Мама смеётся – её всегда забавляло это прозвище, которое я придумала для неё ещё в раннем детстве.

– Я вот разболелась, тебе камнем на шею упала, пока работать не смогу, а ты… ты же все деньги на мои лекарства потратила, да? – и это она ещё не знает, что наших-то не хватило.

Она говорит торопливо, словно боится не успеть высказать всё, что думает, а я глажу её по руке.

– Мам, я… у меня всё будет хорошо, не беспокойся. Я работу нашла.

Мама внимательно смотрит на меня, обдумывает сказанное, морщит лоб.

– Снова в закусочной? – с недовольным вздохом. – Допоздна за копейки?

– Нет, мне Анфиса Игоревна предложила на время твоей болезни поработать у них, – смеюсь. – Говорит, я надёжная. И зарплата намного выше, чем в закусочной. Отличная идея, да?

Мама вздыхает, отводит взгляд, смотрит в окно, за которым бушует лето. Ей не понравилось предложение Орловой? Вероятно, да, иначе не молчала бы так долго, не хмурилась настолько сильно. Но из-за чего? За все четыре года она ни разу не говорила ничего плохого о ком-то из своих работодателей – наоборот, всегда защищала их, если в прессе выходила очередная жёлтая статейка.

– Марта, – наконец решается, но в голосе сквозит напряжение, – пожалуйста, будь осторожнее в доме Орловых. Мелькай пореже перед глазами, занимайся работой, с персоналом не сплетничай.

– Я ведь не по этим делам, ты знаешь…

Но мама, кажется, так глубоко нырнула в свои раздумья, что не слышит меня.

– Ты очень хорошая девочка, я не такой судьбы тебе хотела.

– Мам, какой судьбы? Ты же там работаешь и довольна.

– Я там работаю, потому что твой отец козлина, – злым шёпотом. – У меня не было другого выхода. Это я, у меня уже все шансы позади. Но ты… тебе надо учиться, строить карьеру.

– Это всего лишь на время, пока ты не поправишься, – успокаиваю маму и, наклонившись ниже, звонко целую в щёку. – У меня всё будет хорошо, ни с кем я сплетничать не собираюсь, не переживай. Буду незаметной мышкой-норушкой. Почему ты так волнуешься? Не надо, тебе нельзя.

Я уже десять раз пожалела, что рассказала ей о предложении Орловой. Не надо было, потом бы, когда мама окончательно поправилась, всё выложила. Ох уж, язык мой без костей!

– И на Марка Романовича не заглядывайся! – говорит грозно, включает менторский тон. – Я знаю, он красивый парень, богатый, настоящий принц, но он обидит тебя. Поверь мне, обидит. Они богатые люди, для них такие, как мы, просто люди-функции, а ты очень хорошенькая, он может обратить на тебя внимание…

– Мама, не надо, – прерываю словесный поток взмахом руки. – Зачем я Марку? У него наверняка самые красивые девушки вокруг, богатые, ровня ему. Я там буду всего месяц от силы, ничего мне никто не сделает.

Краска приливает к лицу, и кожу начинает покалывать. Улыбаюсь насилу, хочу казаться беззаботной, но мама всё видит.

– Просто будь осторожнее, – просит, а я чувствую, что задыхаюсь от стыда и неловкости. – Там не только Марк – угроза. Ещё… ай, ладно!

– Мама, не пугай меня, я и так чуть живая от волнения, – прошу, потому что мне очень неприятен этот разговор. И намёки мамы неприятны.

– Ты очень наивна, веришь в добро. Людям свойственно пользоваться такими как ты.

Я впервые готова поругаться с мамой, и меня останавливает лишь то, что она сильно больна и скандал может не пережить. От нотаций тяжело на душе, и тон мамы, выражение лица – пугают. Будто бы мама знает больше, чем готова мне сказать, только от намёков и недомолвок ещё хуже. Уж лучше бы молчала.

Неприятное предчувствие покалывает под ребром, а на часах девять – самое время отправляться к Орловым в особняк.

Я слетаю вниз по ступенькам, мечтая скорее оказаться на улице. После разговора с мамой идея работать у Орловых мне кажется очень плохой – мама явно что-то не договаривает.

Но и отказаться не могу – мне действительно нужны деньги. Нам нужны деньги.

***

Из автобуса я буквально выпрыгиваю и минут пятнадцать иду по широкой дороге к въезду в посёлок. Там, на пункте охраны, меня ждёт временный пропуск, оставленный Орловой.

Нахожу будку, улыбаюсь незнакомому охраннику, показываю паспорт. Мои документы смотрят внимательно, сверяют с базой данных и наконец-то дверь отъезжает в сторону, впуская внутрь.

Вот была ведь уже здесь, а всё равно каждый раз восхищённо ахаю, когда вижу красоту, царящую по ту сторону высокого забора.

Аккуратно подстриженные газоны, мощёные дорожки, подъездные площадки, красивые дома, утопающие в цветах, увитые лозами дикого винограда, плетущимися розами, детские площадки и много-много зелени.

Как на картинке. Чувствую себя попаданкой в какой-то американский сериал.

Оборачиваюсь, энергично машу охраннику, он вяло кивает в ответ, а я иду вперёд. До дома Орловых почти двадцать минут медленным шагом, и мне не хочется торопиться – хочется наслаждаться окружающими видами, покоем, благоуханием, дышать полной грудью.

Но как не пытаюсь абстрагироваться, слова мамы никак не выходят из головы, и я глушу плохие мысли музыкой, которая прямиком из наушников попадает в мозг. Вот так, вот так славно. Привычно и безопасно.

Если бы не громкие тяжёлые басы, разрывающие барабанные перепонки, отдающиеся вибрацией в груди, я бы конечно же услышала рёв мотора за спиной. Но я иду по обочине, подпеваю, а когда порыв ветра чуть не сносит с ног и поднимает юбку, громко вскрикиваю и отпрыгиваю в сторону.

– Ты бы завязывала с музыкой своей, ничего ж не слышишь и пугаешься.

Марк.

В кожаной куртке, немного растрёпанный, он улыбается мне, держась обеими руками за ручки мотоцикла.

Я никогда раньше не видела настолько огромных железных монстров, таких чёрных, с лоснящимися боками – не мотоцикл, настоящий конь! Только что копытами не бьёт.

Я делаю шаг назад, хватаюсь пальцами за лямки рюкзака и жалею, что не надела защитный костюм, потому что моя юбка вдруг кажется слишком короткой, а голые загорелые ноги враз покрываются колкими мурашками.

Марк смотрит на меня, облизывая взглядом снизу вверх, усмехается, а светлая майка чуть задралась сбоку, обнажая мышцы живота. Внушительная пряжка ремня, начищенная до блеска, горит под солнечными лучами, и я вдруг понимаю, что слишком пристально рассматриваю Марка.

– Подкрадываться нехорошо! – заявляю и на всякий случай ещё чуть дальше отхожу. Голые ноги, несмотря на летнюю жару, мёрзнут под слишком пристальным взглядом Марка, и я переступаю с пятки на носок и обратно, разгоняю кровообращение.

– А я и не подкрадывался, – пожимает плечами и легко спрыгивает с мотоцикла. – Просто ехал домой. Ты к нам?

– У нас с вашей мамой уговор, – напоминаю в первую очередь самой себе, что не должна тратить время на глупую болтовню. – Я тороплюсь.

– И снова тебя ждёт мама, – усмехается, – но на этот раз моя.

– Вот так и получается, снова мама, – пожимаю плечами, а Марк смеётся. – Я пойду, извините.

Лихо так разворачиваюсь на пятках, семеню вдоль обочины, но Марк окликает меня:

– Эй, Дюймовочка, садись, прокачу! – он явно забавляется, а я отрицательно мотаю головой, не оборачиваясь.

Лишь шаг прибавляю.

– Меня Марта зовут! – выкрикиваю. – Мар-та.

До дома Орловых ещё минут пятнадцать и я проклинаю всех и вся, что снова вот так глупо попалась Марку. Да-да, я понимаю, что мне придётся работать рядом с ним, но раз вляпалась, нужно держать лицо и сохранять вежливый нейтралитет.

Потому что между нами не может быть ничего общего.

Снова за спиной раздаётся рокот мотора, но он не оглушает. Ласкает скорее. Я не рискую больше слушать музыку, и вообще это, похоже, плохая примета, потому просто иду, пытаясь выбросить всё из головы.

У меня есть цель, и я к ней двигаюсь.

Вдруг краем глаза замечаю тёмное пятно рядом. Оно медленно движется вровень со мной, и я понимаю, что это Марк на своём огромном мотоцикле, но изо всех сил делаю вид, что мне всё нипочём.