Я почти перестала спать и практически ничего не ела. Я не хотела этой боли. Я не хотела, чтобы она была. Я никак не могла понять, почему мне так невыносимо больно. И в этот момент я вспомнила фразу, которую сказал мне как-то его брат: «Поля, слушай свое сердце». Он сказал мне это тогда, когда мы с сестрой были в Москве в командировке и останавливались у Матвея, а сам Матвей уехал к жене. И тогда мне тоже было невыносимо больно и горько, и его брат сказал мне эти слова.

– Сердце? А оно умеет говорить? – пошутила я. – Я не умею, у меня все вот тут, – добавила я, постукивая пальцем по виску.

– Ты слишком много думаешь, ты не пробовала не думать? – спросил он.

– Нет, ответила я – не пробовала.

В тот момент мне показалось это вообще глупостью какой-то – как это не думать? Что за бред?

Когда я вспомнила об этом, я поняла, что он был прав, и все мои проблемы от того, что я все время руководствуюсь доводами рассудка. А вдруг он ошибается? Рассудок, в смысле, а не брат Матвея.

Сколько себя помню, я всегда думала – думала, и думала, и думала. О чем? Обо всем – кому, что и как сказать, как нужно было сказать, но я сказала по другому, как надо поступить, как все устроено в жизни и как бы я хотела, чтобы было в моей жизни. Мой бывший муж даже однажды сказал мне – «Ты все время все планируешь, придумываешь какие-то стратегии, но они у тебя никогда не работают. Фиговый ты стратег». Конечно, ведь в построении моих стратегий чувства не принимали участия. Все шло от ума, я придумывала их, ориентируясь на прописные истины, на то, что казалось мне правильным, опираясь на догмы, почерпнутые из книг и мнение других людей. Я практически никогда не понимала, что именно я чувствую, потому что не умела понимать чувства. Вместо этого я думала, что я должна чувствовать в той или иной ситуации, согласно полученным мной знаниям из книг, фильмов и наблюдений за другими людьми и их словами, и вела себя соответственно. Иногда, когда чувства были настолько сильны, что брали верх, разум просто вырубался – ненадолго, буквально на считанные минуты и теперь я знаю почему. Ведь у него не было рецепта поведения, подходящего ситуации. В такие моменты чувства сами управляли ситуацией и, наверное, именно в такие моменты я и была самой собой. Жаль только, что таких моментов было в моей жизни крайне мало – буквально можно пересчитать по пальцам одной руки. А со временем они и вовсе прекратились – я научилась виртуозно управлять своими чувствами – читай, подавлять.

И я решила просто приказать своему разуму отключиться. Просто сказала – стоп, хватит и мысленно нажала кнопку «выкл.». И силой воли я его отключила. О, в этом я была мастер. Только раньше я проделывала этот фокус со своим сердцем – я приказывала ему не любить, не болеть, не чувствовать.

Раньше мне легко удавалось приказывать своему сердцу не любить. Не любить, не болеть, не страдать. И оно подчинялось. Подчинялось до тех пор, пока Олег не решил со мной расстаться. Тогда сердце почему-то никак не хотело подчиниться, меня даже посещали мысли о самоубийстве. Просто наглотаться таблеток, уснуть и ничего не чувствовать больше. Такие мысли меня очень пугали – я боялась, что в какой-то момент не выдержу и таки расстанусь с жизнью добровольно. И чтобы не сойти с ума и совладать со своими предательскими мыслишками о самоубийстве, я стала говорить. Говорить о нем, о своей любви к нему, о том, как он со мной поступил – всем, кто готов был это слушать. Так продолжалось очень долго, порядка двух лет, именно тогда одиночество стало меня пугать. В такие минуты боль приходила и стучалась тихонько, но я засовывала ее все глубже и глубже. Я не хотела, чтобы она была, и я просто приказывала себе думать и верить, что ее нет. Помогали алкоголь и случайные связи – ну знаете, клин клином вышибают. Но эти случайные связи не приносили тепла в мою душу, лишь только помогали мне отгородиться и леденеть еще сильнее. А алкоголь… Он помогал забыться, пусть ненадолго, и не думать. До сих пор удивляюсь, почему я не стала алкоголиком. Ведь говорят же, что женщины гораздо быстрее привыкают к алкоголю и что женский алкоголизм неизлечим. Наверное, всему виной похмелье – похмелье у меня всегда было ужасным. В эти дни только самовнушение помогало мне выживать. Я говорила себе – мне не больно, все пройдет и это тоже, все, что меня не убивает, делает меня сильнее и прочие прописные истины. И это работало. Через какое-то время воспоминания уже не приносили с собой приступов тоски и боли.

Но никогда я не приказывала своему разуму не думать. И сейчас я вдруг со всей ясностью осознала, что вся моя боль, запиханная куда-то в глубину моего подсознания, никуда и не ушла, а была сосредоточена именно там – эти бесконечные мысли о том, как я живу, что я все время одна и никого нет рядом, как он (этот, другой, пятый, десятый) со мной поступил, как все не так, как хотелось бы. Я просто хотела, чтобы эти мысли, бесконечным роем вертевшиеся в моей голове, угомонились и прекратили свой бег. И вот сейчас, я решила поступить наоборот и проверить, что будет, если теперь я прикажу моему разуму отключиться.

И мне это удалось. В какой-то момент я поняла, что я это уже не я. Точнее не та я, которой я была все это время. И что вся моя жизнь была лишь иллюзией жизни – придуманной от начала и до конца картинкой, которую рисовали мои страхи и комплексы. Я совсем не такой видела свою жизнь и совсем не о том мечтала и хотела для себя. Я пыталась жить, руководствуясь доводами логики, следуя тем инструкциям, которые я почерпнула в книгах, благо читать я научилась очень рано, в три года, и времени на изучение этих инструкций у меня было предостаточно. Я жила в иллюзорных фантазиях о большой, чистой, светлой и прекрасной любви, которая бывает в сказках и о великой жертвенной любви, о которой писали классики. И вот сейчас я поняла, что жила не свою жизнь, а какой-то «книжный» вариант своей жизни. Черновик. Как будто писала сочинение по какому-то произведению, как на уроке литературы в школе. Только произведением этим была моя собственная жизнь.

После этого осознания я погрузилась в какие-то уж совсем неизведанные миры. Зато ушла боль. Совсем. Сейчас мне было совсем не больно. Даже хорошо. После того как разум отключился, осталось только сердце, душа и подсознание. О, об этом товарище я как-то совсем не подумала, приказывая своему сознанию отключиться.

Оказывается, когда мы отключаем наш мозг и позволяем себе просто не думать, мы можем не только понять свои истинные чувства и желания и услышать голос своего сердца и подсознания, которые объяснят нам все причины произошедшего с нами, но и голоса высших сил. Чего-то иного, того чему нет объяснения, но что на самом деле существует. Называйте это как хотите – ангелы-хранители, Бог, Высшие Силы, наставники, Вселенная. Неважно, как вы будете именовать их для себя, важно, что когда вы сможете остановить беспорядочный бег своих мыслей, которые роем кружатся в вашей голове и мешают почувствовать этот мир, только тогда можно услышать голос Вселенной. Во всяком случае, со мной случилось именно так.

Подсознание, отпущенное на свободу за неимением рассудка, заработало на полную мощь. И вот тут-то со мной и начали происходить все те странные и удивительные вещи, которые, в конечном счете, едва не довели меня до психиатрической больницы. Я слышала, конечно, что люди могут сойти с ума от несчастной любви, но никогда не думала, что я могу стать одним из этих людей. Потом, справедливости ради, надо сказать, что я как раз сознательно «сошла со своего ума», чтобы хоть как-то справиться со всеми теми мыслями и чувствами, которые отказывались уже подчиняться голосу разума. И вот после этого я и столкнулась со всеми своими ипостасями по очереди, увидев их во всей красе, познав и Тьму, и Свет, и все, что между ними.

Мое подсознание ещё не успело мне объяснить все причины происходящего со мной, а Вселенная уже начала мне рассказывать, что будет происходить дальше – в ближайшие три года. Сначала меня это забавляло. А потом стало страшно.

* * *

Мне в голову стали как будто сами собой приходить мысли о событиях, которые уже произошли и о тех, которые еще только должны были произойти в моей жизни и жизни близких мне людей. Это не были голоса или видения. Это были просто готовые фразы, которые изливались прямо мне в голову потоками, и я их проговаривала своей подруге. Я сажала ее перед собой и просила меня слушать. Это было очень важно, потому что эти потоки мыслей я не могла остановить, они накрывали меня с головой, запомнить я их тоже не могла, поэтому было очень важно кому-то это все рассказать, чтобы не сойти с ума окончательно. И я рассказывала ей, что вот мой одноклассник, который живет в Москве, скоро умрет или уже умер. Что очень скоро у кого-то родится двойня. Но у кого я пока не понимаю. Это будут мальчик и девочка. Что Матей разведется с женой и у него родится дочь, только кто ее родит, я тоже не знаю. Этот вопрос, кстати, сильно меня волновал, но я вообще не могла понять, откуда может взяться этот ребенок. Я ЗНАЛА, что у него будет дочь, я как будто видела его и маленькую девочку. Но вот мать этой девочки я не видела. Почему? А потом я увидела, что мои дети будут жить не со мной – дочь будет жить со своим отцом, а сын с моими родителями. И это будет навсегда. Где буду я, я не «видела», и очень боялась, что я, наверное, умру. И еще много всего.

Когда мне пришла информация про моих детей, я долго плакала и не могла успокоиться, так, что напугала Дениску.

Он спросил:

– Мама, почему ты плачешь?

– От счастья, сынок, – ответила я.

– Ты так сильно плачешь, что не похоже, что это от счастья, – скептически заметил мой смышленый малыш.

И тут вдруг я поняла, что мне нужно пойти к родителям и самой отвести к ним сына.

Мы пришли к родителям, и я начала что-то сумбурно говорить папе. О том, что они не хотели меня и поэтому я всю жизнь живу, как замороженная, о том, что Дениске лучше будет жить у них и что-то еще такое же невнятное. Пыталась расспрашивать его о его родителях, о бабушках и дедушках и прочих родственниках. Но папа почему-то упорно отказывался говорить со мной на эти темы. Для меня же было крайне важно это все узнать, потому что те потоки информации, которые приходили ко мне были связаны с людьми из нашего рода, о которых я ничего не знала. Я видела какие-то убийства и самоубийства, тюрьмы… страшные, необъяснимые вещи.

Я видела, что у папы глаза расширяются от ужаса, но толком объяснить ему что-то не могла. Да и где мне было? Разум-то мой, притаившись в уголке, похихикивал надо мной и знал, что без него я вообще не разберусь в этой сумятице. Одним словом, напугав родителей своими бреднями, я собрала Дениску, и мы ушли домой.

Вы знаете, оказывается в нашем подсознании содержится так много всего интересного – обо всех тех людях, которые имеют или имели к нам отношение, о наших родственниках, которых мы даже никогда не видели, и может быть даже не знали об их существовании, о нашем прошлом и будущем, о нашем предназначении и роли в этом мире. Все это знание вдруг хлынуло в меня мощной лавиной.

В целом же, мне было очень трудно понимать всю эту информацию. Опытные провидцы понимают, что им приходит за информация и что она может означать, но я совершенно ничего не понимала. Едва ли не впервые в жизни, я услышала голос своего сердца, своей интуиции, своего подсознания – откуда я могла их понять? Вот вы много иностранных языков понимаете? Для меня вся эта информация была примерно то же самое, что иностранная речь. Я мало что из нее понимала и могла интерпретировать. В основном, это были какие-то неясные очертания мыслеформ и образов. Подруга слушала меня и думала, что я сошла с ума. Честно говоря, я тоже так думала. Но я назвала сроки, в которые все эти события должны произойти – от года до трех лет. И еще все время шла информация про «март». Из чего я решила, что все эти события, или большинство из них, произойдут в марте. И скажу вам, забегая вперед, что все это произошло в оговоренные мной сроки и многое как раз в марте.

В этих мирах было легко, но странно. Я вдруг стала не просто получать потоки какой-то непонятной информации, но и стала понимать многое про свою собственную жизнь. Например, что у меня было много шансов изменить свою жизнь и стать счастливой, но… Я просто струсила. Я не умею быть счастливой – я просто не знаю как это. С самого раннего детства я помню, что мне было все время плохо – грустно, тоскливо и одиноко. Что-что, а страдать я умела на «отлично». Если повода пострадать не было – я тут же его себе организовывала. Нет, не сознательно, конечно. Все это происходило на уровне подсознания – там, в тайных глубинах моего естества, сидел жуткий страх счастья. И этот страх с готовностью подсовывал мне ситуации, в которых я буду чувствовать себя «как рыба в воде» – другими словами, страдать.

Когда первое чувство накрыло меня с головой, и я окунулась в него и почувствовала всю радость и счастье, которое приносит с собой взаимная любовь, я испугалась и… просто сбежала. Сбежала, потому что отношения – это не только радость и счастье, и не у каждого человека найдутся силы принимать своего избранника таким, какой он есть. А главное, принимать себя такими, какие мы есть. Я же была к себе всегда очень критична и строга, я всегда считала, что недостаточно хороша. Для чего? Для всего – для того, чтобы быть любимой, счастливой, богатой, успешной. Я считала, что не заслуживаю всего этого. Точнее, я так, конечно, не считала, но в моем подсознании сидели все эти странные установки, которые сейчас мощной волной полились в мое пустое сознание. Все ситуации выбора в моей жизни прошли чередой перед моим внутренним взором, и пришло понимание, глубокое и страшное, почему все происходило так, а не иначе, куда и от чего я бежала, что я искала и к чему стремилась.

Мне стал настолько очевиден мой внутренний диссонанс – когда с одной стороны, я хочу быть в центре внимания и купаться во внимании и обожании окружающих, а с другой – быть тихой и незаметной серой мышкой. Серой мышкой, правда, быть мне никогда не удавалась, спасибо матушке природе, маме с папой и Господу Богу, которые наделили меня яркой внешностью. Я убегала ото всех мужчин, которые любили меня и заботились обо мне. Моя первая любовь, мой питерский роман, инструктор по вождению, который за два года до нашей встречи овдовел, и только встреча со мной пробудила в нем мужчину и желание жить и любить – нет, я не принимала их любовь. Ведь это означало бы, что я могу стать счастливой.

И именно поэтому я продолжала метаться, в тайне ненавидя себя и окружающих за это. И особенно, конечно, мужчин. Я считала их совершенно бездушными созданиями, которые вообще ни на что не способны и уж тем более не способны на глубокие чувства и любовь. Хотя, наверное, это я сама была не способна любить – я так заморозила свои чувства, что мой амбарный замок на сердце весь обледенел. Однажды один из моих любовников сказал мне, когда отношения между нами уже прекратились, что у него было ощущение, что я использую его для своих целей – то есть для секса. Когда я услышала от него эти слова, я поняла, что в действительности это примерно так и было. Только мне нужен был не просто секс, а мне нужно было ощущение, что я кому-то небезразлична. У меня не было к нему чувств, но с ним было вполне себе неплохо в постели, он был хорош, что уж там говорить, и явно был ко мне неравнодушен, а я с удовольствием этим пользовалась. Ровно до тех пор, пока мне это было нужно.

Чего я на самом деле хотела? Чтобы мужчины видели во мне не только тело для сексуальных утех, но и человека, умного, образованного, начитанного, с хрупкой, ранимой душой ребенка, которая стремится к свету, но так запуталась, что не понимает, где он этот свет и ищет своего проводника. При этом ничего кроме тела я им не предлагала. Как-то я прочитала такую фразу, что есть женщины, которые ничего не могут дать мужчине, кроме тела, и мужчины берут от них именно это не потому, что им нужен только секс, а потому что женщина не может или не хочет дать им большего. Тогда эта фраза показалась мне безумной тупостью, попыткой оправдать блядовитую натуру всех без исключения мужиков одним махом, обвинив в этом женщин. Но сейчас я начала понимать, почему эта фраза так глубоко засела у меня в мозгу – потому что я как раз и была такой женщиной. Я сама больше всего любила и ценила в себе именно свое тело – я его холила, лелеяла, заботилась о нем несмотря ни на что. Я всегда была стройной, без каких-либо усилий с моей стороны, с маникюром-педикюром, чистыми волосами, с макияжем, ухоженная и хорошо одетая. Если я была одета недостаточно хорошо с моей точки зрения (а такие моменты в моей жизни тоже случались), это причиняло мне невыносимые страдания. Окружающие меня люди часто восхищались тем, что я всегда при «параде», а я неизменно отшучивалась, что свободная женщина всегда должна быть готова к встрече с мужчиной своей мечты.