В автобусе тоже было пусто. Пару человек на задних сидениях крепко спали. Помимо них, меня и водителя здесь больше никого не было. За окном шел дождь. Мои глаза наполнились слезами, но я пыталась их сдержать. Какое-то время я старалась занять себя размышлениями о родных, старых друзьях, но все время приходила к одному и тому же ощущению равнодушия. Я поняла, что вот оно – самое страшное ощущение, которое можно было испытать. Мне было все равно. Все равно, что было, все равно, что есть, все равно, что будет. Мне даже стало безразлично мое одиночество. Кто был в этом виноват? Быть может я? Винить других – это бессмысленно и глупо. Но и эти другие, разве они не стали такими же? Они тоже не виноваты. Они просто вынуждены быть такими. Они вынуждены придавать, чтобы получить повышение по службе, они вынуждены льстить, чтобы угодить высокопоставленному чиновнику, они вынуждены быть алчными, чтобы урвать кусок хлеба. Они впадают в уныние, но при этом им становится лень добиваться большего, они завидуют, но при этом гордятся тем, чего у них нет, они становятся равнодушными, если кто-то просит о помощи и мстительными, если кто-то не смог помочь им самим. Наверно и я из их числа. Мы оттолкнули друг друга, продав себя обстоятельствам, но мы не могли иначе. То, что у нас есть – мы сами, и самое большое счастье для нас – это человек, который держит нас за руку, когда мы становимся никем.

Я почувствовала, как мои веки становятся свинцовыми. Все стало расплываться перед моими глазами, и я окончательно погрузилась в сон.

***

– Девушка…девушка! – послышался мужской голос. Я открыла глаза и увидела водителя – приехали уже, в поселок то!

– Извините, я уснула…сейчас выйду…– я стала быстро надевать куртку.

– Да чего уж там – сказал он, посмеиваясь – мне то все равно, сидите, не жалко. Вашего времени жаль.

– Спасибо – сказала я и вышла из автобуса.

До чего было внезапным мое удивление, когда вместе холода и дождя на меня повеял теплый ветер. Было семь часов утра и солнце только всходило. Я никогда не видела такой восхитительной зари. Солнце казалось, пронизывало своими еще оранжевыми лучами. На улице не были ни души.

– Может вам что подсказать? – спросил водитель, выходя из автобуса – люблю этот поселок, здесь какая-то атмосфера не такая, как везде, уютно здесь.

– Я думала здесь тоже дождливо…

– Не поверите, какой раз сюда езжу, ни разу плохой погоды не видывал! – ответил водитель.

– Извините, а вы не знаете, здесь есть что-то вроде гостиницы? Может, сдает кто комнату? – с надеждой спросила я.

– На счет гостиниц не знаю…но я тут однажды комнату снимал на 2 дня…а вам зачем?

– У меня интернатура в психиатрической больнице – ответила я – нужно где – то жить…

– А…понятно…ну ты походи, посмотри, поспрашивай…многим лишний доход не помешает…только дождись десяти утра хотя бы, а то в семь часов одни рыбаки с постели встают! Рыба для рыбака – самый главный промысел! Нормальные люди еще спят.

– А рыбаки ненормальные? – спросила я.

– Эти то?! Нет, эти ненормальные. Встанут спозаранку и идут ловить свое сокровище! Я эту деревеньку хорошо знаю, у этих рыбаков некое соревнование между собой. Наловят, меряют, чья щука больше весит, а потом ходят, гордятся! А женам их чисти потом эту рыбеху, ведь помимо щуки то еще мелкая рыба есть, а с ней замучаешься!

Я простилась с водителем автобуса и пошла прогуляться по деревне. Я прошла немного вдоль трассы, а затем свернула на дорогу, ведущую в деревню. Несколько поселковых магазинов были еще закрыты. Они стояли рядом и составляли главную продовольственную нишу поселка. Это было понятно, ведь многие жители поселка сами выращивали овощи, разводили кур и коров. С левой стороны от магазинов располагалось огромное здание, на котором громоздилась вывеска: «Досуговый центр поселка Матросы». Я пошла дальше. Через сто метров передо мной раскинулось огромное озеро и много маленьких домиков по берегу. Я спустилась к одному из пирсов, села на него, и опустила ноги в воду. Был сентябрь, но вода была по-летнему теплая. Я посмотрела на часы. Было восемь. В дали озера маячила лодка. Она понемногу приближалась в направлении пирса, где я расположилась, а человек на веслах усиленно греб. Через пять минут лодка приблизилась к пирсу. Из нее вылез пожилой человек. Он не обращал на меня внимания, пока я сама не решила заговорить с ним.

– Простите, вы не подскажите, кто в деревне может сдавать комнату?

– Что? – спросил он, оглянувшись на меня.

– Я спрашиваю, не сдаете ли вы случайно комнату в своем доме?

– А что хотите то?

– Мне нужно где-то остановиться и я, естественно платно, хочу поселиться у кого-нибудь в деревне, если такая возможность есть, конечно – попыталась я внятно объяснить.

– Понятно…– ответил мой новоиспеченный знакомый и, взяв корзину с рыбой, направился к дому, стоявшему недалеко от пирса.

– Так вы мне ответите? – крикнула я вслед, удивившись его беспардонности.

Он повернулся ко мне и ответил:

– А я не сказал разве? Если хотите, можете у меня пожить.

В доме рыбака было очень уютно. Он указал мне на комнату, а сам пошел на улицу. Комната была просто обставлена: кровать, пару стульев и тумбочка. На одном из стульев лежало аккуратно сложенное постельное белье, а на тумбочке стояла ваза со свежими ромашками. «Рука женщины присутствует» подумала я. Я поставила чемодан и тоже вышла из дома. Рыбак распутывал сети.

– Я так и не узнала, кому обязана таким гостеприимством – начала я беседу – как можно к вам обращаться?

– Михаил Андреевич – был краткий ответ.

– У вас очень уютно в доме, ваша жена наверно отсутствует, я бы хотела…

– Нет у меня жены! – крикнул он, схватил сети и быстрым шагом направился к пирсу. Я побежала за ним. Он сел в лодку и стал распутывать сети там. Я подошла к пирсу.

– Извините, я всегда говорю лишнее, опять сказала какую-то глупость – сказала я.

– Это ты меня прости, уже на людей бросаюсь. Одиночество доводит.

Я села на пирс.

– Моя жена умерла три года назад – начал он рассказывать, теребя в руках кусок рыбной сети – и все пошло не так. Мы были счастливы, хоть и не было у нас золотых гор, дворцов, квартир. Маленький домик в маленьком поселке, в котором всегда пахло смолой и березовыми вениками, любимая жена, взрослая дочь, которая каждые выходные из города со своей семьей приезжала. Это был маленький, уютный мир, вдали от шумного города, среди бескрайних полей, лесов и озер. Когда Маша умерла, то все изменилось. Она простудилась, а так как иммунитет был слабый, то воспаление легких стало неудивительным результатом. Месяц в городской больнице пролежала. Я все там сидел днями и ночами, а она все меня прогоняла, мол, уезжай, не хочу, чтобы ты меня в таком состоянии видел. Я все потом вспоминал, как она была красива. Ей было 50 лет, когда она умерла, но даже тогда, она оставалась для меня самой красивой и стойкой женщиной. Ни разу она не сказала, что у нее что-то болит, но до последнего беспокоилась обо мне. Михаил Андреевич закрыл лицо руками и затрясся. Он глубоко вздыхал и всхлипывал носом. Я поняла, что он плакал. Я всегда знала, что если плачет мужчина, то ему по-настоящему тяжело. Я не знала, что сказать. Я сидела и слушала, как он плачет.

– Но не это самое страшное – продолжил он погодя – дочь ни разу не пришла в больницу, а на похоронах пробыла всего пол часа, положила цветы, сказала, что ей очень жаль и ушла. Она была у меня год назад. Но не потому, что меня увидеть хотела, чтобы внука на пару дней оставить. Некому было присмотреть. То белье на стуле – это для нее. Думал вдруг приедет когда-нибудь. Год прошел, а я все жду и жду. Наверно нет смысла.

– А почему вам не позвонить ей? – спросила я.

– Да на что я ей нужен? Умру, не заметит. Никто не заметит. Она красивая, статная. Директор компании строительной фирмы, а муж ее учредить этой компании. Меня она стесняется. Когда я ей звонил, она сказала, что не может говорить, сказала позвонить через пару дней, но потом трубку не взяла. Но ты не думай, я обиды на нее не держу…сил нет обижаться. Не думал я, что так у меня все сложится, под конец жизни то…остался один, совсем один.

– Я тоже одна…– призналась я – отца нет, матери все равно…у нее другая семья, пару звонков за полгода – и то хорошо. Единственный близкий человек, мой друг, уехал учиться за границу. Конечно, я поддержала его в этом, но внутри все сжималось, хотя кто он мне…просто друг, но друг, ставший единственным человек во всем мире, чье присутствие зарождало желание жить, а не проживать. А сейчас я считаю минуты, смотрю на часы, и жду, когда они пройдут. Жду следующего часа, жду вечера, жду утро, а потом опять жду вечера. Разве это жизнь?

– Не думаю…– ответил он.

– Знаете, наверно я даже не представляю, что такое война, раз думаю об этом, но если бы пришлось выбирать, то я бы лучше жила в то время. Может быть тогда, в моей жизни был хотя бы какой-то смысл. Это глупо конечно, можете не говорить.

Мы еще долго так сидели, но какая нам разница, мы могли бы сидеть и вечность. Все равно бы никто не пришел, нам некого было ждать и время для нас не играло важной роли.

Там, в городских трущобах, люди бегут, спешат, торопятся куда-то. А здесь тихо, тишина. Почему люди, как природа, не могут выслушивать и молчать? Просто, как эта природа, выслушивать и молчать в ответ? Мы сидели и молчали, слушали, как ветер колышет листья, как поют птицы, как где-то вдали шумят бурлящие пороги, обрушиваясь небольшими волнами на препятствующие их потоку камни.

IV

Психиатрическая больница номер семь. В кабинете главного врача пахнет спиртным. Я сижу на стуле и держу свое направление. «Мария Александровна – главный врач» красуется имя на бэйдже.

– Ну и куда прикажете вас поместить? – спросила она, разглядывая мое направление.

– Я могу в любом отделении поработать – ответила я, пытаясь ей понравиться.

– Так ладно, идите в отдел кадров, отдайте там свое направление, потом пойдете в отделение психотического эпизода. Старшая медсестра вам все расскажет, покажет. Ступайте.

– Отделение психотического эпизода? Но я не планировала работать с больными шизофренией…я только….

– Какой из вас тогда будущий врач? – перебила она меня резко.

Я вышла из кабинета.

«Отделение психотического эпизода» – подумала я – «Только этого мне так не хватало».

Я зашла в отделение. Старшая медсестра дала мне халат и попросила подождать десять минут. В коридоре было пусто. Один человек сидел на скамье и смотрел в книгу, лежащую на коленях. Я села рядом с ним. Я знала, что с больными лучше всего не разговаривать на посторонние темы, но что-то заставило меня задать ему вопрос.

– Как вас зовут? – спросила я.

Человек не ответил и дальше смотрел в книгу.

– Меня Анной зовут – продолжала я – я буду здесь работать. Я хочу с вами познакомиться, раз нам предстоит сотрудничество.

Человек продолжал молчать.

– Вас тут хорошо кормят? Вам нравится? По-моему, здесь очень уютное местечко. А что вы такое читаете? Можно посмотреть? – я хотела взять книжку, но внезапно человек захлопнул книгу и закричал:

– Да вы что! Совсем что ли? Я вам больной что ли, чтобы так со мной разговаривать? «Хорошо ли вас кормят? Уютное местечко?». Это больница для психов! Я это прекрасно знаю, только не понимаю, почему я здесь. Нечего со мной так разговаривать. Это моя книга и нечего ее трогать!

Я оцепенела и не знала, что мне делать. На крик прибежала старшая медсестра и медбрат.

Медбрат взял больного под руки и повел в палату.

– Как с ребенком разговаривает, издевается надо мной! – не переставал кричать больной.

Старшая медсестра посмотрела на меня с укором.

– Первое правило, которое вы должны были уже давно уяснить – это не разговаривать с пациентом на посторонние темы. Теперь из-за вас куча проблем будет. Как вы собирались здесь практиковаться, если даже элементарным уровнем знаний не владеете?

– Извините, извините меня…я не знаю, что на меня нашло…– начала оправдываться я – Этого не повториться.

Но все же это повторилось. На следующий день, после оформления, мне дали указание подшивать документы в карты больных. На пункте регистратуры приемного отделения находилась я и медсестра. Некоторые больные прогуливались по коридору.

– Я отойду минут на пятнадцать, ладно? – спросила медсестра – мой муж заехал, хочет меня повидать. Я тут просто вторую смену уже…– начала она оправдываться.

– Мне не сложно, конечно – ответила я.

– Ой, спасибо. Главный врач сегодня не работает, так что бояться нечего. Я мигом – сказала медсестра и, бросив медицинский халат на стул, побежала к выходу.

Я продолжала подшивать документы.

– Тук, тук. Можно? – спросил чей-то уже знакомый голос.

Я подняла голову и увидела больного, с которым вчера пыталась завести беседу. Я не ответила и продолжала заниматься своим делом.

– Да ладно, бросьте – начал он – вчера я был не в себе, плохое настроение, с кем не бывает. Предлагаю нам начать все с начала.