12

В пятницу Коваленко вызвала меня после уроков. Усадила напротив и некоторое время безотрывно смотрела мне в глаза. От этого пристального взгляда стало неуютно, и я опустила взгляд.

– Саша, – начала Мария Анатольевна, – мне показалось, что у вас с Ярославом довольно напряжённые отношения. Почему так случилось?

Я пожала плечами. Откуда мне знать? Всё началось с разбитогоайфона, а потом покатилось вниз как снежный ком, разрастаясь и набирая обороты.

И вообще, у меня с этим придурком нет никаких отношений, а его мнение и тем более чувства мне совершенно неинтересны.

– Посмотри на меня, Саша, – попросила классная, и я нехотя подняла взгляд, встретившись с её, серьёзным и почти умоляющим, – этот конкурс очень важен для нас. И для меня, и для Ярослава, и для других членов команды тоже. У каждого свои причины, но победа очень важна для каждого из нас. Надеюсь, и для тебя тоже…

Она сделала паузу, и я поняла, что это был вопрос. Но у меня не нашлось положительного ответа. Для меня этот конкурс ничего не значил, как и победа в нём. Я была чужой на этом празднике жизни, поэтому промолчала. И Коваленко поняла это.

– Тогда я прошу тебя, пусть ваше недопонимание не помешает работе. Ты умная девушка, а значит, сумеешь поступить правильно, не поддаваясь на возможные провокации…

«Возможные провокации»?! Я едва не выкрикнула это вслух. Хотелось рассмеяться ей в лицо. А вы тот ещё дипломат, Мария Анатольевна.

Но всё же я ничего не сказала, только кивнула. Мне не помешают итоговые пятёрки в аттестате, а Коваленко получит свою победу в конкурсе. И все в выигрыше. Всего-то и нужно – не обращать внимания на нападки Логинова. А это и вовсе не сложно, потому что в последние дни он меня игнорировал. Надеюсь, что и завтра проблем с ним не возникнет.

– Хорошо, – это согласие не стоило никакого труда, потому что я уже приняла решение. Иногда нужно уступить, чтобы одержать победу.

***

– Пап, мы опоздаем!

– Не опоздаем, – отец отмахнулся и продолжил разговор по телефону: – При таком раскрытии до родов ещё часа два, не меньше… Не переживайте, Ирина Ивановна – отличный врач, она приняла десятки младенцев… Хорошо, я подъеду и посмотрю, как идёт процесс… До встречи, скоро буду.

Он устало вздохнул и положил трубку. Виновато взглянул на меня.

– Но у тебя же выходной! – мне хотелось возмущаться. Вчерашнее предложение поехать вместе со мной в заповедник обернулось надувательством.

– Прости, Саш, – отец смотрел с сожалением, и мне стало неловко, что так наседаю. Он же не виноват, что человеку не терпится выбраться наружу и начать новую жизнь.

– Ладно, поезжай на свои роды, доберусь на маршрутке, – решила проявить снисхождение.

– Мне правда жаль, – он дёрнул меня за тщательно заплетённую косу, и я едва не вспылила. Не люблю, когда портят причёску. Поправила волосы, подхватила рюкзак с камерой и пошла к выходу.

– Саша, – позвал отец, и я обернулась, – ты не обижаешься?

– Нет, – улыбнулась ему и вышла за дверь.

На самом деле я обижалась. Немного, потому что понимала, он не виноват. Но из-за того, что папа обещал отвезти меня, я вышла из дома гораздо позже, и теперь приходилось бежать на остановку.

Несмотря на ранее утро, маршрутка была заполнена под завязку. Отдыхающие ехали на Утриш. Вода там считалась самой чистой, поэтому людей всегда было много. Их не пугала даже запущенность берега, мусорные кучи, отсутствие инфраструктуры и кособокие палатки с сувенирами на каждом шагу.

Я с трудом втиснулась в салон автобуса, бережно держа перед собой рюкзак, а другой рукой держась за поручень.

Обожаю общественный транспорт в час пик, ни с чем несравнимые ощущения. Я, конечно, не обижаюсь на отца за это путешествие, но в свой виртуальный блокнотик всё же запишу, что он выбрал не дочь, а какую-то рожающую тётку. И прошу заметить, в свой выходной.

Было тесно и душно. Мария Анатольевна и её задание получали от меня всё новые мысленные эпитеты и посылались в дальние пешие маршруты. Я надеялась, что постепенно люди начнут выходить, но пассажиры на остановках только прибавлялись. Почти никто не покидал автобус. И я постепенно смирилась с этим фактом, пройдя через отрицание, гнев, торги и депрессию, то есть за полчаса преодолела все стадии принятия неизбежного.

Из маршрутки вышла помятой, с оттоптанными кедами и первым делом проверила камеру. Фух, всё в порядке. Можно начинать работу.

Кажется, я опоздала. У неприметной тропы, которая вела к воротам в заповедник, уже толпился народ. Я сделала несколько снимков с разных ракурсов и подошла ближе.

Бабушка в зелёной кепке с эмблемой в виде склонённого от ветра можжевельника рассказывала о правилах поведения. Нельзя кричать, бегать, прыгать, слушать музыку, разговаривать по мобильному телефону, уносить с собой веточки и цветочки. Да уж, сплошные запреты, и зачем вообще сюда пускают людей, если так беспокоятся за сохранность природы?

Я сделала ещё один кадр старушки-экогида и вздрогнула, услышав у самого уха горячий шёпот:

– Ты опоздала, Барановская.

– Иди нафиг, Логинов, – процедила сквозь зубы, не отрывая объектив от лица. Не хочу даже смотреть на этого придурка.

Весь мой позитивный настрой и убеждённость в возможности мирного сосуществования с этим богатеньким мажором разлетелись как бабочки-голубянки, которых показывала бабушка-экогид. Я повернулась спиной к Ярославу и сделала очередной кадр.

Пока мы шли по тропе, я жадно втягивала запахи леса. Никак не привыкну к этой свежести. Кажется, что от неё кружится голова, и я становлюсь как шальная – фотографирую всё вокруг. Каждый камень, каждый кустик или дерево неповторимы, уникальны, и я снова и снова щёлкаю затвором камеры.

Возле старого можжевельника гид объявил перерыв, большая часть группы упала на скамейки и достала бутылки с водой. Я снимаю их позы, жесты, лица.

Вдруг в объектив попадается Логинов. Он меня не замечает. Ярослав стоит почти вплотную к расколотому молнией дереву и, касаясь одной рукой шершавой коры, что-то наговаривает на диктофон в новом айфоне.

Это просто потрясающий кадр: молодой человек в белой футболке, светло-голубых джинсах, надетой козырьком назад красной кепке, с взъерошенными ветром волосами, загорелой кожей и тысячелетнее дерево со струящейся лентами корой, отколотой огромной веткой и мягкой зелёной хвоей.

Контраст человека и природы был столь ярок, столь впечатляющ, что я и сама не заметила, как начала снимать. С разных ракурсов, меняя фокусное расстояние, постепенно приближалась к Логинову. И лишь, когда он поднял на меня удивлённый взгляд, поняла, что стою совсем рядом и пялюсь на него через объектив.

Я смутилась, покраснела и сделала вид, что увлечена странным насекомым, похожим на засохшую веточку. Вот дура! Ярослав теперь бог знает что обо мне подумает.

Весь остальной путь старалась держаться от него подальше, но то и дело отыскивала в толпе красную кепку.

Я недоумевала – Логинов словно преобразился. Куда подевалась его заносчивость и язвительность? Он был корректен, предупредителен, помогал пожилым людям подняться по осыпи, придерживал ветки, слишком низко склонившиеся над тропой. Ярослав беседовал с экогидами, задавал вопросы, даже о чём-то спорил, и все выглядели донельзя довольными.

Но самое главное то, как изменилось его лицо. Оно стало… блин, на ум приходит только слово «одухотворённым», хотя я и не хочу его использовать по отношению к Логинову. Ведь он вёл себя со мной как козёл.

Это точно мой одноклассник? Или его успели подменить, пока я отвернулась, делая очередной кадр?

– Ну как тебе здесь? – он неслышно подошёл, даже подкрался на привале.