Это помогает заглушить боль

Салфетки исчезали с пугающей скоростью. Глядя на это, я вспомнила о старых домашних методах и решила поделиться.

– Знаешь, моя бабушка всегда заставляла меня закапывать нос луком. Жуткая штука, но действенная.

Лана остановилась, бросив на меня полный недовольства взгляд.

– Лук? – она фыркнула, еле сдерживая раздражение. – Серьезно? Можешь засунуть свои бабушкины советы куда подальше.

Я тихо рассмеялась, стараясь не обращать внимания на ее грубость.

К вечеру Лане стало хуже. Она отказалась от ужина, снова ограничившись только чашкой горячего кофе. Ее тело содрогалось от непрекращающихся чиханий.

– Может, Артура попрошу? Он за лекарствами сгоняет, – предложила я, глядя, как Лана пытается справиться с простудой.

– Да пила я уже все, что можно, – буркнула она, еле сдерживая раздражение. – Скоро полегчает.

– Может, ноги попаришь? – осторожно продолжила я, не желая ее раздражать.

Лана подняла на меня усталый, раздраженный взгляд.

– Ты что, из бабкиных рецептов не вылезешь, а? – огрызнулась она, вытирая очередную салфетку о свой нос. – Иди куда-нибудь, пока сама не заразилась, врачиха недоделанная.

Ночью я тихо пробралась к ней в спальню. Вдруг у Ланы жар, а помочь некому. Наклонилась над ней, хотела прикоснуться ко лбу рукой, но увидела, что она не спит. Лана скрутилась на кровати, укутываясь в одеяло, дрожа всем телом. Я не решилась дотронуться – страх что-то испортить был сильнее. Сходила к себе за одеялом и осторожно накрыла ее.

– Что не спишь? – шепотом спросила я, пытаясь не тревожить ее еще больше.

– Не спится, – ответила Лана так же тихо, но ее голос был полон усталости и раздражения.

– Хочешь, чтобы я что-то сделала? – предложила с готовностью, надеясь помочь хоть как-то.

Она долго не отвечала, а потом, чуть повернув голову, прошептала:

– Сделай доброе дело… Свали отсюда. Не заслоняй мне тут солнце, ладно?

– Какое еще солнце, ночь же. – пробормотала я.

– Просто свали уже!

Эти слова, холодные и отталкивающие, больно ударили по сердцу. Я молча кивнула, проглотив обиду, и ушла к себе, чувствуя, как тяжесть на душе только усилилась.

Утром Лана снова сидела на кухне, потягивая свой любимый крепкий кофе. После отъезда Наташи Артур здесь больше не появлялся, и мне это казалось странным. Жаль, Артур мог бы вправить Лане мозги и заставить ее нормально лечиться.

– Поешь. Я сделала бутерброды, – предложила я, надеясь хоть как-то помочь.

– Не хочу, – пробурчала она, отводя взгляд.

После очередного глотка кофе Лана вдруг резко прикрыла рот рукавом, как будто сдерживала рвотный позыв, и пулей вылетела из-за стола. Дверь туалета она не прикрыла, и я стояла рядом, слыша, как ее мучит рвота.

Внутри меня закралось странное подозрение: "А вдруг она беременна?"

Скоро шум воды в раковине дал понять, что Лана прополоскала рот и умылась.

Выходя из туалета, Лана криво, почти вымученно улыбнулась, прежде чем медленно направиться к себе. Весь день она курсировала из комнаты в уборную, и я слышала ее тяжелые шаги даже через стены своей спальни. Наконец, не выдержав напряжения, я решила выйти. Как раз вовремя. Лана, согнувшись пополам и держась за живот, снова скрылась за дверью туалета. Щелчка замка не последовало – ей явно было не до того.

Я осторожно приоткрыла дверь. Лана сидела на унитазе, бессильно откинувшись спиной к холодной стене. Вид у нее был жалкий: волосы слиплись от пота, и на лбу блестела испарина. Лицо исказилось в мучительной судороге, как будто каждая мышца сжалась от боли. Ее руки дрожали, судорожно сжимая рулон туалетной бумаги, будто это было последнее, за что она могла ухватиться.

– Какого ты сюда приперлась? – даже ее голос звучал слабо, как будто она потеряла последние силы.

Я колебалась, прежде чем заговорить, но ее состояние заставило меня отбросить все сомнения.

– Я… я хотела сказать, может, скорую вызвать? У тебя, наверное, кишечная инфекция. Это очень серьезно, Лана.

Она посмотрела на меня через полуприкрытые глаза, едва удерживаясь от того, чтобы снова согнуться пополам от боли. Ее дыхание было прерывистым, резким. На мгновение я подумала, что она действительно согласится, но вместо этого ее лицо исказилось от раздражения.

– Задолбала ты своей заботой! – процедила она, не сдерживаясь, и с силой бросила в меня рулоном туалетной бумаги, попав прямо в грудь. – Сдрыстни на хрен!

От удара я отшатнулась назад, чувствуя, как гулко колотится сердце.

Я попятилась, не сводя с нее глаз, и, выскользнув из туалета, плотно прикрыла за собой дверь. Едва она захлопнулась, я услышала приглушенные ругательства Ланы, перемежаемые с болезненными стонами. Ну и пусть. Будет умирать – пусть хоть оборется, не подойду. Я стояла в коридоре, прислушиваясь к ее жалким звукам, и одновременно чувствовала как злость и беспомощность поднимаются во мне волной.

«Пусть сама разбирается», – твердило мне упрямое внутреннее «я», но в глубине души это было всего лишь защитой от той боли, что она мне нанесла.

Вечером я все-таки решила проверить, что с Ланой. Она не спустилась на ужин. Может, опять чувствует себя плохо, или… кто знает. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я увидела, как Лана металась по комнате, расхаживая взад-вперед. В ее руках был телефон, и она говорила на повышенных тонах. Я остановилась на пороге, не желая подслушивать, но ее слова доносились до меня четко.

– Куда ты пропал, чтоб тебя! Три дня не могу до тебя дозвониться! – голос Ланы дрожал от ярости. – Я не могу больше терпеть. Мне нужны эти чертовы таблетки. Нет, это не может ждать!

Я сжала пальцы, не зная, что делать. Лана казалась словно чужой, раненый зверь, загнанный в угол. Ее лицо, обычно спокойное и холодное, исказилось от боли и отчаяния. Я слышала ее дыхание, прерывистое, словно каждый вдох давался ей с огромным усилием.

– Да у меня совсем нет денег, представляешь? – ее голос дрожал, как если бы она боролась со слезами, но не давала им выйти наружу. – Все трачу на эту дрянь!

Она остановилась посреди комнаты, сжала руку в кулак, и я увидела, как ее плечи задрожали от напряжения. На мгновение мне показалось, что она сейчас разрыдается, но нет, Лана была слишком сильной для этого. Она не позволяла себе слабости.

– Ты должен помочь, не подводи меня сейчас, – в ее голосе звучала такая боль, что мне стало не по себе. Я словно подсматривала за чем-то, чего не должна была видеть, открывая то, что никогда не должна была знать.

Я ощущала, как у меня пересохло в горле, и в тот момент мои собственные страхи и сомнения показались ничтожными. Я всегда видела Лану сильной и холодной, но вот она, передо мной, практически разрушенная.

– Завтра? – она зажала телефон сильнее, как будто тот мог дать ей облегчение. – Я не протяну до завтра, – ее голос сорвался, и я почувствовала, как у меня сжалось сердце.

Лана резко отключила телефон, шумно выдохнула и, наконец, обратила на меня внимание. Ее взгляд был тяжелым и острым, как нож. В два шага она оказалась передо мной и вжала меня в стену.

– Ты давно тут стоишь? – ее голос был холоден, но я чувствовала скрытую за ним ярость.

Я не знала, что сказать, и это привело ее в еще большее бешенство. Ее пальцы вцепились в мою толстовку, натягивая ворот так, что мне стало трудно дышать.

– Ну и что ты слышала? – Лана смотрела на меня так, будто готова была разорвать меня на части. Ее глаза, обычно спокойные, сейчас блестели от страха и боли. Страх был новым для нее, я это видела.

В этот момент я осознала, что у меня в руках был ее секрет. Секрет, который делал ее уязвимой. Она больше не была тем холодным и недоступным человеком, каким я ее видела все эти дни. Она страдала. И ее страдания были реальными.

– У тебя не простуда, и не кишечная инфекция, и ты не беременна… – мои слова прозвучали слабее, чем я хотела, но они были правдой. – Ты зависима от каких-то сильных лекарств?

– Какая проницательная девочка! – воскликнула Лана довольно злобно. – И что, я должна перед тобой отчитываться что ли? Тебе-то какое дело, от чего я зависима? Чего ты лезешь не в свое дело?

– Я… Просто я… хотела помочь… – еле слышно пробормотала я.

– Чем мне может помочь полоумная девчонка? – почти с отчаянием сказала Лана.

Ее пальцы ослабли, но Лана все еще держала меня, как будто я могла исчезнуть, если она отпустит. В ее взгляде появилось что-то отчаянное, словно на грани срыва. В этот момент я решилась задать вопрос, который крутился в голове с тех пор, как я увидела ее в таком состоянии.

– Что ты употребляешь, Лана? – голос сорвался, и я почувствовала, как внутри все напряглось в ожидании ответа.

Она тяжело вздохнула, убирая с лица прядь потных волос. В ее глазах сверкнула усталость, но в то же время на мгновение проскользнуло нечто похожее на желание все бросить и рассказать правду. Лана закрыла глаза и сдавленно ответила:

– Обезболивающее… очень сильное. Мне нужно что-то, что заглушает боль.

Я моргнула, не веря своим ушам. Это было не просто лекарство от головной боли. Боль должна быть настолько сильной, что обычные средства не справлялись. Но зачем ей это?

– Зачем ты пьешь такие сильные обезболивающие? – задала я вопрос, который отчетливо обозначился в моей голове.

Они превратились в мерзкое месиво

Она открыла глаза и посмотрела на меня с такой усталостью, что у меня появилось ощущение, будто она стояла перед пропастью, готовая в любой момент упасть.

– Я болею, – прошептала она. Ее слова резанули по моему сознанию, как острый нож. Это не было просто плохим самочувствием или чем-то временным. В ее голосе звучало что-то глубокое, словно она тащила на своих плечах непосильный груз.

– Это что-то серьезное? У тебя какая-то неизлечимая болезнь? – я практически задохнулась от собственного вопроса. Внутри все сжалось, а руки начали дрожать.

– Угадала, – выдавила она, и на ее лице появилась горькая усмешка. Это была не усмешка человека, который любит шутить над другими. Это была усмешка человека, привыкшего смеяться над своей собственной болью.

Я замерла, не зная, что сказать. Мир вокруг меня рухнул. Лана, та, кого я видела сильной, хладнокровной и независимой, была смертельно больна. Как я могла этого не заметить раньше? Почему я никогда не задавалась вопросом, что скрывается за ее ледяной маской?

– Я могу чем-то помочь? – спросила я, не зная, что еще сказать.

– Помочь? Ты? Издеваешься? – Голос Ланы дрогнул, а лицо моментально стало серьезным. – Чем ты можешь мне помочь?

– Не знаю… – я опустила глаза.

– Тогда не надо лезть со своей помощью, когда тебя не просят! – ее голос был наполнен горечью. – Доступно объясняю или тебе более детально все по полочкам разложить? – Лана усмехнулась, но в ее глазах не было веселья. Там была только боль.

– Понятно… – пробормотала я, а потом посмотрела на нее. – Лана… Ты… зависишь от обезболивающих, но это из-за болезни, которую нельзя излечить? – мои слова прозвучали осторожно, но я чувствовала, что была близка к истине.

Лана молчала. Ее лицо менялось на глазах, как будто маска, которую она носила все это время, трескалась, и за ней проступала ее настоящая боль. В глазах, обычно холодных и отстраненных, вспыхнуло отчаяние, которое она так долго прятала от всего мира. Она была словно оголенным нервом, и я внезапно осознала, насколько тяжело ей это все признавать.

– А что говорят врачи? – спросила я, не в силах подавить тревогу, которая накатывала волной.

Лана, насмешливо дернув уголком губ, не ответила сразу. Ее молчание было таким красноречивым, что мне не нужно было больше слов. Ответ был очевиден. Она не ходила к врачам.

– Ты серьезно? – я едва не закричала, чувствуя, как внутри все переворачивается. – Ты пьешь таблетки без назначения врача и не лечишься при этом? А если это что-то серьезное?

Лана бросила на меня усталый, чуть ли не презрительный взгляд, как будто мои слова были для нее чем-то наивным.

– Что врачи? – сухо произнесла она, усмехнувшись. – Думаешь, они мне помогут? У них для всех одна панацея – больше лекарств, больше анализов, химиотерапия, а в итоге что? Я знаю, что со мной. И никто не сможет это исправить.

Я смотрела на нее, пораженная ее упрямством. Она буквально рушила свое здоровье, игнорируя реальную возможность помощи. Но что могло заставить ее так поступать? Страх? Или смирение перед неизбежным?

– Лана, – голос сорвался, и я не могла удержать гнев, который поднялся от ее слов. – Ты не можешь просто продолжать пить обезболивающие, как будто это решит все твои проблемы! Ты должна хотя бы попытаться. Вдруг это еще можно вылечить? Вдруг не все потеряно?

Ее лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.

– Лана, ты сумасшедшая! – сказала я видя, что с ней бесполезно спорить.

– И что теперь? Ты побежишь рассказывать Лазареву? Думаешь, это даст тебе контроль надо мной? – она подошла ближе, ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовала ее дыхание на своей коже.

– Нет, – я покачала головой, стараясь сохранять спокойствие. – Это твое дело. Твой выбор. – Я старалась говорить как можно мягче, хотя внутри меня все сжималось от страха и жалости.

Ее пальцы медленно разжались, и она отпустила меня. Она тяжело опустилась на пол, привалившись к стене, как будто больше не могла держаться на ногах. Я посмотрела на нее и поняла – Лана была сломлена.

– Думаешь, я этого хочу? – ее голос дрожал от эмоций. – Каждый день – это борьба, и боль становится только хуже. Эти таблетки – единственное, что держит меня на плаву. Без них я просто сдохну, – она закрыла глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира.

Я стояла рядом, не зная, что сказать. Внутри меня все переворачивалось. Лана, та, которую я считала ледяной и бесчувственной, на самом деле была человеком, разрушающимся от боли, отчаяния и страха. Она не была той безупречной девушкой, которой я ее видела. Все это было лишь фасадом, за которым скрывалась настоящая трагедия.

– Лана… ты должна поговорить с врачом. Тебе нужно больше, чем просто таблетки, – я попыталась предложить ей помощь, хотя знала, что она не примет ее.

Лана долго молчала, прежде чем наконец ответила.

– Не лезь в это, – ее голос снова стал холодным. – Мне не нужна жалость. Никто не будет решать за меня, – ее взгляд снова стал острым, но я видела, что внутри нее все горит.

Я понимала, что больше ничего не могу сказать. Я увидела Лану настоящей, но понимала, что она никогда не позволит мне приблизиться к ее боли. Это был ее бой, и она должна была справиться с ним сама.

Я смотрела на Лану, видя, как она страдает, и не знала, чем могу помочь. Она тяжело дышала, ее лицо кривилось от боли, словно каждая секунда существования была невыносимой.

– Я сдохну от этой боли, если не выпью что-то обезболивающее, – Лана говорила едва слышно, ее голос был пропитан усталостью и отчаянием.

Я метнулась к себе и порылась в аптечке, найдя там несколько упаковок обычных таблеток от головной боли. Предложила их, но она покачала головой, с болезненной усмешкой.

– Это все – мертвому припарка. Мне нужно что-то серьезное. Что-то настолько сильное, что используют при операциях или ранениях. Боли просто нереальные.

– А врачи? – я не могла сдержать тревогу. – Почему ты не обращаешься к врачам?

– Ты думаешь, я не знаю, что они скажут? – Лана закусила губу, ее глаза сверкнули злостью. – Они не могут помочь. Мне никто не может помочь. Я умираю, Даша, это ты можешь понять? Я не знаю, сколько мне осталось, но я хочу остаток жизни прожить нормально, а не под капельницей!

Я замолкла на несколько секунд, пытаясь сообразить, что можно сделать. И вдруг меня осенило:

– Я знаю, что тебе поможет.

– Неужели подорожник на одно место? – Лана кривовато ухмыльнулась, скептически прищурив глаза.

– Нет, не подорожник. Висариум. Он точно облегчит твою боль. Обезболивает пусть не так сильно, как ты хочешь, но зато спать будешь как младенец. Просто у него такой эффект, даже если тебя резать будут, ты не проснешься!

Лана смотрела на меня, словно сомневаясь, стоит ли вообще меня слушать.