– Барышня, что с вами? Мисс Эби?
Я поняла, что кто-то зовёт и трясёт меня за плечо, не сразу, до того была погружена в свои мысли. Потом приподняла голову и обнаружила склонившуюся надо мной Рену, жену мельника. Пышная и румяная, сама похожая на свежую сдобу, одну из тех, что лежали у неё в корзине и источали одуряющий аромат.
Только теперь я поняла, что завтрак остался в далёком прошлом. И ещё неизвестно, когда будет обед и будет ли он вообще. В желудке провокационно заурчало. Он вспомнил, что голоден, и спешил сообщить об этом всем вокруг.
– Всё в порядке, Рена, – я попыталась улыбнуться, уж слишком встревожено смотрела мельничиха, – просто быстро шла и устала.
– Такое бывает, – поделилась она своими наблюдениями, но дальше не пошла, осталась рядом. Поставила на траву корзинку, приподняла холстину и достала одну из булочек, аромат которых яростно пробивался наружу, сразу выдавая, что именно скрывается внутри. Протянула мне: – Вот скушайте, а то худенькая, что та травинка – ветер подует и унесёт. Потому и сил у вас маловато, что мало кушаете.
Мне не хотелось ещё больше тревожить добрую женщину, потому я с благодарностью приняла сдобу и сразу же откусила кусочек от румяного бока.
– М-м, как вкусно, – ничуть не покривила душой. Булочка действительно оказалась свежайшей с ароматной мякотью и хрустящей корочкой.
– Кушайте-кушайте, – улыбнулась моей похвале Рена и указала на свою корзину, – а мне пора дальше идти – косари обед ждут.
– Спасибо, – я в несколько укусов доела сдобу, глядя вслед заботливой мельничихе, а затем поднялась на ноги, отряхнула подол платья от травы и крошек и двинулась вперёд по единственной деревенской улице.
Бревенчатые дома, крытые камышом, стояли по обе стороны, окружённые невысокими заборчиками, а то и вовсе без оных. Всё выглядело чисто и аккуратно, во многих местах цвели яблони и вишни, обещая щедрый урожай.
Там и здесь бродили беспризорные куры, с серьёзным видом роясь в земле. Неподалёку гоготали гуси, и я немного напряглась – от этих безобразников мне как-то пришлось улепётывать, сверкая пятками. А вот коров и овец нигде не было видно, их ещё на рассвете увёл за собой пастух.
Несмотря на излишнюю зачастую строгость, люди у миссис Прайс не бедствовали. Да и во всей нашей округе я не встречала отчаявшейся нищеты. Люди много работали, чтобы у их семей был свежий хлеб и горшочек топлёного масла к ужину.
Не хватало криков ребятни на улице, но то и понятно – страда, нужно помогать старшим. Сейчас не до игр. Вот скосят траву, заготовят на зиму сено скотине, потом соберут урожай, переберут овощи и фрукты, уложат для долгого зимнего хранения, вот тогда окрестности огласятся радостными детскими голосами, которым не страшен ни зной, ни самый лютый мороз.
Дом кузнеца стоял на окраине деревни, поближе к кузнице, вынесенной за околицу. Оно и понятно, где огонь, там может случиться всякое. То уголёк выскочит, то случайная искра вылетит, а там недалеко и до пожара. Поэтому бани и кузни всегда стояли наособицу.
От греха подальше.
Над кузницей вился лёгкий прозрачный дымок, значит, Бернет на своём месте. И нам с Тиной никто не помешает поговорить по душам.
Из дома слышался надрывный детский плач, и я невольно ускорила шаги. Открыла калитку, улыбнулась завилявшему хвостом старому псу, так и не поднявшемуся со своего места. Он только посмотрел на меня, убедился каким-то своим способом, что я не причиню вреда, и перевернулся на другой бок, подставляя его солнцу.
– Грейся-грейся, – махнула я рукой, поднимаясь по деревянному крыльцу в две ступеньки и отворяя дверь. Крик младенца стал громче, но в просторной комнате с большой белёной печью никого не было видно.
Слева под окнами с распахнутыми по случаю хорошей погоды ставнями стоял большой стол с двумя узкими лавками вдоль длинных сторон. На столешнице уже были расставлены глиняные миски и деревянные ложки. Крупными ломтями нарезан каравай, прикрытый до поры чистым полотенцем.
Всё ясно, здесь ждут работников к обеду.
В углу висели образа с изображением Муара и Жеаны, я слегка поклонилась, наткнувшись на них взглядом. На полу стояла высокая кованая подставка для двух лучин. А рядом – заброшенные прялка и деревянная лошадка-качалка. Сейчас не до рукоделия или игр – страда.
Вдоль стен стояли широкие лавки, на которых спали старшие дети, и два плоских сундука – постели для малышей.
Плач не замолкал.
Я сделала пару шагов по слегка вибрирующим под моими ногами доскам и негромко позвала:
– Тина? Тина, ты здесь?
Дойдя до середины комнаты, заметила то, что скрывала до поры до времени стоявшая справа и занимавшая почти четверть помещения печь: дверной проём, закрытый небелёным полотном.
– Тина? – я отодвинула занавеску и увидела ещё одну комнатку, поменьше.
Здесь, сразу за печным боком, стояла единственная во всём доме кровать – супружеское ложе. А по центру комнаты к потолку крепилась люлька. Над ней склонилась женщина, раскачивая и что-то тихонько приговаривая, убеждая.
– Тина? – позвала я громче, перекрикивая детский плач, и наконец была услышана.
Подруга вздрогнула и обернулась.
– Эби… – на её глаза навернулись слёзы. – Эби, я не знаю, что с ним делать…
Я подошла ближе и увидела лежавшего в люльке младенца. Его лицо было красным от натуги и слёз. Ребёнок безостановочно орал, раскрывая розовый ротик с четырьмя маленькими зубками.
Мне даже не нужно было спрашивать, что случилось. Запах говорил сам за себя.
– Нужно поменять пелёнки, – посоветовала я тоже готовой расплакаться Тине.
– Думаешь, я не меняла? Уже дважды за последние полчаса, но он снова их пачкает и опять орёт, – в её голосе звучало отчаяние.
– Наверное, что-то не то съел, – сделала я вывод, но, видя измученное лицо подруги, решила взять на себя управление ситуацией. Строгим, не терпящим возражений тоном велела: – Смени пелёнки, а я заварю травы. Всё будет хорошо. Только не паникуй.
Аромат трав я почуяла сразу у входа, за печью. И действительно, здесь висели пучки, собранные ещё прошлым летом. К счастью, в семье кузнеца собирали с запасом, а то пришлось бы сейчас бегать по полям, искать нужное.
Большинство из этих растений я хорошо знала. В том, что касается трав, мне не было равных в нашей округе. Несколько листков сорвала с одного веника, у второго отломила кончик, третий забрала целиком – там почти ничего не осталось. Видно, часто использовали по назначению.
Взяла глиняную миску, покрошила в неё травы, залила горячей водой из нашедшегося в печи чугунка. Выждала несколько минут, пока растения отдадут воде свои целебные свойства, вдохнула особый, чуть горчащий на краешке языка аромат и понесла в комнатку, в которой всё это время не прекращался плач.
Ребёнок уже был переодет в чистое. Тина держала его на руках, пытаясь укачать. Я поставила миску на комод, взяла один из чистых отрезов, приготовленных на пелёнки, смочила краешек в миске с отваром, а потом отжала несколько капель прямо в раскрытый ротик младенца.
Он удивлённо замолчал, захватывая пелёнку губами и причмокивая. Повторила процедуру ещё пару раз. Спустя несколько минут глазки ребёнка закрылись. Тина положила его обратно в люльку. И мы обе на цыпочках, стараясь лишний раз не дышать, вышли в большую комнату.
– Спасибо тебе, Эби, ты меня спасла, – устало улыбнулась Тина.
Я тоже чувствовала себя выжатой как лимон, хотя провела в этом доме не больше часа.
– Ну, подруга, – улыбнулась Тине, – рассказывай, как живёшь.
Она тоже засмеялась в ответ, тут же испуганно прикрывая рот рукой. Мы обе посмотрели на задёрнутую занавеску, но за ней по-прежнему было тихо.
Кажется, не услышал, слава Жеане!
– Идём на улицу, – предложила подруга, и мы вышли из дома.
Сели на лежавшее в тени дома толстое обструганное бревно. Тина вздохнула пару раз, прежде чем начать.
– Он хороший… Бернет, – начала она, смущаясь. – И сказал, что не будет меня торопить. И не упрекнёт, что с другим была… Дети ко мне присматриваются пока, а я к ним. Сегодня вот с малышом оставили. А я не справляюсь. Не готова я… Понимаешь? Я всё ещё о Стерне думаю… Как он… Глупая, да?
– Нет, ты не глупая, – поспешила я утешить подругу. – Но о Стерне придётся забыть. Даже если бы он и смог тебя выкупить, а шансов, что тётка тебя отдаст ему, крайне мало, то теперь ты жена Бернета. Перед законом и богами.
– Я привыкну и научусь жить здесь… – Тина заговорила очень тихо, по слегка прерывистому дыханию я поняла, что она плачет, хоть и пытается это скрыть. – Ты не думай, Эби, я всё понимаю, это лучший вариант из возможных… но… Нет, никаких но! – она отёрла слёзы резким движением. – Я полюблю Бернета и детей, стану им матерью и женой ему. Я справлюсь, правда.
Я обняла Тину, и она склонила голову мне на плечо. Так мы и сидели, думая каждая о своём, пока невдалеке, ещё пока скрытые фруктовыми деревьями, не раздались громкие голоса.
– Мои идут, – Тина подняла голову, вытерла слёзы и улыбнулась. Всё правильно, её новой семье не нужно видеть, что она плачет. – Останешься на обед, Эби?
– Если не создам неудобств, – ответила я вежливой неопределённостью, давая Тине выбор. Ведь я не знаю, как меня здесь примут.
Впрочем, подруга порадовала.
– Конечно, оставайся, еды у нас хватит. А дети тебе будут рады. Тебя в деревне любят.
Детей было четверо.
Старшей Низе уже четырнадцать. Через пару лет станет невестой, но уже и сейчас девочка была очень красива. Ох, и намучается с ней кузнец. Дальше шли двое мальчишек-погодок десяти и девяти лет, Нейт и Нолан. И ещё одна семилетняя девочка, Эдна.
Дети делились впечатлением о прошедшем дне, громко переговариваясь и смеясь.
За ними на некотором отдалении шёл Бернет, видимо, услышавший детские голоса из своей кузницы. Или тоже закончил работу в это время.
Увидев второго человека возле дома, дети замедлили ход, приглядываясь к постороннему. Но потом узнали меня. И Низа прибавила шагу, вырываясь вперёд и приветствуя меня первой.
– Эби, Эби, как хорошо, что ты пришла. Мы уже думали кого-то посылать за тобой в усадьбу. Скоро день Жеаны. Ты поведёшь нас собирать травы?
– Конечно, Низа, – я улыбнулась в ответ на такую детскую непосредственность. Всё же она ещё была настоящим ребёнком. – Всё как обычно: встретимся на рассвете на прежнем месте. Проспавших ждать не будем.
Дети весело рассмеялись моей шутке. Проспать могли господа, а крестьянские ребятишки сызмальства привыкали вставать с петухами.
Бернет сухо поздоровался, подходя. Я ответила ему, скрасив приветствие улыбкой. Все вместе мы прошли за дом, где стояла большая деревянная бочка с дождевой водой.
Тина выдала мужу большой кусок тёмного пахучего мыла и поливала ему на руки и шею, пока, громко кряхтя, Бернет смывал с себя трудовой пот и грязь. Низа вымыла только руки и лицо, как и Эдна. А вот мальчишки устроили настоящее мыльное побоище, балуясь, пока отец не сделал им замечание. И они тут же притихли.
Войдя в дом, глава семьи первым делом отдал поклон Жеане и Муару, а затем занял своё место во главе стола. Дети расселись рядом с ним по старшинству по правую руку. Самой младшей достался табурет напротив отца. По левую руку усадили меня, как гостью, а уже рядом со мной осталось место для Тины, которая сейчас хлопотала вокруг стола.
Мне было непривычно и так и подмывало помочь, но я понимала, что сейчас это будет неуместно. Всё же мой статус сейчас выше, и я здесь гостья, которой (пусть и явилась без приглашения) надлежит выказать уважение.
Тина взяла стоявший в углу рогатый ухват на длинном шесте и достала из печи гревшийся на углях чугунок с густым наваристым супом. Поставила чугунок на центр стола, убрала ухват и только после этого заняла своё место.
Все по очереди протягивали ей свои миски, а Тина накладывала еду. Первая порция досталась мне, как гостье, потом самому кузнецу, его жене и детям по старшинству.
Ели молча, только поглядывая друг на друга. Я то и дело ловила на себе хмурые взгляды Бернета. Видимо, он не знал, чего ожидать от моего визита, и заранее напрягался. Нужно будет поговорить после обеда, поблагодарить за его благородный поступок.
А пока я отдавала должное еде. Этот густой крестьянский суп я уже ела раньше. Более того его не чуралась и моя тётушка. Правда, Марта готовила его с бо́льшим количеством мяса. Да сверху добавляла дольки томатов, которые крестьянам были недоступны.
А так всё то же самое: на дно толстостенной кастрюли или чугунка клали большие ломти мяса, сверху слой картофеля такими же большими кусками, потом крупно порезанный лук, на него – морковь, а сверху капусту. Хорошо посолить и на два-три часа поставить на небольшой огонь, а лучше угли, чтобы мясо и овощи томились в соку друг друга. Главное, слои не перемешивать и выдержать нужное время, тогда получится вкусное и сытное блюдо.
Самое то после тяжёлого рабочего дня.
После обеда, пока Тина убирала со стола, я подошла к Бернету и высказала ему свою благодарность.
– Не стоит меня благодарить, госпожа, – грубовато отозвался кузнец и тут же добавил: – Я взял себе жену и не собираюсь её обижать. А там посмотрим, что выйдет.
Услышавшая этот разговор Тина смутилась и ушла в спаленку. Я её понимала: сложно начинать семейную жизнь, когда в душе – другой, и под сердцем – его дитя.
Но ничего, Тина справится, ведь настроена она очень решительно.
О проекте
О подписке