Холод, сырость, снежные хлопья и ветер снова захватили девочку, лишь только она очутилась на улице. Но Лиза (так звали её), казалось, и не замечала ненастья: её занимала радостная мысль о том, что она достала, несмотря на поздний час, лекарство для мамы и вдобавок что-то в её душе говорило ей, что незнакомый господин сдержит своё слово и принесёт обещанное средство, от которого непременно выздоровеет её дорогая мама. Незаметно добежала она до ворот большого дома и взобралась по узкой, кривой и тёмной лестнице на самый чердак, где они с матерью нанимали крошечную комнатку под крышей.
Отворив скрипучую дверь, Лиза вошла. Свечной огарок, воткнутый в бутылку, слабо мерцая, освещал холодную, пустую комнату с постелью, столом и двумя поломанными стульями, составлявшими единственную их мебель.
– Это ты, Лиза? – послышался слабый голос из дальнего угла комнаты, лишь только девочка переступила порог. – Наконец-то ты вернулась! Мне так было грустно без тебя. К тому же я боялась, как ты доберёшься в такую непогоду.
– Зато, мамочка, я принесла тебе лекарство, – стараясь говорить весело и спокойно, чтобы ободрить больную мать, отвечала девочка. – Теперь тебе будет гораздо легче и кашель перестанет душить тебя. Прими поскорее хоть одну ложечку, дорогая мамочка! Увидишь, что тебе будет легче!
Лиза взяла со стола ложку, налила из принесённой склянки красноватой жидкости и поднесла к губам матери. Лекарство, должно быть, было горько, потому что Марья Дмитриевна Окольцева – так звали Лизину маму – с трудом проглотила его. Потом она сильно и долго кашляла, откинувшись на подушку головою и прижимая обе руки к груди. Лиза со слезами смотрела на мать, которую горячо любила всеми силами своего маленького нежного сердечка.
Когда мама немного оправилась, девочка крепко обняла её обеими руками и, припав своей золотистой кудрявой головёнкой к её изголовью, стала тихонько рассказывать ей о встрече с незнакомым господином в аптеке и о данном им обещании прийти к ним на следующее утро. Слушая лепет своей ненаглядной девчурки, Марья Дмитриевна успокаивалась понемногу и наконец ей стало настолько лучше, что она снова могла говорить и улыбаться.
– Ах, скорее бы мне вылечиться, Лизок, – шептали её губы, – как бы славно это было! Зажили бы мы по-старому: я бы стала шить платья, как раньше, ты бы помогала мне… По крайней мере, не было бы постоянной заботы о том, что мы будем делать, когда деньги выйдут и нам не на что будет покупать еду и лекарство.
Последние слова матери больно отозвались в душе Лизы. С тех пор как мама заболела, все её маленькие средства, вырученные от работы, перешли в распоряжение Лизы. Из этих денег нужно было покупать лекарства, яйца, булки и молоко для мамы. Другой пищи доктор не позволял больной.
Лиза тратила очень расчётливо переданные ей матерью деньги. Сначала девочке показалось, что этих денег достаточно, чтобы жить на них во всё время маминой болезни, а там, думалось Лизе, мама опять встанет, будет работать, и снова они заживут если не безбедно, то, по крайней мере, без особой нужды. Но мама не поправлялась, а деньги уменьшались и уменьшались с каждым днём в маленькой шкатулке, где их прятала Лиза.
Сегодня девочка истратила последний рубль на микстуру маме, и завтра ей не на что будет приобрести яиц, молока и булок для её больной. Лиза ломала теперь голову, придумывая, что бы сделать, чтобы мама была сыта и завтра, и все последующие за ним дни. О себе добрая девочка не думала нисколько. Она уже давно отказывала себе даже в булке, ни слова не говоря об этом матери, и питалась одним только чёрным хлебом, запивая его водою.
Пока голодала она одна, ей не было тяжело и страшно. Но при одной мысли о том, что наступит завтра и её бедная мама попросит кушать, а у них ничего нет, кроме корки чёрного хлеба, Лизу бросало то в жар, то в холод от волнения и страха.
Между тем её мама и не замечала, казалось, печальной заботы своей девочки. Ей было так хорошо с ненаглядной дочуркой! Она обняла Лизу и, лаская её, тихо говорила:
– Когда я поправлюсь, мы уедем куда-нибудь подальше, в деревню. Я поступлю швеёй в какой-нибудь помещичий дом. Ты у меня поправишься и пополнеешь на вольном воздухе. Всё время будешь гулять и бегать по полям и лесам. Сколько цветов и ягод там растёт, Лиза! А я буду работать целые дни и радоваться тому, что моя милая крошка поправится и повеселеет. Только бы скорее встать с постели! Тогда я сейчас же буду искать места где-нибудь в провинции, в глуши, подальше от столицы, где бы моя милая девочка повеселела и порозовела, как и все здоровые дети…
Лизе были очень приятны эти речи и ласки её матери. Она прилегла с ней рядом головкой на подушку и, казалось, позабыла совсем о том, что завтра ждёт их обеих нужда и голод. Ей представлялся теперь густой тёмный лес, много-много ландышей и сама она, Лиза, но не настоящая Лиза в рваном платьице и стоптанных башмаках, а какая-то не то принцесса, не то царевна, сходство с которыми нашёл в ней добрый незнакомец, встретивший её в аптеке. И снилось девочке, что она собирает ландыши для мамы, а мама, нарядная, здоровая и полная, какою давно её не видела Лиза, сидит у окна большого дома, шьёт что-то и, глядя на свою дочурку, кивает и улыбается ей радостной улыбкой.
– Вставай, моя крошка, давно пора, – послышался Лизе сквозь сон ласковый голос матери.
Лиза быстро вскочила, протёрла сонные глазки и вдруг разом вспомнила о том, что в доме нет ни денег, ни куска хлеба.
«Господи! – подумала с ужасом девочка. – Ну как я скажу об этом маме? Ведь она расстроится и взволнуется, а доктор строго запретил ей всякие волнения и беспокойства, так как они усиливают её болезнь. Но где же достать ей сегодня хоть немного покушать? Ах, как жаль, что мы живём не в сказке, где неожиданно появляются добрые волшебники и волшебницы и приносят разные яства бедным людям!»
И бедняжка Лиза совсем было поникла своей золотокудрой головкой, как вдруг внезапная мысль пришла ей на ум.
«Какая я глупая маленькая девочка! – воскликнула она мысленно. – Жалею о том, что нет на свете добрых волшебников, а сколько раз мама повторяла, что Господь Бог, который знает все горести и печали людские, помогает тем, кто молится Ему и просит у Него помощи и защиты. Помолюсь-ка и я хорошенько Богу, а там пойду попытаюсь достать у соседей хоть чего-нибудь покушать маме».
И с этими мыслями Лиза пошла в самый отдалённый угол комнаты, встала на колени и горячо помолилась Богу, прося Его помочь её бедной маме и спасти их от грозившей тяжёлой нужды.
Молитва облегчила Лизу. Она встала с колен, подошла к постели матери, поправила подушки и одеяло больной, несколько раз поцеловала её исхудалые щёки и, сказав ей, что пойдёт купить чего-нибудь покушать, накинула платок на голову и шагнула было к выходу, как вдруг дверь широко распахнулась и вчерашний незнакомец, встреченный Лизой в аптеке, вошёл в комнату.
– Здравствуй, девочка, – произнёс он ласково, – видишь, я сдержал своё слово: обещал прийти – и пришёл. Что же ты точно не рада моему приходу? Здравствуйте, сударыня, – произнёс он любезно, чуть-чуть подвинувшись к постели больной. – Не беспокойтесь, я не подойду к вам с холода… Ну, Лизочка, – кивнул он девочке, – дай-ка мне стул и не мешай мне, я должен поговорить с твоей мамой о деле.
Лиза не заставила незнакомца повторять просьбы, принесла стул и, подавая ему, заметила вполголоса:
– Ради бога, только садитесь осторожно, а то ножка у стула сломана и вы можете упасть.
– А тебе разве будет жаль меня, если я упаду и разобью себе лоб?
– О да! – воскликнула искренно Лиза. – Конечно, мне будет жаль вас, если вы ушибётесь.
– Да ведь я совсем для тебя чужой, девочка, ты меня вчера видела только в первый раз, – удивился незнакомец.
– Это ничего не значит, – произнесла Лиза, спокойно поднимая на говорившего свои ясные глазки, – мама не раз говорила мне, что надо жалеть не только своих близких, но и всех людей.
– Ты умная, добрая девочка, – весело заметил гость, – и я за это хочу чем-нибудь порадовать тебя. Вот, возьми это себе на гостинцы.
И, порывшись в кармане, он вынул оттуда и подал Лизе блестящий, новенький серебряный рубль.
– Я хочу, – добавил он, – чтобы ты купила себе на него чего-нибудь полакомиться, пока я буду разговаривать тут с твоей мамой.
Лиза тихо ахнула от радости. Со слезами на глазах приняла она этот неожиданный подарок, чувствуя, что благодаря ему сегодня и завтра ей не придётся видеть голодною бедную маму. Она в одну минуту выбежала из комнаты, забыв от волнения даже поблагодарить гостя, бегом спустилась с лестницы и бросилась в ближайшую лавку, где продавалось съестное.
– Вот я, глупенькая, жалела ещё, что нет на свете волшебников, – не переставала она рассуждать по дороге, – а разве этот добрый господин не добрый волшебник, посланный ко мне самим Богом.
Лиза закупила всё нужное для матери, ни разу не подумав о том, что деньги эти предназначены ей на гостинцы и что, стало быть, она вправе выбрать себе что-нибудь, хотя бы самое дешёвенькое, из тех вкусных лакомств, которые так заманчиво глядели на неё с прилавка. На свою долю она взяла лишь небольшой круглый хлебец да ломтик солонины, чтобы только можно было утолить голод.
Спокойная и радостная, прижимая к груди свои покупки, возвращалась она в свою каморку, раздумывая по дороге о том, какое лекарство мог принести маме их добрый посетитель.
Когда Лиза вошла к себе, незнакомца там уже не было. Её мама лежала по-прежнему в постели, но лицо мамы было теперь печально и грустно, а по исхудалым щекам катились крупные слёзы.
– Мама, мамочка, дорогая, о чём же ты плачешь? Ради бога, не плачь, мамочка, тебе вредно волноваться. Доктор сказал, что от беспокойства и волнения тебе может быть хуже.
И Лиза, сама еле удерживаясь от слёз, принялась нежно ласкать и целовать больную. Но Марья Дмитриевна долго не могла утешиться, несмотря на все заботы и ласки своей дочурки. Наконец, когда слёзы её несколько утихли, она крепко-крепко прижала к своей груди Лизу и прошептала чуть слышно:
– Знаешь ли ты, деточка, зачем приходил ко мне твой новый знакомый?
– Нет, не знаю, мамочка, – отвечала Лиза. – Он говорил мне только о каком-то лекарстве, которое обещал тебе принести. Он дал тебе это лекарство, мамочка?
– Слушай же, дорогая. Никакого лекарства он мне не принёс. Этот господин очень добрый человек и хочет сделать тебя счастливою, моя Лиза… У него есть своя школа, но совсем особая школа, в которую он желает принять и тебя. Это очень большое счастье – попасть в его школу, моя крошка. И это счастье улыбается тебе…
– Что же, мама, я охотно пойду в школу, – заметила Лиза.
– Да, деточка, но это не такая школа, как ты думаешь. Этот господин собирает маленьких бедных детей, преимущественно сироток, и обучает их в своей школе играть на сцене, то есть представлять разные волшебные сказки, в которых дети изображают принцев, царевен, добрых и злых волшебниц – словом, всех тех лиц, о которых говорится в сказках.
– Ах, как это хорошо! – воскликнула Лиза. – Как интересно изображать принцесс и волшебниц! Это, должно быть, очень легко и весело. Не правда ли, мамочка?
– Да, но этому надо учиться. Павел Иванович Сатин – так зовут этого господина – сам показывает каждому ребёнку, что надо делать на сцене, помогает им заучивать всё то, что должны говорить маленькие актёры и актрисы, проходит с ними всё, что им задано. Подучив их как следует, Павел Иванович отправляется с ними в путешествие и в разных городах даёт представления. Деньги, которые он выручает с публики за вход на эти представления, он частью оставляет себе, частью распределяет между детьми. У него теперь пятнадцать человек детей, одна девочка изображает у него в театре Золушку, другая – Спящую царевну, Красную Шапочку, волшебницу. Мальчики представляют карликов, принцев, королей, гномов и так далее. Но девочка, которая до сих пор изображала у него одних принцесс и царевен, уже выросла, и Павел Иванович решил, что её надо заменить другой. Да кроме того, он очень недоволен этою девочкою: она отличается дурным характером, очень капризна, непослушна и сердита. Давно уже Павел Иванович искал такую девочку, которая могла бы заменить прежнюю Золушку, но никак не мог найти. Когда он увидал тебя, Лизочка, вчера в аптеке, то сразу решил, что ты была бы отличная Золушка, Спящая царевна и принцесса Босоножка – словом, могла бы играть всё то, что до сих пор играла та злая девочка, с которою он хочет расстаться. И вот Павел Иванович предлагает мне отпустить тебя в его школу, или, как он её называет, в его «кружок». И при этом он мне сказал, что как и всем детям, так и тебе за то, что ты будешь играть в кружке, будет полагаться жалованье. Про Павла Ивановича, – прибавила Марья Дмитриевна, – я давно уже слышала; все говорят, что он очень добрый человек, любит детей, и поэтому я могу совсем спокойно сдать тебя на его попечение. Тебя там ждёт хорошая жизнь, куда лучше, нежели здесь со мною; как и другие дети у господина Сатина, ты будешь всегда сыта, одета, а играть с детьми на сцене тебе будет, вероятно, нетрудно. Словом, тебя ждёт счастье, Лизок, и я сердечно благодарна за него доброму человеку. Одно только грустно – нам придётся расстаться с тобою…
Лиза внимательно слушала речь матери, не проронив ни одного слова. Неожиданная новость сначала очень обрадовала её.
О проекте
О подписке