«Сей от рода моего!»

Когда преподобному Серафиму исполнилось 39 лет, он оставил обитель и поселился в деревянной келья, которая находилась в густом лесу на берегу реки Саровки, в пяти верстах от монастыря.

Здесь он начал вести пустынническую жизнь, жил и молился по чину древних пустынножителей, питался лесной травой, а за плечами носил сумку, наполненную камнями и песком, поверх которых лежало Евангелие. Когда преподобного Серафима спрашивали, зачем он носит на спине такую тяжесть, он отвечал кротко: «Томлю томящего меня».

Однажды преподобный Серафим рубил в лесу дрова. Тут к нему подошли трое бродяг, которые стали требовать от него денег.

– К тебе многие приходят просить твоих молитв, и наверняка приносят и золото и серебро! – воскликнул один из разбойников.

– Я ни от кого ничего не беру, – возразил преподобный Серафим.

Разбойники не поверили ему и стали избивать преподобного. Отец Серафим был очень крепок и силен, а в руках у него был топор. Но, будучи монахом, он не мог ответить ударом на удар. Предав себя в руки Божии, сказал:

– Делайте, что вам нужно!

И отбросил от себя топор.

Оставив его, избитого, возле кельи, разбойники начали искать в жилище преподобного деньги. Но обнаружили там лишь икону да несколько книг…

Придя в чувство, Серафим, преодолевая боль, поблагодарил Господа за спасение и помолился о прощении злодеев. А когда наступило утро, он побрел в обитель.

Вызванные из города врачи обнаружили, что голова у батюшки проломлена, ребра перебиты, на теле страшные ушибы и раны. Пока врачи совещались, преподобный уснул. И снова в сонном видении пред ним предстала Матерь Божия с апостолами Петром и Иоанном.

– Что вы трудитесь? – сказала, обернувшись к врачам, Пресвятая Богородица. – Сей от рода Моего!

Проснувшись, преподобный Серафим почувствовал, что силы вернулись к нему. В тот же день он поднялся на ноги, но вернуться в лес, в затвор, смог только через 5 месяцев. Спина же преподобного навсегда осталась согнутой…

Кстати, разбойников потом удалось поймать. По закону их ждало суровое наказание, но преподобный просил простить искалечивших его разбойников, даже пригрозил, что, если их накажут, он навсегда уйдет из обители. Разбойников отпустили. Через некоторое время они пришли к отцу Серафиму просить прощения и молитв, и преподобный простил их.

Это событие в жизни преподобного часто вызывает недоумение и недоверие. Как так? На человека напали грабители, а он даже не попробовал от них защититься! Хотя в руках держал топор, да и сам был весьма силен физически! Не бывает такого! Человек, на которого напали, защищается автоматически, не задумываясь. Человек, но – не монах.

Встарь на Руси монахов называли иноками. Инок – значит, иной, не такой, как все, как те, кто живет в миру. Мне приходилось много общаться с монахами; они действительно, иные, чем мы. И, прежде всего, они по-другому относятся к людям. Мы, согласно своей шкале ценностей, привыкли делить окружающих на хороших и плохих. Для монахов же плохих людей не существует. В Книге Бытия говорится: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его…». Именно эта воля Божия и служит для монашествующих мерой отношения к любому человеку. Для них каждый из нас, прежде всего – создание Божие, а значит, ни один человек априори не может быть плохим. Да, есть люди, которые совершают неблаговидные поступки, ведут себя не так, как следовало бы, но они не плохие, они просто духовно болеют. Таким людям нужно помогать, таких надо жалеть.

У меня есть знакомый священник отец Георгий (Поляков). Однажды еще в лихие 90-е к нему в храм поздно вечером пришли бритоголовые молодые люди. Намерения их были очевидны: молодым людям надобны были иконы. Так вот, батюшка с готовностью стал помогать пришедшим иконы со стен храма снимать, да еще и подсказывал, какие из них самые ценные. Думаете, он делал это потому, что испугался? Молодые люди тоже так решили. Но потом заметили, что отец Георгий нисколько не испуган, напротив, как-то расслаблено-приветлив, улыбается…

– Ты чего, отец? – спросил один из «гостей». – Чему радуешься-mo? Или не жалко икон? Храм твой разоряем, а ты…

– Да берите на здоровье! – пожал плечами батюшка. – Все равно ведь сами все обратно принесете!

– С чего бы это? – не поверили молодые люди.

– Принесете! – уверенно кивнул отец Георгий. – Думаете, вы первые этот храм грабите? И до вас приходили старатели. А потом все возвращали.

– Почему возвращали-то?!

– Так их совесть мучить начинала! – охотно пояснил батюшка. – Господь-то все видит. Такая, знаете, потом на них тоска нападала, что все иконочки до единой они мне обратно приносили и только об одном просили: «Помолись, отец, чтобы Бог нас простил!» Ну я, дело ясное, молился за них, конечно… А вы берите, берите побольше, мне не жалко икон-то! Мне вас жалко…

Ребята призадумались. Потом, собравшись в кружок, о чем-то тихо посовещались. if ушли, Tie взяв ничего. А через неделю приехали снова к батюшке и привезли денег на храм.

– Прости, батюшка, сдуру мы хотели это все сделать, – сказали. – Помолись за нас…

Бот такая история.

В июне 1 827 года исцелена была Александра, жена дворового человека Варфоломея Тимофеевича Лебедева, Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, села Елизарьева. Александре было 22 года и она имела двух детей. 6 апреля 1 826 года, в день сельского праздника, она, возвратившись после литургии из церкви, пообедала и потом вышла за ворота прогуляться с мужем. Вдруг ей сделалось плохо, началось сильное головокружение, муж едва мог довести ее до сеней. Дома она упала на пол, у нее начались сильные судороги, затем она впала в беспамятство. Через полчаса, как бы пришедши в себя, она начала скрежетать зубами, грызть все, что попадалось, и наконец уснула. Спустя месяц эти болезненные припадки стали повторяться с нею ежедневно. Больную усердно, но безуспешно лечил домашний сельский лекарь Афанасий Яковлев. Ездили Лебедевы и к другим врачам, те также оказались бессильны помочь молодой женщине.

В ночь на 1 1 июня 1 827 года больная увидела сон: явилась к ней старая, совершенно незнакомая женщина и сказала:

– Что же ты страждешь и не ищешь себе врача?

Больная испугалась видения и, перекрестившись, начала читать молитву «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его».

– Не бойся меня, – продолжала женщина. – Я такой же человек, как ты, только теперь не сего света, а из царства мертвых. Встань с одра своего и поспеши в Саровскую обитель к о. Серафиму; он тебя ожидает к себе завтра и исцелит тебя.

– Кто ты такая и откуда?

– Я из Дивеевской общины, первая тамошняя настоятельница Агафия.

На другой день утром родные запрягли пару господских лошадей и поехали в Саров. Когда они приехали, отец Серафим затворился и никого не принимал. Но как только больная постучалась в дверь его келлии, батюшка тут же вышел к ней, взял ее за руки и повел к себе. В келлии он накрыл ее епитрахилью и тихо произнес молитвы ко Господу и Пресвятой Богородице; потом он напоил больную святой Богоявленской водой, дал ей частицу святого антидора да три сухарика и сказал:

Каждые сутки принимай по сухарю со святой водою да еще сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафии, возьми себе земли и сотвори на сем месте сколько можешь поклонов: она (Агафия) о тебе сожалеет и желает тебе исцеления. А когда тебе будет скучно, помолись Богу и скажи: «Отче Серафиме! Помяни меня на молитве и помолися обо мне, грешной, чтобы не впасть мне опять в сию болезнь от супостата и врага Божия».

Из келлии преподобного Александра вышла совершенно здоровой. Собственноручная запись мужа исцеленной оканчивается такими словами: «Имя о. Серафима мы и поднесь в нашем сердце глубоко сохраняем и на каждой панихиде поминаем его со своими родными».

Из воспоминаний очевидцев

Я, будучи молодой девицей, страдала два года параличом рук и ног, и меня привезли к батюшке Серафиму, который, увидев меня, стал манить к себе. Меня с большим трудом подвели к батюшке, но он дал мне в руки грабли и велел грести сено. Тут почувствовала я, что с меня что-то спало, и я начала грести, как здоровая. Одновременно работали у батюшки Прасковья Ивановна и Ирина Васильевна. Последние стали выговаривать мне, зачем я, такая больная, пришла с ними трудиться, но батюшка, уразумев духом мысли их, сказал им: «Примите ее к себе в Дивеево, она будет вам прясть и ткать». Так трудилась я до вечерни. Батюшка накормил меня обедом, и затем я дошла до дома совершенно здоровою.

Сестра Евдокия Назарова

Он, кормилец мой, два раза исцелял меня. В первый-то я словно порченая была, а потом у меня очень болели зубы, весь рот был в нарывах. Я пришла к нему, он меня поставил поодаль от себя, а мне велел рот открыть; сильно дунул на меня, завязал платочком мне все лицо, да тут же велел идти домой, а солнце-то было уже на закате. Я ничего не убоялась за его святые молитвы, ночью же пришла домой, а боль как рукой сняло.

Старица Варвара Ильинична

«Боже, милостив буди мне, грешному»

Все больше с годами совершенствуясь в молитве, преподобный Серафим приступил к труднейшему в его жизни делу – подвигу столпничества.

Происхождение столпничества связывается с именем преподобного Симеона Столпника, который взошел на всю жизнь и никогда не сходил со столпа. Преподобный столпник прожил 56 лет, из них более 40 – на столпе.

На вершине столпа имелась открытая площадка, на которой Симеон непрестанно молился.

Однажды, рассказывает блаженный Феодорит, некто захотел сосчитать, сколько поклонов делает подвижник в один прием, насчитал их 1244 и, утомясь, не продолжал счета, а Симеон продолжал класть поклоны.

Три года (в 1804–1807 гг.) преподобный Серафим ни с кем не говорил ни слова, 1000 дней и 1000 ночей он провел в молитве, стоя на камнях. Камней у него было два: один находился в его келлии, другой лежал в лесной чаще. На камне в кельи святой стоял с утра и до вечера, а на ночь шел в лес. Воздев руки к небу, он молился: «Боже, милостив буди мне, грешному!»

Почему именно эту молитву читал преподобный? В Евангелие мы можем прочесть притчу о мытаре и фарисее.

Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что отш праведны, и уничижали других, следующую притчу: два человека вошли в храм помолиться – один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди: грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь; пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаза на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!» Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя – возвысится (Лк. 18, 9-14).

О чем эта притча? О нас с вами, о каждом из нас.

Митрополит Антоний Сурожский так разъясняет ее: «Эта притча ставит нас перед лицом человеческого и Божиего суда. Фарисей входит в храм и встает перед Богом. Он уверен, что имеет на это право: ведь его поведение до мелочей соответствует закону, который Сам Бог дал Своему народу!.. Мытарь же знает, что он неправеден; об этом свидетельствует и Божий закон, и суждение человеческое. Он нарушает Божий закон и использует его в своих интересах. Обманом или нагло, в зависимости от обстоятельств, он преступает человеческие законы и обращает их к своей выгоде, а потому его ненавидят и презирают другие люди. И вот, придя в храм, он не осмеливается переступить его порог, потому что храм – это место Присутствия, а у него нет права вступить в Божие Присутствие, он страшится этой встречи… Он знает, что закон, применяемый в полную силу, приносит страдание; что при неограниченной власти закона нет места милосердию, этим законом он пользуется и злоупотребляет им, чтобы уловить своих должников, чтобы загнать свою жертву в угол; он умеет исхитриться и остаться правым перед этим законом, отправляя в тюрьму разорившихся должников; на защиту этого закона он всегда может рассчитывать, притом что сам безжалостно, немилосердно наживается и копит неправедное богатство.

А вместе с тем его жизненный опыт научил его еще чему-то, что не поддается логике и идет вразрез с его собственными представлениями. Он помнит, что и в его собственной жизни и в жизни подобных ему, бессердечных и жестоких, бывали моменты, когда он, имея на своей стороне всю силу закона, сталкивался с горем и ужасом, которые он навлек на несчастную семью, с терзаниями матери, со слезами ребенка; и в тот самый момент, когда, казалось, все в его власти, он, ошеломляя своих сотоварищей, вопреки их безжалостной логике, вопреки закону, вопреки здравому смыслу и своему привычному поведению, вдруг останавливался и, взглянув с печальной или даже мягкой улыбкой, говорил: “Ладно, оставьте их…” И вот он стоит у порога храма, в который не может войти, потому что там царит закон и господствует справедливость, потому что о его осуждении вопиет здесь каждый камень; он стоит у порога и молит о милости. Он не просит справедливости – это было бы попранием справедливости. Великий подвижник седьмого века святой Исаак Сирин писал: “Никогда не называй Бога справедливым. Если бы Он был справедлив, ты давно был бы в аду. Полагайся только на Его несправедливость, в которой – милосердие, любовь и прощение…” Вот положение мытаря, и вот, что он узнал о жизни. Мы многому можем научиться у него. Почему бы и нам смиренно и терпеливо… не встать, подобно ему, на пороге?.. Если бы только мы остановились у притолоки и со смирением робко постучали, ожидая в ответ приглашения войти, мы с изумлением и в восхищении услышали бы, что по ту сторону тоже Кто-то стучит: Се стою у двери и стучу, – говорит Господь (Откр. 3, 20). Быть может, мы увидели бы, что с Его стороны дверь не заперта; она заперта с нашей стороны, наши сердца запечатаны; наше сердце узко, мы так страшимся рискнуть, отбросить закон и вступить в область любви, где все столь же хрупко и непобедимо, как сама любовь, как жизнь. Бог не перестает стучать с надеждой, настойчиво и терпеливо; Он стучится через людей, через обстоятельства, через тихий, слабый голос нашей совести, как нищий стучится у врат богача… Он Сам ищет встречи с нами».

Мне думается, именно ради того, чтобы эта встреча состоялась, чтобы она длилась во времени, и стоял 1000 дней и ночей на камнях отец Серафим, раз за разом повторяя коротенькую молитву: «Боже, милостив буди мне, грешному!..»