Через неделю после разговора, Олег забрал Викторию после смены и привёз в ресторан, где её ждал Павел. После ужина он же увёз их на квартиру Павла.

– У тебя был повод сегодня выпить? – спросила Вика, снимая туфли в прихожей, проходя в гостиную и опускаясь на диван. – Как же я устаю от каблуков. Где это было и как?

– Никогда не задавай мне подобных вопросов. Правду я тебе не скажу, а выдумывать не хочу, – сердито ответил он, подошёл к бару, достал бутылку и наполнил напитком четверть бокала.

– Что у тебя с настроением? Неприятности?

– Неприятности будут у твоего отца, когда Татьяна Ивановна узнает о его давней связи с медсестрой, – он ухмыльнулся, выпил содержимое бокала, и лицо его стало чужим.

– Ты о чём?

– Ты, действительно ничего не знаешь? Твой отец не просто изменяет жене, у него почти есть вторая семья, – он на несколько секунд замолчал, снял пиджак, небрежно бросил его на диван. – Вика, я собираюсь на тебе жениться, и мне нужны родственники с чистой биографией.

– А что тебя не устраивает в биографии моей семье и чем она хуже твоей? Да, мои родители не занимаются бизнесом, они почти пенсионеры, но порядочные люди. В «чистоте» их биографий я не сомневаюсь. Личная жизнь моих родителей – это их выбор и не твоё дело. – Вика была сбита с толку тем, что услышала, а ещё заметила на рубашке нечёткий след от женской помады. – Ты сам мне говорил, вспоминая свою мать, что дети не отвечают за их поступки. Поговорим лучше о тебе. Мы ещё не женаты, а ты уже ходишь со следами дешёвой помады на рубашке. Не рано, или ты не заметил? Вот о чём нужно говорить. «Нарисовалась» первая неприятность у нас, а ты рассуждаешь о моих родителях, – грустно глядя на Павла, говорила она.

– Ты меня ревнуешь? – усмехнулся Павел, при этом глаза его не смеялись и смотрели, скорее, с вызовом.

– Повод сомнительный и бездоказательный для ревности, но неприятно осознавать, что я не единственная в твоей жизни. Если тебе где-то и с кем-то хорошо, зачем тебе я?

– Ты хочешь сказать, что делаешь мне одолжение, находясь рядом? Что не испытываешь ко мне каких-либо чувств и поэтому тянешь с браком?

– Паша, ты чего завёлся? В моих вопросах нет никакого подтекста. Мы оба знаем, что в наших чувствах нет большой и светлой любви, но симпатизируем друг другу, нам хорошо вдвоём, и нужно хотя бы быть порядочными в отношении друг друга. Я не права? Может мне уйти?

– А кто тебе это позволит сделать, мышь белая? Ты кого из себя возомнила? Принцессу с королевством или Мисс Мира? Да, ты умная, чертовски привлекательная, но на этом твои достоинства заканчиваются. Слышишь меня? – Павел наклонился над ней, и Вика заметила нехороший блеск в его глазах. – Таких, как ты, семьдесят процентов из ста, если не больше, – глаза его стали «злыми», готовые метать молнии. – Ты неблагодарная дура, посредственность, на которую я обратил внимание.

– А кого ты представляешь собой? Кто тебе дал право так со мной разговаривать? – Вика не была напугана, она была сердита. – С такими заявлениями, говорить о походе в загс не просто смешно, а глупо. Я похожа на идиотку, которая себе это позволит? Ты сам себя слышишь? У тебя с головой всё в порядке, чтобы делать подобные заявления?

– Значит, я, по-твоему, псих?

– Без всякого сомнения! Если я мышь белая, а не принцесса с королевством, оставь меня в покое и найди ту, которая полностью соответствует твоим запросам, – снимая с пальца кольцо, спокойно сказала она. – Я тебе в подруги не навязывалась, и выслушивать подобное не собираюсь, – Вика протянула руку и положила кольцо на столик, собираясь подняться с дивана.

– Какая ты смелая. Оставлю, но для начала проучу, чтобы знала с кем говорить и как говорить, идиотка, – он схватил её за грудки так, что несколько пуговиц от блузки были оторваны, приподнял с дивана и ударил. Вика упала на пол и потеряла сознание. Павел пинал её, не замечая того куда бьёт, и того, что Вика на удары не реагирует. Заметив нижнее бельё, которое открыла взору распахнутая блузка, пришёл в возбуждение. Сломав молнию, стянул с неё брюки, и теперь был похож на маньяка, терзающего свою жертву. Только достигнув оргазма, пришёл в себя. С неподдельным ужасом он смотрел на лицо и тело Виктории, плохо соображая, как это могло произойти. Осторожно приподняв ей голову, обнаружил под ней кровь. Ему показалось, что пульса нет, и Вика не дышит. Присев на диван, он повторял одно и то же: «Ты сама во всём виновата». Его охватила паника. Павел, забыв о белье, стал натягивать на неё брюки дрожащими руками, а полы блузки завязал узлом. Перекинув Вику через плечо, взял вторые ключи от машины и спустился вниз. Положив её на заднее сидение, минуту постоял, вернулся в квартиру, где оставались её вещи. Бельё он засунул в сумку Виктории, а туфли в пакет, взятый на кухне. Бросив сумку и пакет в салон, он отъехал от дома, даже не подумав о том, что над входом в подъезд есть камера. У него не было конкретного плана. Всё, чего он хотел сейчас, это увезти Викторию подальше от дома. Павлу не повезло. Всего через десять минут езды, он не остановился на требование инспектора ГАИ. Началась «погоня», которая закончилась уже через пять минут. От Павла пахло алкоголем, а при осмотре авто обнаружили Викторию без сознания и в сомнительном виде. Наряд милиции прибыл раньше машины скорой помощи. «Она жива? Везите её в хорошую больницу», – сказал врачу Павел, молчавший всё это время. Вика пришла в себя в машине скорой, по дороге в больницу и попросила позвонить отцу, сообщить, куда её везут. Ещё в приёмном покое с неё сняли показания.

– Кто это с вами сделал? – спросил мужчина в штатском, но предъявив удостоверение, которое Вика и не рассмотрела.

– Павел Лесников. Это было в его квартире, – тихо ответила Вика и назвала адрес. – Видимо от большой и светлой любви, – она прикрыла веки и тихо заплакала от обиды и унижения, но истерики не было. Ещё никто и никогда не поднимал на неё руку.

– Девушку не просто избили, её изнасиловали, – добавил врач. – Вы посмотрите на неё и на её одежду – откинув простыню, добавил он. – Таких уродов нужно душить на месте. Дождитесь экспертного заключения, а мы продолжим обследование.

Сергей Павлович Петровский приехал в больницу вместе с женой, привезя дочери одежду и предметы гигиены. После осмотра специалистами, ей разрешили принять душ, проводив в платную палату.

– Как её дела, доктор? Я её отец и, некоторым образом, ваш коллега.

– Физическая боль пройдёт, а вот психологически, она может долго страдать. Она знает обидчика?

– Этот урод сделал ей предложение две недели назад.

– Возможно, она оправится раньше. Вика девушка хрупкая, а били её, скорее всего, ногами. Повреждения внутренних органов нет, а ушибы исключить нельзя. Череп цел, но «приложилась» она головой основательно – сильное сотрясение. Поэтому она не приходила в сознание достаточно долгое время. Раньше десяти дней я не рискну давать окончательного прогноза. Посмотрим, что будет завтра, через день, два. Оплатите пока недельное пребывание, а дальше посмотрим. При ней была сумка с документами. Мы всё оформили. Сейчас ей сделают обезболивающий и успокоительный укол. Ей нужно отдохнуть и физически, и душевно. Пусть спит.

Уложив дочь в постель, Татьяна Ивановна дождалась, пока она уснёт, не переставая украдкой плакать.

– Таня, поезжай домой, успокойся и отдохни. Вика сильная, она справится, и мы должны держаться. Серьёзных повреждений нет – это уже неплохо. Я какой никакой врач, утром сюда пожалует милиция, адвокат и ещё чёрт знает кто. После обхода я заеду в банк, всё оплачу и буду ждать тебя здесь. Перенесу все приёмы на послеобеденное время. Я на связи, а Вика проспит до утра. Ей нужен сон. Приготовь на завтрак что-нибудь вкусное, – говорил он, обнимая жену, провожая на выход. – Не реви. Всё будет хорошо.

Виктория проснулась, когда солнце только встало из-за горизонта, и увидела сидящего в кресле отца, который спал. Голова и туловище болели даже при полном покое. «Докатилась! Сиделка, платная палата и глупая голова на плечах – это то, что мы имеем. Олег предупреждал, а я не поверила. Что же вызвало причину такой агрессии? А что могло быть дальше? – думала она, закрывая глаза и вспоминая вчерашний день.

– Вика, к тебе следователь пришёл. Он должен с тобой поговорить, – тронул её за руку отец.

– Пусть войдёт, если должен. Ты тоже останься.

– Виктория Сергеевна, мы можем поговорить или перенесём дачу показаний? Вид у вас неважный.

– Спрашивайте. Я буду такой «красивой» не меньше недели.

– Вы помните, что с вами произошло и где? Будете писать заявление на Лесникова? Он задержан.

– Буду. Вы оставьте мне бумагу, и я изложу всё в письменном виде, если это нужно, а хотите, запишите всё с моих слов.

– Патрульные написали рапорта, есть протокол задержания, а в нём время – девятнадцать сорок. Меня интересует: как провели вы этот день, прежде чем попали сюда? Как оказались в машине? Как давно знаете Павла Лесникова?

– Мы познакомились больше года назад. Я случайно встретила своего одноклассника Олега Родионова, который работал у Павла охранником-водителем. Пока разговаривали, подошёл Лесников, и мы познакомились, – она замолчала. Разговор давался с трудом. Каждое слово отдавало тупой болью в голове, но она была уверена, что именно первый разговор важен. Виктория говорила через полуоткрытый рот медленно и тихо, придерживая салфетку у разбитой губы. – Мы виделись редко. Я оканчивала интернатуру, училась и работала, было не до романов. В июне 2006 года получила сертификат и стала работать в роддоме. Павел начал за мной ухаживать осенью. Иногда встречал меня с работы на машине с водителем, дарил цветы, мы бывали в кафе. Он мне нравился. Был привлекательным, остроумным, внимательным, независимым, с чувством юмора. Такие нравятся девушкам. Две недели назад он сделал мне предложение, я его приняла, но в загс не торопилась. Меня Олег предупреждал, что Павел не контролирует себя в гневе, но я ему не поверила, да и не ссорились мы, повода не было. Ему не нравилась моя работа из-за графика, он даже предлагал уволиться. Вчера мы встретились в ресторане, поужинали, Павел выпил, но и до этого был немного нетрезв. Олег привёз нас к нему на квартиру около семи. В этой квартире я была третий раз. Сняла в прихожей туфли, мы прошли в комнату. Он снял пиджак, и я увидела на его рубашке нечёткий след от дешёвой помады. Сказала, что мы ещё не женаты, а следы посторонних женщин имеют место. Он обозвал меня белой мышью, неблагодарной дурой. Я ответила, что у него с головой непорядок, сняла кольцо с пальца и собиралась уйти. Он схватил меня за грудки, приподнял с дивана и ударил. Это всё. Дальше темнота. Я очнулась в машине скорой помощи.

– Теперь это многое объясняет. Вас обнаружили в машине без сознания, обуви и в блузке без пуговиц.

– Сюда меня привезли даже без нижнего белья, а вы говорите о туфлях. Вы говорите в машине? Чья это была машина? Как я в ней оказалась?

– Машина принадлежит Павлу Лесникову. Камера на подъезде зафиксировала, как он выносит вас на плече. Мы провели обыск у него на квартире. На журнальном столике лежало кольцо, а на полу у дивана следы вашей крови и несколько пуговиц от блузки. Пятен крови немного, но они есть. Судя по синякам и ссадинам, вам изрядно досталось.

– Но Павел в последнее время не садился за руль, у него был водитель. Если он был за рулём, куда он меня вёз и почему в таком виде? Почему он так взбесился? В его тоне было столько презрения и превосходства. Вы можете мне что-нибудь объяснить? Меня никогда не унижали подобными разговорами, не говоря уже о побоях и насилии.

– Сам Лесников побои отрицает, и факт насилия не признает. По его словам вы упали, потеряв сознание, а он вёз вас в больницу. Только это сомнительное объяснение. Его пытались остановить гаишники по дороге из города, а в той стороне нет больниц. Он мог вызвать скорую помощь, а не садиться за руль в состоянии алкогольного опьянения.

– Судя по моим ощущениям, падала я ни один раз и, видимо, после добровольного, но жёсткого секса. Вам самим это не кажется абсурдным? У меня есть только одно объяснение происходящего – он нездоров. Не было в моих ответах оскорбительных слов, чтобы отвечать на них физической расправой. Чем можно вывести из себя здорового человека, чтобы он стал зверем?

– Почему Лесников ездил не сам, а с водителем? Это была необходимость или фарс?

– Этого я не знаю. Поговорите с Олегом Родионовым. Он работает у них достаточно, чтобы пролить свет на ситуацию. Вы мне скажите: что его ждёт? А как мне быть, если он не признаёт своей вины и его оправдают адвокаты?

– Не переживайте раньше времени. Его накажут в любом случае, если не тюрьма, то спецлечебница. Он собрал на свой счёт ни одну статью. Вас видели в ресторане, привезли к нему домой, запись с камеры – это улика. Промежуток времени, между входом в подъезд и «выносом» вас на плече, всего тридцать две минуты. Через десять минут его останавливают. Ему не отвертеться, даже при хорошем адвокате. Но и от встречи с ним в суде я не дам вам страховки. Поправляйтесь.

– Вы забрали мою одежду, ту, в которой меня привезли сюда?

– Да. И одежду забрали, и экспертизу освидетельствования.

– Можете её позже выбросить. – Пап, езжай домой отдохни, а я постараюсь уснуть. Я буду ждать вас вечером.

Уснуть не получилось. Минут через двадцать после ухода отца, Викторию посетил Анатолий Иванович Лесников, отец Павла.

– Зачем вы пришли? Полюбоваться на работу вашего сына? Как я вам нравлюсь? Вы считаете, что я это заслужила? Уходите.

– Ты не о том говоришь, девочка. Я не о пасынке своём беспокоюсь, а о тебе. Да. Павел сын моей первой жены, – он взял стул и присел на него рядом с кроватью. – Что-то подобное у нас уже было, правда девушке досталось меньше, она сумела сбежать, написав заявление в милиции. Конфликта удалось избежать. Тебе повело меньше из-за потери сознания, а он показал свою сущность. Можешь не верить, но Павлу удалось меня убедить, что он здоров, а приступ агрессии, ни что иное как нервы. Оказывается, что его неврастения, на самом деле шизофрения. Об этом я узнал два года назад. Тюрьма ему не грозит, а из лечебницы он выйдет через время. Кто знает, что ему придёт в голову в очередной раз? – Лесников тяжело вздохнул.

– Вы знали, что он сделал мне предложение, одобрили его, и не могли не предположить, что может произойти очередной срыв.

– Прости. Я очень надеялся, что после курса лечения, он будет нормальным. Павел обещал мне, что сам расскажет тебе обо всём и не бросит лечение. Он справлялся с этим ни один год. Умные люди часто бывают немного шизофреники. Вика, исчезнуть тебе нужно. Исчезнуть, чтобы он тебя не нашёл, если вздумает искать. А мне легче пережить один раз позор, чем брать очередной грех на душу. Что заработал, то и получит. Здесь деньги, если решишь уехать, – он достал из пакета конверт и положил на тумбочку у кровати. – Я тебя не покупаю, а хочу, чтобы ты жила без страха. Подумай сама, Вика, его репутация рухнет, как только информация о случившемся разлетится по городу. Как он это воспримет? Хорошо, если свою вину признает, а если начнёт искать крайнего после лечения? Сколько он просидит под надзором? Что будет через полгода, год? Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.

– А как же мои родители, мои планы? Вы не берёте их в расчёт?

– А ты встречала психически больного человека одержимого местью? Поверь мне на слово – это хуже чем бандит в подворотне. От того знаешь чего ожидать, а этот может отомстить физически, а может сделать тебя своим соседом по палате. Мать Павла так меня и изводила, – Лесников поднялся со стула, отодвинул его в сторону. – Передай отцу, я оплатил твоё пребывание в больнице. Я видел его, но не рискнул подойти. В его глазах я тоже виноват. Прости меня ради Бога. Поправляйся. В пакете витамины.