Меня укутали с головой. И Алекс понес меня. Не знаю куда и в тот момент мне было все равно. Нет, я не любила Андруса и не оплакивала того, чего никогда не было. Я оплакивала себя. Со дня, когда прозвучало то предсказание, ко мне шли как ко святыне. Семья резко раскаялась, и отец пытается наладить отношения. Те, кто еще вчера меня терпел, сегодня сватал своих сыновей, племянников, дядюшек и даже вдовцов отцов. Некоторые предлагали своих любовников и даже мужей. Одно во всем этом радовало, пожертвования и подарки школе сыпались как из рога изобилия. Но это только сильнее ранило меня, в самое сердце. Опять история повторяется, только теперь перспектива не в отце, а в королевской семье.

Скрипнула дверь, надо не забыть смазать петли, Меня положили на что-то мягкое. Развернули из покрывала. Это кровать. Родной, знакомый и любимый аромат цитрусов – это моя комната.

– Спасибо, Алекс.

Заставила я себя сказать, получилось сипло и тихо.

– Что это было? – Зло спросил он. – Вы что-то курили или принимали? Зелья, травы, смеси? И как?

Он говорил зло, рвано и в голосе было отчаянье и разочарование. При этом он снимал мои сапожки, потом пелерину на пуговках впереди и кажется несколько оторвал. Потом корсет и верхнюю юбку.

– О чем ты? Я не, я никогда…

– Да, да. Вы не принимаете ничего запрещенного. А когда скрывать будет невозможно, вам будет плевать.

– О чем ты, Алекс? – Я говорила хрипя и сипя.

– Я думал вы другая. А вы… Виторг знает? Вы о нем подумали? Хотя, о чем я. Если бы вы думали, его бы не было, а вы были бы в браке с каким-нибудь холеным аристократом.

Я разревелась. Он ушел хлопнув дверью. А я расплакалась словно девчонка перевернувшись на бок и свернувшись клубочком. Глупый мальчишка, обозленный, обиженный, глупый юнец. Я закрыла глаза надеясь заснуть. Дверь громко хлопнула.

– Не смей спать! Чтобы ты не приняла, это надо вывести из организма. Он раздел меня до пантопонов и нижней рубашки, а у меня не было сил сопротивляться. Я лишь подумала, что сегодня я одевалась для мужчины и белье на мне с кружевами и бантиками. Подхватил на руки и понес в умывальню. Посредине стояла большая деревянная ладья с водой. Магический артефакт очищал воду, а еще один грел. Меня грубо опустили в воду. Холодную, нет, ледяную воду. Я вскочила на ноги. Холодная вода намочила белье и волосы и без того замершее тело сковало холодом. Зубы застучали. А внутри как будто поселился сам лед.

– Ненормальный!

– Так надо! Организм быстрее выведет все чем вы его травили.

– Псих! Я ничем не травилась. Я устала и замерзла, я верхом без отдыха скакала с Тверка, я промокла под дождем. Я устала и замерзла. Я… – Я опять разрыдалась пряча лицо в ладошках. Крича осипшим голосом я пыталась выбраться из холодной воды, а он не позволял. – Я не ездила верхом с пятнадцати лет. Мне больно и холодно. Я натерла все что даже нельзя…

– Прости. –Алекс шептал и нагревал воду артефактом. Он осторожно уложил меня назад в воду. Все тело болело и знобило. Я была в одном нижнем белье, мокрая в прозрачной воде. Рядом юный мальчишка. Я нарушила все правила приличия этого общества, окончательно. Видимо я изначально такая, порченая. Иначе бы этого всего не было. Ни Алекса здесь, ни Андруса в моей постели, или его в моей. Ни Грэма. Хотя нет.

– Я не жалею!

– О чем вы леди Катарина?

– Я не жалею о прошлом. У меня есть Виторг. И я не жалею, слышишь. Я бы прошла тот же путь, шаг за шагом, даже зная заранее обо всем, но не отказалась бы от сына. У меня есть Виторг и это того стоит, слышишь, мой сын стоит всего на свете.

Это произошло внезапно. Он просто склонился надо мною заглядывая в глаза, стал на колени не отрывая взгляда, будто ища там ответ.

– Я не жалею. Я горжусь сыном и собой за него горжусь.

Я говорила ровно и уверено, так же смотря ему в глаза. Темные, словно сама тьма и я увидела в них блеск. Он поверил. А потом резко притянул меня к себе и поцеловал. Жестко, властно, бескомпромиссно, крепко удерживая меня. Словно ожидая сопротивления. И я должна, наверное, сопротивляться… Но сегодня мне было окончательно наплевать на всех. Плевать на все приличия, разницу в возрасте, на все и всех. Мне просто нужно было то, что происходило здесь и сейчас. Не почувствовав сопротивления он ослабил объятий, перестал вжимать меня в себя, он стал обнимать лаская. Его поцелуй изменился, он по-прежнему был требовательным и властным, но теперь еще и ласкающим, страстный. А потом так же неожиданно он отстранился. Мы оба глубоко дышали. Он провел своей рукой по моей щеке, убрал налипшие пряди волос с лица. И смотрел, смотрел не знакомо мне, нежно, лаская и желая.

– Я помогу. Не бойся.

Он говорил полушепотом и с такой заботой, словно я его дитя. Снял с себя рубашку и остался с голым торсом в одних штанах. Молча раздел меня. Сначала разминал мое тело и растирал разогревая усталые мышцы. Доставал с воды ноги, одну, потом другую, массировал и чем-то смазывал. Потом руки, шею, плечи и спину. Потом мыл меня. Потом, разогрев воду до предела терпимого горячего состояния, мылил мне волосы и массировал голову, пока я лежала отогреваясь в горячей воде. Потом попросил встать, и я послушалась. А он мылил и тер меня, смывал и опять мылил, и тер. Он по-мальчишески краснел и избегал встречи глаз. Смыв окончательно с меня все мыло помог вылезти. Вытер меня почему-то чистой простынею. Завернул в другую и понес к кровати. Укрыл и ушел. Правда не на долго. Он вернулся со своей сумкой. Поставил запирающую сеть на дверь. Раскрыл меня и распеленал из простыни, перевернул меня и смешав мази из разных баночек начал массировать и втирать в мое чистое и распаренное тело смесь. Я лежала на животе и откровенно млела. От его рук, от запахов трав в мази, от ощущений которыми я наполнялась в его руках. Он начал с ног, все тело было укрыто простыней, и он разминал и массировал ноги. От самых пальчиков, стоп… Он мял, тер, сгибал и разгибал в коленях. Шептал заклинания исцеления. Потом руки, шея, плечи, спина. Он чуть охрипшим голосом попросил меня перевернуться на спину. А я, словно сытая кошка мурча от удовольствия счастливо улыбалась. Он улыбнулся в ответ. Прикрыл меня простынею и вернулся к ногам. Потом к рукам, плечам и шеи. Я наблюдала за ним не скрывая интереса. А он красивый юноша. Сейчас черные глаза блестели и лучились. Густые четко очерченные брови, длинные ресницы. Лицо, юное, но такое взрослое, обветренное и … Он все-таки посмотрел мне в глаза. Я не сдержалась, провела рукой по его щеке. Убрала за ухо его темные волосы, но их длины не хватило чтобы там задержаться. Я закусила губу и упрямо повторила пытаясь убрать волосы открывая лицо. Он перехватил мою руку и поцеловал ладошку глубоко вдыхая.

– Не надо. – Он шептал не отрываясь от моей ладошки и по-прежнему целуя ее. – Я и так с трудом сдерживаюсь. Ты даже не представляешь, как это сложно. Я так давно мечтаю о тебе.

– Прости, я …

Я прикусила губу, отвела взгляд и даже отвернула голову. Не знаю почему, но стало горько, по щеки потекла предательница – одинокая слеза. Да, что со мной сегодня и вообще? Я не плакала на людях с того дня как покинула родительский дом с сыном под сердцем. Так почему сегодня. Тем более сейчас, при этом юнце. Я не могу, не должна плакать. Он молча встал выпустив мою руку. Что-то достал из своей сумки и с громким хлопком открыл крышку. Снова присел рядом на кровать.

– Выпей этот отвар, он поможет.

Я тяжело вздохнула приподнимаясь на локтях. Он не донес отвар до моих губ. Поднял свободную руку и вытер слезу и мокрый след от нее.

– Я не хочу так. В момент слабости. Не хочу пользоваться твоей болью и растерянностью.

Я придвинулась к спинке кровати и села. Это увеличило расстояние между нами. Молча взяла пузатую склянку и послушно выпила. Горькое. Очень. Я скривилась. И стало еще грустнее и опять предательница слеза повторила путь своей предшественницы. Я опустила глаза к полу и поникла.

– Ты молодец. Все правильно. Все и так, слишком. Но ты молодец, хоть и юн, совсем юн, но такой молодец. Все правильно.

Я говорила ровно. Но звучало все это скорее, как уговоры, убеждения меня. Такой испорченной и неправильной меня. Что я творю? Он же юн! Юн для меня, юн и добр ко мне. А я. Он друг моего сына. Что я творю. Я сползла на кровать скручиваясь калачиком и отворачиваясь от него.

– Спасибо за все. Укрой меня пожалуйста, мне холодно. И спасибо.

Я прикрыла глаза. Все, надо спать, срочно уйти в небытие. А он, он укрыл. А потом лег рядом. Приподнял и положил мою голову себе на руку. Прижался со спины и обнял.

– Спи. Просто спи. Когда кому-то плохо, он не должен быть один. Я рядом. А ты спи.

Проснулась я ближе к обеду. По-хозяйски лежа на груди Алекса и обнимая его рукой и даже ногой. Кажется, просыпаясь я поцеловала грудь на которой лежала. А он выводил одни ему известные узоры на обнимающей его руке своей. А другой перебирал мои волосы. Что-то нашептывая и целуя макушку. Я притихла. Я знаю – это не правильно. Но мне было так уютно и спокойно, так хорошо. Я чувствовала тепло и счастье, а еще, рядом с этим юнцом я чувствовала себя защищенной. От всех и всего. Я улыбнулась и глубоко вдохнула запах тела на котором лежала. Хочу запомнить это чувство и этот запах. Он пах древесными нотками, моим любимым цитрусом, но с горчинкой грей фрукта и мною. Теми мазями из трав и моим мылом, которыми вчера меня тер. Стало чуточку обидно. Я хочу запомнить его запах, а он пахнет мною. И это обидно и приятно.

– Доброе утро леди Катарина.

– Доброе утро милорд Александр.

– Зачем вы так? Вы же знаете, мое происхождение…

– Да при чем тут это? Алекс, просто ты юн, совсем еще юн, но поверь, когда женщина просыпается в одной постели с мужчиной, «леди» – это последнее, что хочется слышать в его руках. Даже в нашей ситуации. Тем более в нашей.

– Простите. Я боялся обидеть. Я не хотел напугать. Я не позволил себе больше необходимого вчера и будьте уверены, ночью…

– Прекрати, Алекс. Просто замолчи. Не порть все. Прости, что напугала, прости что вместо праздничной вечеринки ты возился со мною. Прости за то, что было. Спасибо за все. Но прошу, замолчи.

И он замолчал. Крепко сжал меня в объятиях, громко втянул воздух у моих волос и поцеловал в макушку уже не таясь. А я млела в его руках, таких заботливых и надежных, мы молча лежали наслаждаясь этим временем. А потом он молча встал. Собрал все свои мази и склянки в сумку. Снял магическую сеть с двери и ушел не слышно закрыв за собой дверь. Позже встала и я. Его рубашку я нашла брошенной на полу в умывальне и спрятала среди чистого белья. Это моя тайна. Моя память. И его запах, запах мужчины с ароматом масел цитруса, горчинки грей фрукта и древесной нотки.

К тому времени как я вышла из своей комнаты, дом был уже убран, двор и сад убирали адепты, а мои ученики накрывали на стол готовясь к ужину.

До конца учебного года я не видела больше Алекса. Практика, экзамены. Даже сын появлялся редко. С Андрусом мы встречались на экзаменах. Мои ученики не могли пригласить родителей, не все из них, поэтому я их подменяла. Наши с ним отношения не изменились. Лишь взгляд, Андрус смотрел с благодарностью и уважением. А еще, к той кобыле, что так и осталась у меня, он подарил еще четыре. Вроде как школе.