Глава 3

Любово заложил дед нашей барышни для своей молодой жены, потому и назвал так. Мол, любовь тут жить будет – от столицы четверо суток, свежий воздух, природа. Да только не слюбилось. Не нашла супружница в себе тёплых чувств ни к усадьбе в глухомани, ни к мужу, который был на двадцать пять лет её старше.

Так и стояло Любово пустым много лет и приходило в упадок. Но затем единственный сын дедушки Ежен Хайди умудрился спустить в карты почти всё отцовское наследство. Пришлось ему продать и столичный дом, и два завода, и большую часть деревень вместе с людьми (к моему удивлению, крепостное право здесь цвело пышным цветом).

После выплаты всех долгов осталось у Хайди Любово с двумя деревеньками и обширными угодьями с пахотными землями, лесом, озером и берегом реки.

Не так и плохо – по моим меркам.

Семейство Хайди переехало полным составом. Сам Ежен, его супруга Элеонора и двухлетняя дочь Еженика (а я наконец поняла, почему бедную девочку так назвали).

Ежен со свойственным ему азартом немедленно занялся развитием поместья, потратил на это оставшиеся деньги и за несколько лет умудрился привести Любово в ещё больший упадок, нежели прежде.

Элеонора, и так не слишком крепкая здоровьем, в одну из зим простудилась и слегла. Да так и сгорела в лихорадке.

А по весне в усадьбе появилась госпожа Арна. Никто из женщин не помнил, оттуда она взялась. Просто в одно прекрасное утро вышла к завтраку и осталась жить в Любово сначала в качестве гувернантки Еженики, а затем и невесты её отца.

– Арна эта, не к ночи будь помянута, – Бабура осенила себя отпугивающим зло знаком, – но она недобрая была.

– Да ведьма она была, – вставила своё слово Иста. И повариха тут же на неё зашикала, испуганно оглядываясь по сторонам.

– Ведьма? – удивилась я. А вспомнив прочитанные книги, уточнила: – Может, магиня или магесса? Ну, женщина, использующая магию.

– Нет, ведьма, – Бабура непреклонно покачала головой и произнесла явно от кого-то слышанные слова: – Ибо никакой магии не существует, а одно богомерзкое колдовство, за которое ведьмам полагается гореть на костре.

– Да ладно! – моя современная натура, привычная к благам современной цивилизации, ужасы вроде крепостного права и костров инквизиции считала делами давно минувших дней.

А здесь они, похоже, как раз были на пике популярности.

Иста на моё восклицание только горестно вздохнула, а Бабура продолжила рассказывать.

Арна эта взялась хорошую девочку Ежу учить. Женщины полагали, что как раз тому самому богомерзкому колдовству. Только тогда никто ещё не знал. Думали, какая хорошая гувернантка, заботливая, внимательная. Она проводила с девочкой почти всё время. Учила читать, писать, считать. В лесу они изучали деревья и птиц, на лугу – цветы, в речке искали рыбок.

А потом за Ежей стали замечать странное.

– Редко это было, – вдруг вставила своё оправдательное слово Иста.

– Это потому, что Арна от неё не отходила, вовремя пресекала! – Бабура однако была настроена иначе.

– А я говорю, редко. Я ж смотрела за ними, как началось, так и стала смотреть, думала, девочку поберечь сумею.

– Да ты, когда за травами своими ходила, тогда и смотрела только. Я вон сколько из окна кухни глядела на них, тебя и близко не было!

Перепалка грозила перерасти в конфликт, и я поспешила вмешаться.

– Уверена, вы обе смотрели внимательно. А остальные? Они ничего не замечали? Ежен, например? Или тогда магия была разрешена? То есть богомерзкое колдовство, конечно.

Обе женщины тут же замолчали. Иста уже привычно вздохнула, вытирая уголком платка глаза. Бабура посопела немного на товарку, потом ответила.

– К мужичью госпожа Арна не подходила. С бабами не общалась, не её полёта мы птицы. А господин Ежен в ней души не чаял, словно околдованный. Да и не интересовался он, чем они там с девочкой занимаются.

– Околдованный и был, – вставила ремарку Иста.

– Летом они всё больше на улице занимались с Ежей, да куда подальше уходили. А зимой в классной комнате запирались, туда никому ходу не было. Ну а если что брякало иль гремело, так уроки идут.

– Очень удобно, – прокомментировала я, думая о своём. – А то, что вы замечали, как оно проявлялось? Например, холодную воду Ежа могла сделать горячей?

Женщины быстро переглянулись, а потом дружно как по команде опустили взгляды в тарелки и с усердием начали есть.

– Эй, дорогие мои, мы сейчас в одной лодке! Если мне придётся изображать вашу Еженику, я должна знать, на что она способна.

Бабура отложила ложку.

– Был один раз, – призналась она. – Посуду я мыла у колодца, котлы под варенье, горшки. Вода, значит, студёная была. А Ежа мимо проходила. Говорит, руки у тебя, Бабура, не замёрзли. Я отвечаю, мол, есть немного. Она глянула так искоса и ушла. А потом вода коркой льда покрылась…

– Да не нарочно она! – встряла Иста. – Получилось так. Ежа помочь тебе хотела.

– Ну-ну, помогла, я тогда пальцы об лёд тот срезала, когда разбивала. Все горшки залила, ещё перемывать пришлось.

В доказательство Бабура продемонстрировала тонкие, едва заметные полоски шрама, тянущиеся поперёк среднего и указательного пальцев левой руки.

За столом снова разгорелась перепалка, но я не слушала, думая о своём. Значит, воду в ванне нагрела я. То есть не я, конечно, это тело, в котором я сейчас нахожусь, как бы дико это ни звучало. Но моё новое тело обладает магией. Или богомерзким колдовством, как называют её местные.

Ещё бы научиться использовать новые способности так, чтобы никто не увидел и не догадался. А то и правда сожгут как зловредную ведьму.

Брр… Я передёрнула плечами.

Конфликт набирал обороты. С черт характера Еженики женщины перешли на свои личные качества. Они стояли друг против друга, разделённые только столом, и, тыча пальцами, доказывали, кто из них прав, а кто нет.

На этот раз перекричать их не получилось, пришлось хлопнуть по столешнице.

– Вы и при госпоже так себя вели? – с нарочитым удивлением поинтересовалась я.

Запал слетел с обеих одновременно, будто и не было. Женщины присмирели, посмурнели и опустились обратно на лавки.

– Вы мне лучше расскажите, откуда этот муж взялся, и почему Еженика сбежала от него и меня подсунула вместо себя. И куда делись Ежен с Арной?

Остальное я более-менее уже поняла.

Оказалось, тут был замешан любовный треугольник. Даже четырёхугольник.

Однако началось всё с папеньки. Азартная натура требовала выхода. Но после потери состояния Элеонора подстраховалась, уговорила мужа отказаться от имения и переписать оное на дочь. Боялась, что Ежа останется на улице. В общем, умная женщина была эта Элеонора.

Дохода Любово не приносило, одни убытки. Продать Ежен ничего не мог, заложить тоже. Играть ему было решительно не на что. Так что соседи и сами не беспокоили, и в гости не приглашали.

Кроме господина Дунгаля Флоси, хозяина Поречья, что на той стороне реки. Причина у господина Флоси дружить с господином Хайди была самая что ни на есть серьёзная – сенокосные луга.

Большая часть лугов в Поречье расположена в низине поймы, весной река Ласкуха разливается, и вода на той стороне держится по самый сенокос.

То ли дело луга Любово, с них вода сходила ровнёхонько с началом роста травы. И та вымахивала к косьбе – густая, зелёная, сочная, сам бы ел.

Господин Флоси часто пересекал мост через Ласкуху, чтобы полюбоваться на луга соседа. Быстро выяснил, что в карты их не выиграть, дочери принадлежат. Для замужества Еженика ещё не созрела.

А деньги господину Хайди были нужны, он и придумал сдавать луга в краткосрочную аренду. Своих-то коровок давно уж не было.

А как господин Ежен помер, так Флоси и решил…

– Как помер? – я заслушалась этой пасторальной историей с детективным налётом, но такой развязки не ожидала. – Флоси его убил?

– Да нет! – отмахнулась Бабура. – Господин Ежен с Арной утопли. Поехали на лодке покататься по Ласкухе. Лодку-то мы на следующий день нашли, а от них даже следов не видали. Мужики с баграми неделю русло прощупывали, да видать снесло их уже.

– Флоси точно не причастен? Расследование проводилось?

– Да зачем оно ему? – удивилась Бабура. – Это ж аккурат два года тому было. Еже шестнадцать стукнуло уже, ей даже опекун не нужен. Сама всё и решала. И в аренде господину Флоси отказала. Дескать, разбазаривание отчих земель оскорбляет память покойного папеньки.

Иста хихикнула.

– Ишь, запомнила.

Бабура гордо подбоченилась. Действительно, запомнила такую сложную фразу – молодец.

– А почему отказала? Деньги были не нужны?

– Дык не нравился он ей, Флоси этот, – ответила мне Иста, тихо добавив: – И никому не нравится. А барышня у нас гордая, за кого попало замуж не пойдёт.

А вот деньги ей как раз были нужны и даже очень. После ухода папеньки всё стало разваливаться. Откуда ни возьмись понабежали кредиторы. Совали расписки, где господин Хайди чёрным по белому писал, сколько и у кого брал в долг. На какие нужды, не разъяснялось, но и так было понятно: Ежен не оставил пагубную привычку.

Вот тогда Еженика и осерчала на папеньку. Память его уже не блюла, но признать неправоту и отдать луга Флоси гордость не позволила. К тому же он слишком возмущался. Напугал барышню однажды, она ему на порог и указала. Сказала, чтобы ноги его больше в Любове не было. И не видать ему любовских лугов, как своих ушей.

Флоси пообещал, что Ежа пожалеет, и ушёл.

А как она продавать людей и земли начала, чтобы с кредиторами разобраться, так почти всех и перекупил. А там и слушок в Поречье пошёл, мол, барышня-то любовская странно ведёт себя, разное при ней происходит, неужто ведьма она?

– А ведьмы-то, известно, – пояснила мне Иста, – они замуж не ходят. Потому как от супружеской жизни у них сила истончается.

– Ну господин Флоси слухи эти яро разжигал, – подхватила Бабура. – А как восемнадцать Еже стукнуло, первым и прикатил. Свататься.

– Вот подлец! – восхитилась я лицемерной находчивостью соседа.

Если б Ежа ему отказала, он мог её обвинить в колдовстве. Здесь это просто – только написать донос в центральное отделение инквизиции. Тогда из городка Холмы, что всего в двух часах езды, прислали б инквизитора, чтобы проверил Ежу на наличие способностей. И если б нашёл, её сожгли на главной площади этого самого городка.

И пусть Бабура говорила об этом, как о чём-то само собой разумеющемся, у меня по спине побежали холодные мурашки, заставляя поёжиться. Пока я нахожусь в теле Еженики, всё, что касается её, касается и меня.

– И что этот Флоси? Отступился? Или… – я вдруг вспомнила минувшую ночь, – Ежа вышла за него замуж?

– Куда там! – махнула рукой Иста, улыбаясь, будто была очень горда своей любимицей.

А Бабура озвучила то, что недоговорила её товарка.

– Ежа сказала, что за этого толстого борова в жизни не пойдёт, лучше на костёр!

Я вспомнила минувшую ночь. Мужчина, с которым я её провела, вовсе не производил впечатления толстого борова. Скорее наоборот, он был поджарым, но весьма сильным. Память будто нарочно подсунула воспоминания о его напряжённых мышцах под моими ладонями.

Я скорее сунула в рот дольку огурца и начала тщательно жевать, чтобы избавиться от воспоминаний.

– Милая, что с тобой? Бабура, глянь, как её в жар бросило! – участливый голос Исты заставил покраснеть ещё больше.

– Никак заболела? – на мой лоб легла мозолистая рука. И тут же Бабура с облегчением опровергла: – Да нет, не заболела. Жар от плиты идёт. Сейчас окно открою, полегче станет.

Женщина поднялась и распахнула створки, открывая вид на пруд, по гладкой поверхности которого плавало с десяток уток.

Я тайком сделала несколько глубоких вдохов и длинных выдохов, привычно восстанавливая внутреннее спокойствие.

– Если не за Флоси, за кого тогда Еженика вышла замуж? Она ведь вышла замуж, я правильно поняла? Да и вы сами говорили, что она теперь госпожа, а не барышня.

– Ежа вышла за доктора, только… – Бабура произнесла это смущённо и отвела взгляд.

– Что за доктор? – я насторожилась, прежде о нём не было ни слова.

– Доктор Идан Ленбрау, – охотно пояснила Иста. И по тому, как старушка произнесла это имя, я поняла, что он не оставил равнодушной женскую часть Любово.

– Он живёт в Холмах, – Бабура махнула рукой, указывая направление к городу.

Доктор переехал в провинцию несколько лет назад. Когда-то Идан Ленбрау служил армейским врачом и был дружен с братом Элеоноры, погибшим дядей нашей Еженики.

Сначала он наносил в Любово редкие визиты вежливости, затем пытался вытащить из лап смерти Элеонору. Но тщетно. А когда погиб Ежен, постарался помочь осиротевшей девушке. Чем мог.

И вот после памятного визита Флоси с предложением руки и сердца в виде ультиматума Ежа рванула в город. К доктору Ленбрау.

Вернулась она к вечеру, довольная и заявила, что завтра выходит замуж, но не совсем по-настоящему.

– Как не по-настоящему? – удивилась я. По моим воспоминаниям брачная ночь получилась очень даже настоящей.

– Это когда есть бумага, что муж и жена, а супружеской жизни нет, – с умным видом пояснила мне Иста.

– Спасибо за разъяснения, – я скептически усмехнулась, но старушка приняла мою ухмылку за чистую монету и заулыбалась в ответ.

– Да Ежа и не собиралась с ним жить, накануне она мне поведала, что встретила свою любовь в другом мире, – вдруг призналась Иста.

– Что?! – в один голос воскликнули мы с Бабурой.

– А что? У всех барышень есть секреты, а я поклялась своим посмертием, что никому ни слова не скажу, – старушка резво поднялась с лавки и отошла к распахнутому окну, будто ей не хватало воздуха. Хотя это моя жизнь рушилась словно карточный домик.

Но поделиться этой тайной Исте очень хотелось. Слишком долго держала в себе. Нам с Бабурой и не пришлось особо уговаривать.

Занятия колдовством Еженика не оставляла даже после гибели своей наставницы. Иста переживала за девочку, пыталась вразумить словами, наставить на путь истинный. Однажды вошла к ней в спальню, хороших снов пожелать, а там Ежа с зеркалом разговаривает. И зеркало ей отвечало. Причём мужским голосом.

Когда барышня поняла, что её раскрыли, не стала кричать или возмущаться. Положила зеркало на стол, задвинула засов на двери. А потом взяла Исту за руку, усадила рядом с собой и всё ей рассказала. Что Арна научила её открывать окошко в другой мир.

Сама наставница умела только наблюдать, как там живут. Но Ежа превзошла её. Ей удалось услышать голоса, а затем и самой начать общение с представителями другого мира.

Точнее представителем.

Они уже давно общаются и полюбили друг друга так сильно, что готовы на всё. Вместе они придумали план, выбрали женщину, которая займёт место и тело Ежи. А сама Еженика станет жить её жизнью в том мире.

При этих словах я обалдела. Это что значит, меня ещё и выбрали? Эта юная бабка Ёжка со своим ухажёром меня просто выбрали!?

– А как отбирали? По каким параметрам?

– Этого я не знаю, – Иста пожала плечами и отвернулась к окну, любуясь уточками.

Моя первая реакция – возмущение – сменилась непониманием. Не помню, чтобы в моей жизни проявлялась хоть какая-нибудь магия. Ни волшебных палочек не встречала, ни единорогов, даже захудалого везения и то не было.

На экзаменах попадались самые сложные билеты. В кондитерской передо мной забирали последнее заварное пирожное. Всё, что у меня было в жизни, я добивалась трудом, усердием и дисциплиной.

А тут какая-то Ежа в одночасье лишила меня всего! Ещё и свою жизнь подсунула, куда я по доброй воле ни за что не вляпалась бы.

– А я не поверила, думала, умом барышня поехала из-за соседа нашего, – вздохнула Бабура. – Когда в спальне тебя увидела, тогда и поняла, что ты не Еженика. Да и то до последнего сомневалась.

Теперь мы с Истой вперили изумлённые взгляды в Бабуру.

– Так Ежа и тебе открылась? – ревниво воскликнула старушка.

– Думала, только ты у неё в наперсницах ходишь? – повариха подбоченилась, гордая оказанным ей доверием. А я снова закатила глаза.

Эти двое ругались, потому что ревновали барышню друг к дружке и никак не могли поделить её внимание.

Вопрос был в другом. Что теперь мне делать в Ежином теле и в её жизни? Я-то хочу обратно свою, которой теперь живёт эта самозванка! И как мне всё вернуть назад?

Ответов у меня не было. Только ещё один вопрос.

– Зачем Ежа вышла замуж за доктора, если собралась к любимому в другой мир?

Иста смутилась, но всё же ответила.

– Барышня не знала, выйдет у ней али нет. Тут дело такое – сложное.

Ага, решила подстраховаться. А у неё всё получилось. И теперь я сижу в её старом доме со старой мебелью и старыми служанками, а ещё новоиспечённым мужем и соседом, который хочет отобрать заливные луга.

У меня.

Потому что теперь Ежины проблемы стали моими.

Я ничего не забыла? Ах да, ещё же способности к богомерзкому колдовству, за которые могут сжечь на костре.

Вот это я попала! Хуже, наверное, можно было, но уже некуда.

Так что я подвела итог.

– Значит, я теперь жена доктора Ленбрау? И сегодня у нас была первая брачная ночь?

Обе женщины кивнули, неуверенно переглянувшись.

– И куда же делся мой муж?

Кажется, они ожидали другого вопроса, потому что слегка расслабились.

– Так это, – пояснила Бабура, – на учениях. Он же доктор, вот и ездит каждое лето, чтобы новобранцы друг друга да себя не зашибли.

– Они так специально с Ежей договорились, чтобы перед отъездом брак оформить. Ну чтобы вопросов не было, почему супруг не живёт с ней. А потом оно как-то бы сгладилось и забылось.

Я вздохнула и прижала ладони к лицу.

Вся эта ситуация мне ужасно не нравилась. Но хотя бы появились некоторые отсрочки. На костре меня пока сжигать не будут, и с мужем объяснение откладывается на неопределённый срок. Уже легче.

Там, глядишь, разберусь в ситуации и что-нибудь придумаю. Может, найду Ежины записи и с их помощью вернусь домой.

Безвыходных ситуаций не бывает!

А пока буду вживаться в новое тело и новую реальность.

Я убрала руки и обвела женщин уже более осмысленным взглядом.

Раз я теперь Еженика Ленбрау, значит, хозяйка Любово и этих двоих спорщиц тоже. Поэтому они должны меня слушаться. Или не должны?

Вот сейчас и проверим.

– Дорогие женщины, – начала я вкрадчивым голосом, так что обе сразу насторожились, – а вот как по вашим законам – если кто-то знал о богомерзком колдовстве и не сообщил инквизиторам, что ему за это будет?

Бабура побледнела. Иста прижалась спиной к подоконнику, будто уже хотела выскочить наружу и убежать.

А я долго и внимательно посмотрела каждой в глаза, а потом сказала.

– Так вот, уважаемые, теперь я ваша хозяйка Ежа Ленбрау. Вы будете относиться ко мне, как к госпоже, слушаться беспрекословно и не перечить. Если я окажусь на костре, вас утащу за собой. Это понятно?

Обе женщины, чуть помедлив, кивнули.

– Тогда ведите меня одеваться, а потом на экскурсию по усадьбе, чтобы я знала здесь каждый закуток и каждый кустик.