Глава 4

Лена

Уезжать! Куда? А как же старички? Да и школа.

Господи, что делать? Откуда он здесь взялся? Это что за злой рок такой?

Точно. Нужно куда-то уехать. На время.

Меня вроде Паша звал куда-то съездить отдохнуть перед новогодними каникулами. Нужно соглашаться.

А он, надеюсь, к моему возвращению уедет от сюда.

Господи, а Ваня его, получается, вчера привёл в деревню!

Мне хочется завыть в голос, но я тихо иду рядом с сыном, который что-то спрашивает, а я отвечаю ему явно невпопад. Он сегодня со мной прошёлся по всем нашим подопечным.

Я всё делаю на автомате, и мне… страшно. А ещё больно. Как же мне больно. А ведь я думала, что отболело. Ан нет! Увидела его глаза лживые сегодня, услышала голос и поняла: вскрылось всё, что прятала за семью замками.

Выходим с Ваней от бабы Мани. Смотрю на часы – почти три. Что-то мы сегодня быстро. Натягиваю шапку на голову, пытаюсь застегнуть куртку, но опять замечаю, как дрожат руки.

– Мам, а что от тебя хотел внук бабы Паши? – спрашивает у меня Ваня, как только мы оказываемся за калиткой и направляемся к дому.

– Кто? – спрашиваю я, глупо улыбаясь, но замечаю хмурый взгляд Вани и напрягаюсь.

– Ну, тот мужик, что провожал тебя от бабы Паши, – уточняет сынок, а я покрываюсь холодным потом.

– Проводил… – мямлю, пытаясь успокоиться, но мне становится только хуже.

– Мам, ты его знаешь, что ли? – уже прямо спрашивает сынок, а я задерживаю дыхание.

Смотрю в самые любимые глазки, и язык не поворачивается ответить сыну. Я ему никогда не врала. Разве что однажды, когда Ваня у меня впервые спросил про своего отца, я ему тогда сказала, что он далеко. Он оказался не готов к тому, что у нас родится Ваня, и я уехала к бабуле.

Ване тогда было пять лет, и после того он больше не спрашивал об отце. А сейчас я что ему должна ответить?

Я не хочу, чтобы Ваня понял, кто такой внук бабы Паши.

Господи, да как же так вышло, что Валера оказался внуком самой закадычной подруги нашей бабули?

– Мам, ты не хочешь мне отвечать? – обиженно спрашивает сынок, а у меня сердце кровью обливаться начинает, из-за того, что не могу открыть рот и разок, всего один разок соврать сыну.

Это же во благо. Я потом расскажу ему. Когда-нибудь, но не сейчас.

Мы останавливаемся возле нашей калитки. Я только-только набрала побольше морозного воздуха, чтобы ответить Ванюше, как возле нас резко тормозит полицейский бобик, поднимая завихрения снега вокруг.

Из бобика выскакивает Паша Митькин, наш участковый. Коренастый симпатичный мужчина. Румяные щёки, задорная улыбка. И не скажешь, что Паша почти мой ровесник. Хотя по его телосложению можно подумать, что он старше. Сидячая работа да постоянные пирожки наших бабулек, которым он часто помогает в поисках их «страшных потерь», сделали из Паши такого сбитого, полненького мужчину. Но ведь главное – какой человек.

Паша старается бодро вылезти из бобика, но поскальзывается, как только ноги касаются дороги.

Ваня закатывает глаза и хмурится, а я выдыхаю. Наверное, впервые в жизни я рада его видеть.

– Привет семейству Яровых, – улыбаясь говорит Паша, подходя к нам и протягивая руку Ване.

Сын хмурится. Вижу, что не собирается пожимать руку, за что получает от меня лёгкий тычок в бок.

Кривясь, он всё же протягивает руку, и даже Паша выдыхает в этот момент.

Уже больше трёх лет, как Паша начал служить на нашем участке и почти сразу стал проявлять ко мне знаки внимания. Вот с тех пор и началась тихая война между ним и Ваней.

– Здравствуй, Павел Семёныч, – здороваюсь я с мужчиной.

Однажды я назвала Пашу при Ване просто по имени, так после этого его бобик лишился многих проводов и аккумулятора. Больше не рискую, даже если учесть, что всё нашлось в доме, где живёт Паша. Я-то точно знаю, как оно там оказалось. Бобик его тогда стоял под нашим домом.

– Вы с обхода? – спрашивает Паша.

– Да. Только закончили. А вы на обед приехали? – спрашиваю приветливо, надеясь на положительный ответ.

– Почти, – задорно улыбается Паша. – Я уже закончил, только бумаги осталось привести в порядок. Решил дома работу доделать, так что я уже свободен.

– Ой, как хорошо, – улыбаюсь я шире. – Так, может, тогда с нами пообедаешь?

– С удовольствием, Леночка, – расплывается в лучезарной улыбке Паша.

– Я не голоден, – слышу злой голос сына, и внутри будто что-то надрывается.

Мне больно оттого, что Ваня так ведёт себя с Павлом. Он хороший мужчина, но…

Улыбка меркнет на лице Паши, а мне становится неловко и обидно. Значит, как этому Валере, так сам руку протянул, а здесь.

– Иван, – строго говорю я и, как только Ваня переводит на меня удивлённый взгляд, добавляю: – Мы сейчас идём обедать. Все вместе. Ясно?

Выражение глаз Вани полно непонимания и обиды. Вижу, что ему неприятен мой тон. Мне тоже больно, но не могу я сейчас разговаривать с ним. Прости, сынок.

– Хорошо, мама, – отвечает тихо Ваня, и столько обиды слышится в его голосе, что я готова зарыдать в голос.

Осознание того, что из-за этого отголоска прошлого мне приходится обижать собственного ребёнка, больно ранит. Но отступать поздно. Паша, подбодрённый моей поддержкой, тянется к сумке, которую всё это время носил Ваня, но сын резко отдёргивает руку.

– Я и сам могу донести, – бурчит он и быстрой походкой направляется в сторону дома.

Паша немного теряется, но берёт себя в руки и, улыбнувшись мне, спрашивает:

– Как дела, Леночка?

– Хорошо, Пал Семёныч.

– Лен, ну мы же договаривались, что ты будешь…

– Договаривались до того, как произошёл инцидент с твоей служебной машиной, – напоминаю ему я.

– Ну да, – вздыхает Паша, нервно оглядываясь на бобик, что остался за калиткой.

– У нас сегодня свекольник и каша с уточкой, – решаю перевести тему я.

– Ой, Леночка, я готов из твоих рук всё съесть, – говорит Паша с озорным блеском в глазах.

Мне иногда кажется, что Паше больше нравится моя еда, а не я, поэтому он частый гость у нас дома.

Но да ладно. А то что-то он мне начинает представляться не таким и симпатичным. А это плохо. Очень плохо.

– Иди мой руки, – говорю Паше, как только заходим в дом, – а я пойду накрывать.

– Конечно, милая, – тянет Паша, всё так же улыбаясь.

А мне почему-то становится противно от этого «милая», но я улыбаюсь в ответ и иду на кухню, где Ваня уже сидит за столом, надутый, как мышь на крупу.

– Сынок, – зову Ваню, и на меня поднимаются невероятно синие глаза, наполненные обидой.

– Мам, он тебе не подходит, – бурчит еле слышно сынок, а я хочу, как в детстве, сжать его в объятиях и ответить, что да, мне только сынок подходит. Но не могу. Больше не могу.

И пускай я сейчас поступаю как эгоистка, но только так и могу защитить его.

– Ванюш, я хочу, чтобы ты проявил немного терпения и уважения к Павлу Семёновичу. Он хороший человек. – Я стараюсь говорить строго, но, замечая печаль и непонимание в глазах сына, опять сдаюсь, начиная уже молить: – Сыночек, ну, пожалуйста, родной мой. Я же тебя не этому учила.

– Ладно, – протягивает Ваня, поднимаясь с места. – Давая я помогу тебе, что ли?

– Ты моё счастье, – улыбаюсь сыночку и начинаю доставать тарелки, подавая Ване.

Подхожу к печке, где на небольшой лежанке стоит свекольник, что утром успела сварить. Я наливаю, а Ванюша ставит на стол.

На кухню входит Паша, поправляя штаны на подтяжках, в рубашке с закатанными рукавами, и гордо говорит:

– Я там тебе кран починил, Леночка. Подтекал он. Всё же мужика не хватает в доме, – добавляет Паша и усаживается на место, где всегда сидит Ваня.

Бросаю встревоженный взгляд на сына и понимаю, что у него сейчас глаза дёргаться начнут. Так и хочется половником треснуть Пашу по лбу, чтобы думал, что говорит. Но либо он идиот, либо действительно не замечает.

– Спасибо, Пал Семёныч, – говорю я, так как ответить что-то нужно.

Паша же сидит за столом гордый и довольный, не замечая, что сейчас может что-то произойти. Оглядываю всё вокруг, надеясь, что Ваня ничего не успел насыпать Паше в свекольник. Вроде всё в порядке.

– Сынок, садись на моё место, – говорю Ване.

Вижу, что сыну не нравится вся ситуация, но он смиряется, хотя взгляд более чем красноречивый. Мой мальчик обижен и недоволен.

– Хорошо, мам.

Я достаю хлеб и подаю на стол в надежде, что Паша сейчас начнёт есть и больше ничего говорить не будет.

– А знаешь, что я подумал, Леночка? – спрашивает Паша, принимаясь за свекольник. – Нужно Ивана взять с собой на охоту. Хоть какому-то мужскому увлечению научу парня.

А я думала, хуже быть уже не может.

Ваня медленно поворачивает голову в мою сторону, а в его глазах так и читается вопрос: «Мне продолжать молчать, мама?!» Я даже слышу интонацию, с которой он может задать его, и самой взвыть охота.

– Давайте мы поедим для начала, Пал Семёныч, – предлагаю я первое, что приходит на ум. – А после…

– Заходи, заходи, соколик. – Я слышу громкий голос бабули и даже выдыхаю.

Бабушка сейчас поможет разрулить всё, но мозг начинает усердно бить тревогу. Кого это бабуля назвала соколиком?

– Ой, здравствуй, баба Глаша. – Паша расплывается в фирменной задорной улыбке.

– Пашка, ты опять приехал нас объедать! – весело кричит бабуля и заходит на кухню.

– Да вы что? – игриво возмущается Паша, но вдруг его улыбка начинает меркнуть, а я напрягаюсь всем телом.

И до того, как понимаю, что происходит, слышу:

– Всем добрый день. – Всё такой же подтянутый, высокий, и даже в самой обычной шерстяной рубашке и ватниках, выглядит…

– Павел Семёнович Митькин, – громко представляется Паша, поднимаясь с места, и протягивает руку Велере. – Участковый. А вы?

Валера осматривает Пашу, который ростом ниже его почти на голову, и спокойно отвечает:

– Валерий Козырев. Если вам это что-то скажет.

И столько превосходства в его голосе, что Паша сначала даже тушуется.

Я же замираю, вспоминаю нашу первую встречу. Почти такой же. Хотя сейчас он стал мужественнее, что ли. И столько силы в его позе.

Но добивают меня не воспоминания и то, что Валера так и не протягивает руки Паше, а мой сын.

– Здравствуй, дядь Валер. – Ваня радостно поднимается и достаёт ещё один табурет из-под стола. – Садись с нами обедать. Мама сегодня свекольник приготовила.

Валера дёргается от обращения Вани, будто очнувшись от каких-то мыслей, и, улыбнувшись, говорит:

– Спасибо, Вань. Хотя я шёл сюда спросить у тебя, может, тебе помощь нужна с твоим снегоходом? – добавляет Валера, и по глазам сына вижу, что он попадает прямо в точку. – Но и от свекольника твоей мамы не откажусь, – говорит и садится рядом со мной.

А я хочу встать и убежать из кухни или притвориться, что меня здесь нет. Может, поможет?

Надеюсь только на Пашу, но вижу, что он тоже как-то нервно начинает поглядывать на нас, а я не могу сейчас заставить себя даже пошевелиться.

И тут заходит бодрая бабуля:

– Пашка, давай дуй к Фёдору Михалычу. У него корова телится. Ему помощь нужна. Пробегал только что, просил тебя позвать. – Говоря всё это, она идёт к печке, открывает кастрюлю, наливает себе свекольника и зовёт Ваню: – Унучик, подай тарелочку, я Валерчику налью свекольничка. – Замечая Пашу, который ошарашенно смотрит на бабулю, покрываясь багровыми пятнами, она бросает: – А ты чего расселся? Дуй давай. А то Михалыч ещё жаловаться удумает, если ты не поможешь.

– Бабуль… – нервно пытаюсь остановить бабушку, но куда там.

– А ты, Леночка, кушай, – нежно отвечает мне бабушка, будто не замечает моего умоляющего взгляда.

А Ване только того и надо. Он уже достаёт чистую тарелку, подаёт бабушке и только что не подталкивает Пашу на выход.

– Ну я тогда пойду? – неуверенно спрашивает Паша, осматривая нашу компанию. – Служба, – добавляет он и выходит из кухни.

Меня будто к месту приклеили. Я даже двинуться не могу. А ещё чувствую взгляд Валеры. И такое ощущение, что он хочет мне залезть под кожу, где и так всё горит. Горит и болит. Лёгкие наполняются запахом Валеры, а память-предательница начинает подсовывать картинки прошлого, отчего пальцы немеют, в глазах начинают плясать звёздочки.

Это, наверное, давление. Да, точно! Это давление. На погоду, наверное.

Господи, Лена, какая же ты дура!

– А ты и правда в технике хорошо разбираешься? – спрашивает Ваня, а я напрягаюсь.

– Ваня, некрасиво тыкать чужому человеку, – одёргиваю сына.

– Ну почему же чужому? – говорит Валера, а мне становится плохо от его тона, потому что мне кажется, что он сейчас Ване всё скажет, но он ведь не может знать. Не может же? – Мы с Иваном вчера ещё познакомились. И да, Вань, я хорошо разбираюсь в технике. С детства с отцом в сервисах проводил время. А сейчас у самого целая сеть сервисов.

– Круто, – выдыхает Ваня, и я замечаю такой озорной огонь в глазах сына, что вместо облегчения начинаю злиться.

– Ой, да Валерчик пришёл посмотреть, как у нас здесь устроено всё в ванной, – вмешивается бабуля, тоже усаживаясь за стол с нами. – Будет Пашке делать цивилизацию.

– Да, – улыбается Валера бабушке и переводит взгляд на меня. – А Елена мне покажет, как у вас всё сделано, чтобы я смог повторить.

– У Елены, – шиплю в ответ, – много работы. А вы можете в городе своём посмотреть, как всё делается.

– Мам, ну ты чего? – удивлённо тянет Ваня. – Давай я покажу, если хочешь баб Паше сделать такую красоту.

– Отлично, Вань. Буду благодарен, – отвечает Валера сыну, и я замечаю в его глазах что-то такое, что заставляет меня занервничать сильнее.

Нет! Нет, нет, нет! Он не мог догадаться!

Что там Валера сказал про Жорика? Я ушла к нему за лучшей жизнью?

Резко поднимаюсь из-за стола. Сил сидеть со всеми нет.

– Спасибо.

Ставлю тарелку в таз и выхожу, стараясь отдышаться, но не выходит. Внутри будто всё кипит. Захожу в комнату. Оглядываюсь по сторонам и пытаюсь сообразить, что я здесь делаю, но в голове всё перемешано.

А в следующий миг ощущаю сзади большое тело и злой шёпот на ухо:

– Ты себе даже не представляешь, Лена, как я хочу свернуть твою красивую шейку, но сначала ты мне всё расскажешь.

Дёргаюсь в сторону, но меня ловят и прижимают назад, только теперь вплотную, давая почувствовать всем телом то, что я уже и забыла.

– Убери свои руки, – рычу я, вгоняя ногти в ладонь Валеры, но эффект получаю обратный.

– О нет. Сейчас мы с тобой поговорим, и ты мне расскажешь, как так вышло, что мой сын называет меня дядей.

И столько злобы в голосе Валеры, что я теряюсь. Тело каменеет, а мысли улетают за горизонт, оставляя на своём месте белый шум и только одну надпись:

«Он знает. Он знает!»