– Здравствуй, мам. Как вы тут? – целую ее и подхожу к сыну, севшему кушать. – Привет, малыш.
– Привет, ма. Суп будешь?
– Спасибо и приятного аппетита, – сажусь к ним за стол и принимаю тарелку с ароматным бульоном.
– А чего так рано приехала? Суббота же. Могла и завтра забрать внука или вечером хотя бы.
– Мам, я у Кристины была, сразу за Мишей приехала. Не хотелось мотаться.
– А с лицом что?
– А что у меня с лицом?
– Зареванная.
Да, мама у меня прямолинейная. Что думает, что видит, то и говорит. Не права так извинится, но чаще всего она попадает в цель.
– Не смеши. Я проснулась и не накрасилась даже.
– Кир, я твоя мама, а не соседка или подружка.
– Да ма, – вмешивается сын, – мешки под глазами.
– Да что вы пристали? – улыбаюсь слегка нервно и наигранно. – Старею я.
– В тридцать пять женщина расцветает, а не стареет. Не хочешь не говори.
– «Приятного аппетита, Кира», – вы хотели сказать?
– Ешь уже, юмористка. Задержишься немного? Там счета пришли какие-то, письма, не могу разобраться в них.
– Конечно, – улыбаюсь ей и беру в руку ложку, опуская голову, пытаясь скрыть чертовы мешки.
Пока помогала маме с оплатой ЖКХ, сын смотрел телевизор, и стоило мне встать с кресла, он побежал в сторону ванной.
Рванула за ним, найдя его над унитазом.
– Мишуль, что такое.
– Тошнит мам, выйди.
– Уверен? Может с тобой побыть?
– Не.
Стою под дверью и слышу, как его рвет.
– А что случилось?
– Не знаю. Тошнит его. Вы ничего не съели с испорченным сроком годности?
– Да нет. Сама знаешь, все свежеприготовленное. В школе может?
– Боже, только бы не серьезное что-то.
Сын выходит ко мне бледный и слегка горячий.
– Миш, может, съел что-то не то? В школе купил, в магазине?
– Не, только столовке ел и все. Ну и у бабушки.
– Посидим чуть-чуть, чтобы не тошнило?
– Вроде норм уже, поехали.
– Скажи, если станет мутить в дороге.
Прощаемся с мамой и по пути заезжаю в аптеку купив на всякий случай специальный гель-абсорбент и для восполнения жидкости препарат, если вдруг снова будет рвота.
Домой возвращаюсь к трем только, и на мгновение пропадает желание копаться в грязи с мужем.
– Привет, боец, как у бабушки погостил? – встречает нас Тимур, силясь подойти ко мне ближе, но я ловко выворачиваюсь и придерживаю Мишу.
– Привет, па. Нормально.
– Что случилось?
– Ему плохо было. Сейчас вроде лучше. Пойду уложу в кровать.
Он понятливо кивает и за нами не идет.
– Зови, если что, ладно? – глажу моего мальчика по голове улыбаясь.
– А у тебя правда все хорошо? – спрашивает смотря на меня беспокойно.
– Иначе и быть не может, – целую его в висок и выхожу, закрыв плотно темные шторы.
Переодеваюсь в спальне, куда вошла нехотя и спускаюсь вниз.
– Кира, – окликает из гостиной Тимур и идет за мной. – Может, поговорим?
Раздражает этот его голос невиновного. Словно это я что-то натворила, и он меня обвиняет в плохом настроении теперь, пытаясь умаслить на улыбку.
– Лиля, когда говорила ее забрать? – не отвечаю на его вопрос и задаю свой, выпив воды из стакана, зачем, собственно, и спускалась.
– К пяти.
– Я сама за ней поеду. С сыном побудешь?
– Побуду, мы поговорить можем?
– А ты уверен, что готов говорить? Говорить не то чтобы я перестала задавать вопросы, а чтобы начистоту. Как есть.
– Я даже не понимаю, о чем ты?
– Значит, не готов, Тим. И не стоит делать вид, что повода мне не желать находиться рядом с тобой нет. Он слишком весом, – собираюсь выйти, но он берет меня за ладонь и останавливает.
– Детка…
– Только посмей назвать меня еще раз этой кличкой, обезличенной потасканной девки, – тычу пальцем ему в грудь и окончательно ухожу на этот раз.
Мерзавец. Наглый подонок. Поверить не могу, что все это тоже его часть. Что это он. Вызывает во мне то боль, то злость. Как я могла видеть его другим? Как могла не заметить всего этого?
Приезжаю в торговый центр, прохожусь по этажам. Покупаю несколько офисных рубашек и не торопя дочь, жду ее в небольшом кафе с чашкой кофе.
Заказываю нам обед, потому что сомневаюсь, что она ела что-то нормальное с подругами, и встречаюсь с вошедшей дочерью глазами. Странными и мне кажущимися очень потерянными.
Она садится за стол и даже не улыбается, сразу же взяв в руки меню.
– Лиль, ты в порядке?
– Да. Настроение что-то такое грустное.
– И с чем это связано или может быть с кем?
– Дениса не было, – грустно признается.
– Значит, встретитесь потом.
– Угу.
Обедаем быстро и за время трапезы моя девочка так и не улыбнулась ни разу.
– Может шопинг? – предлагаю, расплатившись.
– Что-то не хочется мамуль.
– Ничего себе, ты и против покупок?
– Ну ма, не обижайся. Давай завтра?
Не успеваю ответить ей, что пошутила, мне звонит муж.
Если бы не болеющий сын, вряд ли подняла трубку, а так побоялась, что это может быть связано с ним.
– Алло?
– Кира я еду в больницу с Мишей, у него температура под сорок.
– Господи… Я сейчас буду там.
– Мам, что такое?
– Твоему брату плохо, приболел. Отец его в больницу повез.
Приезжаем с дочкой по всем субботним пробкам не очень быстро. Поэтому меня встречает уже врач, вышедший из палаты сына.
– Добрый день, прошу немного успокоиться. Явные признаки отравления у вашего Михаила. Сильного, но не критичного. Пару дней пусть полежит у нас, выведем из организма токсины и прочее, что мешает нормально функционировать. А вы пока что можете вспомнить, чем питались последние сутки? Это очень поможет.
Начинаю перечислять домашние продукты, те, что у мамы, но стопорюсь на школьных.
– Не знаю, что в школе давали им в пятницу. Мы и поговорить толком не успели, ему плохо стало у бабушки.
Мужчина ненадолго задумывается, что-то читая.
– А какая школа у вашего сына? – врач смотрит в свои записи, ожидая моего ответа.
– Сто седьмая.
– Вот как. Теперь все ясно. У меня еще трое с отравлением лежат в отделении, но других возрастов из этой школы. Думаю, причина именно в столовой учебного заведения. Проведем проверку, и все выясним. Думаю, вам и остальным родителям стоит обратиться к руководству школы.
Оставшаяся часть субботы проходит в суматохе и переживаниях за сына. Засиделась на кухне допоздна. Испекла несколько пирогов и на завтрак запеканку. Муж скрывался от меня и хоть этим не нервировал. Ужасно не желала разводить еще и о нем мысли.
Спать легла в гостевой, куда принесла еще днем немного личных вещей. Заметил он это или нет, я не знаю, однако прийти ко мне, когда я пошла туда, он не решился, только спросил:
– Ты собираешься там ночевать?
– Да, – был мой ответ, прежде чем я скрылась за дверью.
В доме дочка и начинать разборки, когда она за стеной? Нет уж. Потерплю. Как раз смогу разработать по порядку свои действия. Мне впервые в жизни изменили, когда за плечами совместный быт, брак и дети.
С чего обычно начинают после измены? С разговора?
Воскресенье ушло на разборки с директором школы, которые взял на себя Тимур. Мы с Лилей отправились к Мише, которому становилось лучше, и вернулись к трем часам.
– Мам, а может я завтра к брату поеду, вместо школы? А потом вместе приедем домой на такси.
– Маленькая хитрая девчонка, – смеюсь на слова этой лисы, складывая одежду после стирки. – Кстати, спасибо, что постирала вещи. Я бы и забыла сама. Эти выходные выдались просто ужасными, – устало сажусь рядом с дочкой на диван, в гостиной и обнимаю ее одной рукой.
– И не говори. Завтра меня до школы довезешь?
Искренне удивляюсь ее просьбе.
– Я? Тебя же папа обычно отвозит, ему по пути, а со мной придется чуть раньше выезжать, иначе я опоздаю, пока тебя буду завозить.
– Ну и что? Хочу завтра с тобой поехать, можно?
Стараюсь не показать, как меня взволновала ее просьба и спокойно, ласково отвечаю:
– Конечно, милая. Но выехать придется и правда рано. Мне опаздывать нельзя. Снова сложный день.
Она обнимает меня в благодарность и убегает к себе, забрав свои чистые вещи. А я хочу понять, с чем связан ее порыв. Конечно, она могла просто попросить меня об этом из любви, или потому что соскучилась, например, или же ей нужно поговорить. Но учитывая последние события в нашей семье, пока что известные только мне, я начинаю паниковать. Сильно паниковать по этому поводу.
К вечеру, стоило узнать окончательно, что с сыном все хорошо и моя нервная система перестала разводить панику за ребенка, все вернулось на свои места: мои мысли, моя печаль и боль.
Временный туман сошел, обнажив нас снова.
Опять я один на один с этой грязью. Должна думать, размышлять обо всем сразу. А он? Будет продолжать ходить как ни в чем не бывало и делать вид, что не понимает, о чем речь? А приперев его к стене, попытается сыграть в дурочка? Или в дурочку? Так, видимо, было всегда, пока я и правда была слепой и глупой.
Почему так несправедливо? Почему он не задумался о нас, когда пошел на этот шаг? Почему не подошел и не сказал, что запутался и стоит на пороге большой ошибки? Нам всегда было достаточно друг друга. Зачем третий человек?
Я всегда жила по принципу: если в отношениях стало трудно и сложно, то возможно это обоюдное чувство. Но не становись тем из вас двоих, кто сломается первым. Стань той, кто захочет первой все исправить. Потому что уйти и сломать – самое легкое решение.
И что в итоге? Не было ни пауз, между нами, ни громких скандалов с битьем посуды, а может, именно этого ему не хватало? Устал от моей взвешенности и постоянства?
Что если все намного проще, чем я думаю?
Что если он просто влюбился? Это бьет сильно по моему нутру, ведь выходит, что он просто долюбил. И больше не осталось ничего. Ни любви, ни уважения, чтобы прийти и сказать: «Прощай!».
Проваливаюсь в свои мысли все глубже и засыпаю.
«– Так поразительно, – Тим гладит меня по обнаженной спине лежа лицом ко мне на боку.
Рассматриваю его влюбленными глазами, захватывая каждую деталь его торса.
– Что именно? – наслаждаюсь прикосновениями его чуть прохладных пальцев, остужающих меня.
– Мы вместе четырнадцать лет, а я постоянно вижу тебя будто впервые.
– Ты большой, но очень милый лжец.
– Все это правда, до последней буквы…
– А я не представляю без тебя, Лили и Миши свою жизнь.
– И не нужно. Мы всегда будем рядом…», – просыпаюсь словно от удара в сердце. В самый его центр.
Из уголков глаз стекают тонкие струйки слез, как и внутри меня с одним отличием, душа истекает кровавыми слезами.
Это была наша последняя годовщина… последняя теперь во всех смыслах этого ужасного слова. Уже ничего не исправить.
Перекатываюсь набок и пугаюсь Тимура, сидящего рядом со мной. Но не издав и звука, задаю лишь один вопрос, потому что просто не смогу вытерпеть и дня больше, изведусь и потеряюсь окончательно в догадках:
– Кто та женщина, Тим?
О проекте
О подписке