– Нина Николаевна! – и Настя протяжно завизжала от ужаса…

***

Она догнала их. Кто эта женщина? Почему так разозлила ее? Она сейчас все выяснит. Она подошла к машине, всмотрелась в лицо пассажирки. Да, она ей нужна. Зачем-то нужна. Бесчувственные пальцы ощупывали дверцу. Женщина что-то крикнула, она не поняла что. Через стекло все равно плохо слышно. Дверца поддалась. Она взяла это тщедушное тельце, вынула из машины. Сопротивляется. Раздражает. Она подняла над собой брыкающуюся молодую женщину, непослушные ноги заприплясывали по дороге, как у собаки, танцующей на задних лапах. Она попятилась, споткнулась, и рухнула назад, роняя свою ношу, которая камнем повалилась вниз, а сама она неловко обрушилась сверху. Под ней что-то хрустнуло, она заскользила вниз и погрузилась в прохладную жижу канавы. Глаз она не закрывала. На секунду она почувствовала облегчение, лежать в темноте канавы было отчего-то приятно. Но тело ее всплыло, она снова увидела звезды. Раздражение снова стало заполнять ее, как будто та жижа протекала в пустоту ее тела через поры. Она выкарабкалась из канавы, оскальзываясь, цепляясь за траву. Оглянулась. Из канавы торчали ноги в белых босоножках. Вот досада. Она еще не успела разобраться, что не так с этой девицей, а та уже сломалась. Она рыкнула, грязная вода, залившаяся ей в рот и нос в канаве, с бульканьем и брызгами вылилась наружу. Она куда-то шла. Да. Точно. Нужно двигаться. Двигаться. Она пошла. Перешла на бег. Нина Николаевна. Да. Нина. Слово звучало правильно. Точно. Нина. Нина. Она кивнула себе. Нина. Нужно запомнить.

***

– Настя! – Леня выскочил на крик жены, – Настя, ты где?! – и замер, как вкопанный.

– Папа! Что случилось? – застегивая джинсы, его догнал Владик. Леня схватил сына и быстро толкнул себе за спину, не отрывая взгляда от канавы, в которую, заваливаясь на бок, медленно погружались ноги в белых босоножках…

7.

Лидия Ивановна Смирнова разговаривала по телефону, одновременно стирая с лица маску:

– Да я и не расстраиваюсь, Вера. Пусть позорятся, пусть горлопанят! Кто так себя ведет на похоронах!? Я, Верочка, никогда эту компанию не любила. Но они не на ту напали, я им быстро объяснила, кто они, а кто я, – Лидия Ивановна выбросила салфетку, как бы ставя точку в этом вопросе.

– Что ты говоришь?.. Да. Я тоже пойду спать. Спокойной ночи, Вера! Завтра созвонимся! – и выключила трубку. Она уселась в мягкую кровать, протянула вперед пульт, выключила телевизор. Затем удобно устроилась на подушках, расправила одеяло, взяла в руки книгу, прочла пару абзацев и почувствовала, что глаза ее слипаются. За окном снова припустил дождь. Лидия Ивановна выключила лампу на тумбочке и почти безмятежно уснула. Через некоторое время комната огласилась ритмичными трелями храпевшей пожилой женщины. А еще через некоторое время в соседней комнате послышался звук удара, словно что-то большое и тяжелое упало на пол, затем последовал звук разбившегося цветочного горшка. Лидия Ивановна всхрапнула резче обычного и разом проснулась. Она открыла глаза и прислушалась. Ничего не происходило. Только вот запах появился в спальне гадкий. И через секунду он стал гуще и гаже.

– Что такое? – Лидия Ивановна протянула руку к тумбочке, нащупала абажур лампы, нажала кнопку и зажмурила глаза от света.

– Фу ты! – то ли от яркого света, то ли от мерзкой вони у Лидии Ивановны зазвенело в ушах. Она открыла глаза, приходя в себя окончательно. Повернула голову в сторону двери и, вскрикнув, подпрыгнула в кровати.

– Господи, свят, свят! – она перекрестилась, – Что это?!

Сердце Лидии Ивановны сильно заколотилось где-то в горле, она силилась понять, что перед ней такое.

– НИНА?! – она снова перекрестилась, – Да я видно сплю еще!

В дверях ее спальни стояла только позавчера похороненная подруга. Или нечто очень ее напоминавшее. И в самом деле, с первой попытки трудно было признать в этом неподвижном одутловатом лице с отвисшей челюстью и немигающими глазами, в этой сгорбленной фигуре, ее надменную подружку. Платье, несомненно, то самое, в котором ее хоронили, но разорвано по всему правому боку, небольшой лоскут свисал с плеча, руки перепачканы не то землей, не то – кровью? Платье от колен вниз тоже все вымазано землей, туфли ободраны и перепачканы, остатки грима размазаны по лицу, волосы растрепаны совсем уж нехарактерным для нее образом, мокрыми прядками налипли на лоб и виски. Лидия Ивановна почувствовала, что во рту у пересохло, она спросила хрипло:

– Что, Нина? Что ты хочешь, упокой Господь твою душу! – на слове «Господь» щека подруги дернулась. Она вдохнула и тоже хрипло проскрипела:

– Мне к дочери.

– К какой дочери? Что это значит? – не поняла Лидия Ивановна. Страшная фигура вновь набрала воздуха в грудь, и Лидии Ивановне показалось это странным. Возможно, она не заметила, но казалось, женщина делала вдох только для того, чтобы что-то сказать, а в остальное время не нуждалась в воздухе.

– К дочери! – голос прозвучал, как лай, – Там мне нельзя.

Лидия Ивановна никак не могла понять, что от нее требуется. Вчерашняя подруга шагнула к ней, Лидия Ивановна инстинктивно отшатнулась. Снова послышалось сипение вдыхаемого воздуха:

– Не там! К дочери!.. – она собиралась сказать еще что-то, но воздух кончился. Новый вдох.

– Адрес! – умершая протянула к Лидии Ивановне раскрытую ладонь.

– А, Иркин адрес тебе нужен? Сейчас, сейчас, минутку! – засуетилась Лидия Ивановна, слезая с высокой кровати так, чтобы она отделяла ее от жуткого существа, в котором свою подругу она уже перестала узнавать совсем. Лидия Ивановна трясущимися руками выдвинула ящик комода, стараясь держать в поле зрения визитершу, вытянула из под стопки полотенец ту самую расписку, написанную Иркиной рукой и протянула, – На, вот она.

Нина, так и стоявшая неподвижно с вытянутой рукой, схватила расписку всей пятерней, сминая листок, сжала руку в кулак. Еще несколько секунд посмотрела на старую верную подругу, затем рука ее опустилась, она развернулась и тяжелой походкой ушла. Лидии Ивановне стало дурно, голова грозила лопнуть, в груди закололо, пот прошиб ее с ног до головы. Много она слышала историй о том, как мертвые приходят к близким до сорокового дня, и сама любила пересказывать их, да пострашней, а вот с ней самой впервые подобное приключилось. Она села прямо на пол, локтем вытерла пот с лица, закрыла глаза, силы и сознание оставили Лидию Ивановну, даря успокоение от кошмара.

***

Утро разбудило Лидию Ивановну первым розовым лучом, заглянувшим в спальню в щелку гардин. Лидия Ивановна открыла глаза. Все тело занемело, спина болела, в ушах звенело. Что это? Почему она здесь? А, сон, страшный сон. Привиделось, что Нина приходила, что-то хотела. Пойти сегодня же в церковь, свечку поставить. Лидия Ивановна с трудом поднялась на ноги и направилась в кухню, там в холодильнике стояли сердечные капли и лекарство от гипертонии. Кряхтя, двинулась она к дверям, но у дверей испуганно вздрогнула и уставилась широко распахнутыми глазами на грязный отпечаток руки на дверном косяке.

– Это еще что такое? – тихо и жалобно вопросила она и повернула голову. Балконная дверь была приоткрыта, занавеска оторвана, любимый розовый куст в большом горшке валялся на ковре. Точнее, все то, что осталось от горшка. Розы были безжалостно растоптаны.

– Да что же это, – всхлипнула женщина, – не может этого быть, никак не может! Трясущимися руками она набрала номер дочери, разбудила ее и, рыдая, вызвала срочно к себе.

***

Александра жила через двор от Лидии Ивановны, поэтому собралась быстро. Прихватила с собой небольшого беспородного пса Дымка – пусть прогуляется пока то, да се, не выводить же его потом специально – и потопала по тропинке через двор. Дымок задержал ее у столба детской горки, а в это время мимо Александры прокатила «Скорая» с включенной сиреной. Александра почувствовала легкую тревогу – не к матери ли приехали? Нет, не может быть. А впрочем, с чего это она так срочно хочет видеть дочь свою любимую в такую рань? Телефон Александры показывал шесть пятнадцать. Она поддернула поводок Дымка:

– Пошли, хватит там вынюхивать непонятно что!

Когда Александра поднялась на третий этаж, то заволновалась уже по-настоящему, дверь не заперта, в прихожей в нос ударил запах спирта, мужской голос сказал:

– Ватку прижмите покрепче.

Александра бросилась в комнату. Мать лежала на диване, радом сидел врач в очках и что-то писал.

– Здравствуйте! Мама! Что случилось?!

– Гипертонический криз, – ответил за маму врач, – Соберите маме самое необходимое, мы забираем ее в стационар.

– Александра, срочно найди мне Ирку! – зловещим шепотом потребовала Лидия Ивановна, – Срочно! Пусть придет ко мне, а звонить не надо. Ты поняла меня, Александра? Поняла? – и губы Лидии Ивановны задрожали, в глазах заблестели слезы, – Срочно!

– Мама, да ты что?! Мамочка, отдыхай, выздоравливай, на кой тебе Ирка сдалась? Потом повидаешься с ней, если не передумаешь, – удивление и страх охватили Александру.

– Срочно, Александра, сейчас же позвони! Номер в моем телефоне найди! – Лидия Ивановна дрожала.

– Хорошо. Где он у тебя?

***

Утром раньше всех будильников снова зазвонил Ирин телефон.

– Кому там неймется спозаранку? – недовольно проворчала та, – Алло!

– Ирка, это Александра. Мама моя в больницу попала с давлением, просит тебя срочно к ней зайти, ей зачем-то с тобой поговорить нужно, срочно!

– А меня к ней пустят?

– Никому ничего не надо было сто лет, а теперь давай все умирать, и всем Ирку подавай! – не открывая глаз, проворчал Сережка, – хорошо еще, что по ночам не вызывают, как «Скорую». Выспаться не дадут трудовому населению.

– Ирка, зараза, я серьезно говорю! – закричала Александра.

– Не ори, я спросонья ничего понять не могу.

– Гони в больницу, в Приемном я тебя встречу, разберемся! – и повесила трубку.

– Что, прямо сейчас? Не, ну ты смотри, вот и поговорили.

***

Через час Ира была в приемном покое. Никто ее не ждал. Никто из персонала не был в курсе Ириной проблемы. Она уже готова была уйти, как вдруг открылась боковая дверь, и вышла зареванная Александра, вытирая нос бумажной салфеткой. У Иры похолодело в районе желудка – «неужели опоздала?»

– Привет. Что случилось? – нахмурилась Ира.

– Мама умерла, – удивленно сообщила Александра, явно не веря своим словам.

– Мне очень жаль, – растерянно ответила Ира после секундной паузы.

– Чего тебе-то жаль?! – внезапно заревела в голос Александра, – Тебе на всех наплевать! – она решила ничего не говорить больше Ире, отвернулась и пошла вдоль коридора куда-то.

– А что Лидия Ивановна хотела-то? – крикнула Ира в коридор удаляющейся Александре.

– Не знаю! И знать не хочу! – зло крикнула ей Александра не оборачиваясь.

– Тьфу! – тихо сказала Ира, развернулась, и пошла восвояси.

***

– А и правда, плюнь. Нет, серьезно! Ну, кто она тебе? – Сережка старался быть рассудительным и немного циничным, во всяком случае, не подавать вида, что это и в самом деле важно.

– Странная история. Зачем-то же меня туда позвали? – не унималась Ира.

– Мало ли что там придумала тетка эта старая, все равно уже не узнаем, так что выкинь из головы. Сегодня едем с Алексеем Петровичем с планировкой дома определяться, а до конца недели хорошо бы подготовить квартиру твоей родни и сдать – дел и без тетки хватает. Все, земля ей пухом, а ты к вечеру будь готова расписать в квадратных метрах, какая кухня тебе в новом доме нужна и где по фэн-шую ты хочешь ее воткнуть. Ну, все, мы приехали, нам шесть букв на новую аптеку нужно смонтировать. Целую! – и отключился.

Ира вздохнула. Ну все буквально на этой неделе выключают телефоны, не дождавшись ее прощальных слов. И она набрала номер подружки:

– Анюта, давай планировать комнаты!

8.

За день до визита, унесшего жизнь Лидии Ивановны, Валентина Александровна Черкесова приехала на дачу. Летняя пора задавала много работы в огороде, и Валентина Александровна с радостью бралась за любую. Вот уже пора было собирать садовую землянику, редиска и чеснок требовали прополки, нужно было проверить все посадки, все полить, там подкопать, здесь подкормить. А еще к приезду мужа приготовить ужин. Гена собирался приехать восьмичасовым рейсом, последним сегодня, да не успел. В результате поехал с приятелем на его машине совсем уж в ночь, да в добавок только до почты, а это значит, что еще километра полтора ему пешком топать до сюда. Валентина Александровна выпрямила спину и отерла лоб. Да, припозднился Геннадий Павлович, припозднился. А из-за него и Валентина Александровна до сих пор упорно трудится на улице. Вот уже где-то у забора палисадника на все лады заливаются сверчки. Честно говоря, она любит копаться в земле. У нее все растет, что ни посади. Соседи хвалят и спрашивают, какими секретами она пользуется, чтобы вырастить свои роскошные пионы, чем удобряла землю, что такую крупную картошку вырастила, у прежних хозяев здесь, помнится, ничего не росло.

Прежние хозяева. Да уж. Дом прежних хозяев. Иногда тихий, а иногда такие странные звуки в этом доме услышишь – не приведи Господи. Как будто на чердаке по-прежнему кто-то живет. Она, Валентина Александровна, на чердак не поднимается. Никогда. И ни за что. Вот Гена если хочет – пожалуйста, а она ему тихонько спину перекрестит, пока он забирается по шаткой лесенке. Когда-то действительно крепкий был дом, вон сколько дворовых построек пропадает. Дорожка заасфальтирована, как-то сбоку чуть в стороне от дома. Значит, стоял тут сарай какой-нибудь, а может, дровяник. Да, славный был дом. Но не ее. Валентина Александровна лучше в огородике покопается, вот здесь ее епархия, тут она королева. Гена, однако, что-то задерживается. Пора бы ему и приехать. Позвонить ему разве? И она пошла в дом, прихватив с собой пучок свежего зеленого лука. Вошла в сени, подвинула в сторонку ведро и замерла, прислушиваясь. Откуда-то, кажется из-за дома, доносился странный вой. То ли корова заблудилась, то ли собака поранилась. Валентина Александровна перекрестилась и набрала номер мужа.

– Гена! Ген, ты где? Ты знаешь, который час?.. Что?.. А, проулок наш видишь. Давай поскорее, Гена, тут какая-то собака вроде воет, прогони ее, а то мне так худо и делается от нее.

Геннадий Павлович был пенсионер бодрый. Вся фигура подтянута, как будто привыкла к военной выправке, а был он всю жизнь простым честным работягой, сначала сталеваром, затем мастером. А на пенсии захотелось им с Валентиной свежего воздуха, тишины, смородиновых кустов. Этот дом очень кстати продавался, и недорого совсем. Правда, речки нет поблизости, зато есть пруды, все же можно и с удочкой посидеть. Но Валентина невзлюбила этот дом почему-то, все ей там мерещатся звуки разные. Собака вот еще какая-то – что еще за собака? Он перехватил покрепче сумку, поправил козырек кепки и ускорил шаг.

***

Валентина Александровна прислушалась к подозрительному вою. Да собака ли это? Да чего это она в собственном доме всего боится! Она решительно зашла в жилую часть дома. Настала тишина.

– Господи, так это точно на улице! – она почувствовала облегчение, – Запрусь и буду Гену здесь ждать, – сказала она вслух, чтобы было не так страшно. Решительно пошла в кухню, но на пороге так и вздрогнула, выронила лук и охнула. На старом табурете сидел кто-то. Заходящее солнце светило ему в левую лопатку и Валентина Александровна не могла разобрать, кто перед ней. Ей даже показалось, что фигура вся была нечеткой, как будто немного прозрачной. Но это, конечно, оттого что низкое солнце светило ей прямо в глаза, решила она тут же.

– Вы кто? – голос ее зазвучал тоненько от испуга, – Как вы сюда… – существо повернуло к ней голову, и Валентина Александровна потеряла дар речи. Она подняла ладонь козырьком над глазами и наконец, смогла рассмотреть сидящую перед ней фигуру. Это была безобразная старуха, ужасно толстая, к тому же вся она была какая-то опухшая. «С похмелья дом перепутала, не иначе», – догадалась Валентина Александровна. Руки по локоть и колени старухи были густо перепачканы землей, уже подсохшей и кое-где отвалившейся небольшими комочками на пол. Весь правый бок старухи был потрепан: и платье изорвано, да и на просвечивающей бледнющей коже виднелись как будто следы хватавших ее рук. Глаза старухи были мутными, казались больными. Лицо было растерянное, неподвижное. И вот что самое странное заметила Валентина Александровна, отчего мурашки побежали по всему ее телу, старуха отчего-то не дышала. Ни разу не сделала ни вдоха, ни выдоха за все время пока они друг на друга смотрели. Наконец старуха все таки вдохнула немного воздуха и негромко завыла, скривив рот. Казалось, что она продолжила с того места, на котором Валентина Александровна прервала эту жуткую арию своим приходом. Валентина Александровна снова перекрестилась:

– Да что вы, женщина! Я уж подумала, не собака ли воет, а это вы! Вы идите своей дорогой, откуда вы здесь?! Уходите давайте! – Валентина Александровна начала злиться и слегка приободрилась от этого. Старуха выдохнула все, что вдохнула, и теперь продолжала неподвижно сидеть, вперив в Валентину Александровну немигающий взгляд, не потрудившись даже закрыть рот. Валентине Александровне показалось, что десны старухи были неестественно темными. «Она и наелась, небось, земли-то! Совсем ум потеряла старая дура!» – раздраженно подумала Валентина Александровна.

– Ну, чего расселась?! Уходи, кому говорят!

Старуха снова набрала воздуха в грудь и хрипло спросила:

– А где Ирка?

– Что? Какая такая Ирка? Уходи давай! Откуда ты здесь взялась?!

Старуха поднялась, по-прежнему не дыша, не закрывая рта и не моргая. Валентина Александровна отступила на шаг.

– Вот, вот, давай, выходи, вон дверь, давай!

Та сделала неуверенный шаг вперед, еще раз вдохнула с шипением и сказала хрипло и зло:

– Ирка мне нужна. Срочно.

– Да какая тебе Ирка?! Нет здесь никакой Ирки! Я здесь хозяйка, да муж мой вот сейчас придет, живо тебе покажет, как по чужим домам лазить!

Старуха неподвижно выслушала всю тираду, так и не моргнув, набрала воздуха в грудь с тем же свистящим звуком, и вдруг пошла на Валентину Александровну:

– Ты – хозяйка? ТЫ – ХОЗЯЙКА?! – страшная тварь схватила толстенной рукой Валентину Александровну за лицо и швырнула от себя, как легкий сноп.