Ли Гохуа задумался. Перебрав нескольких девочек, он обнаружил, что надругаться над обожающей его школьницей — самый легкий способ заставить ее следовать за ним хвостиком. И чем сильнее она прилипала, тем больнее ей было, когда Ли Гохуа ее бросал. Ему нравилось репетировать перед этой девушкой сладкие речи, предназначенные для следующей, это ощущение бесконечности было прекрасно, чувство, будто ты бережешь окружающую среду. В момент расставания центробежная сила еще прекраснее, словно кадр в кино, когда героиня с камерой в руках кружится по заснеженному полю, ее лицо в кадре становится все крупнее, задник превращается в пейзаж, маленький квадратный дворик растягивается, превращаясь в картины, мелькающие за окном вагона скоростного поезда, пространство резко становится временем, растерзанным и окровавленным. Очень красиво. Учитель английского не поймет такое, а Ли Гохуа безумно нравится. Учитель английского не поймет то ликование на грани с желанием пуститься в пляс, которое Ли Гохуа испытал, узнав, что одна из школьниц наложила на себя руки. В душе бушевало настоящее цунами на мотив мелодии «Цинпин»32. Высшая похвала мужчине — совершенное ради него самоубийство. Ему было лень думать о разнице между «ради него» и «из-за него».