3
Нина

Нина крепче стиснула нож, стараясь не обращать внимания на бойню, что творилась вокруг. Опустила взгляд на жертву, очередную беспомощно распластанную тушку.

– Прости, дружище, – пробормотала она на фьерданском. Вонзила нож в брюхо рыбы, резко провела вверх, к голове, сгребла влажную алую кашицу внутренностей и швырнула на грязные доски – потом это смоют водой из шланга. Вычищенная тушка отправилась в бочку слева. Носильщики заберут содержимое бочки на расфасовку, переработку или засолку. Нина понятия не имела, что там дальше происходит с рыбой, да ее это и не интересовало. После двух недель работы на консервной фабрике в гавани Эллинга она в рот не возьмет ничего, что от природы наделено чешуей или плавниками.

Представь, что ты лежишь в теплой ванне с вазочкой ирисок. А можно вообще целую ванну наполнить ирисками и лопать их сколько влезет. Здорово будет – полная ванна ирисок и вафельных крошек.

Нина тряхнула головой. Это место медленно сводило ее с ума. Руки сплошь в порезах и мелких ссадинах от неуклюжего обращения с филейным ножом; волосы пропитались запахом рыбы; от стоячей работы ломит спину. Нина стоит на открытом воздухе с рассвета до заката, и в дождь, и в жару – от непогоды ее защищает разве что мятый жестяной козырек. Однако во Фьерде для незамужних женщин работы найдется немного, так что Нина – под именем Милы Яндерсдат – охотно пошла на консервную фабрику. Работа изматывала, зато давала удобную возможность передавать сообщения через связного, а место среди бочек с рыбой, где она целый день стояла, служило отличным наблюдательным пунктом и позволяло следить за охранниками, патрулирующими гавань.

Сегодня их было много: там и сям в доках мелькала синяя униформа. Kalfisk – «кальмары» – называли их местные, потому что они повсюду совали свои щупальца. Эллинг стоял в устье реки Стельге – там, где она впадала в Исенве, – и на скалистом северо-восточном побережье Фьерды эта гавань была одной из немногих, открывавших выход в море крупным судам. Порт славился двумя вещами: контрабандой и рыбой. Здесь торговали сайдой, морским чертом, треской; из речных городов с востока сюда везли лосося и осетра, из холодных глубоких вод открытого моря доставляли гребнеголова и серебристую королевскую макрель.

Вместе с Ниной работали еще две женщины – вдовая хедьютка Аннабель и худая как щепка Марта, старая дева из Джерхольма, которая постоянно трясла головой, словно все вокруг ее раздражало. Их болтовня помогала Нине отвлечься, а кроме того, была ценным источником как слухов, так и достоверных сведений, хотя отличить первое от второго получалось не всегда.

– Говорят, капитан Биргир завел новую любовницу, – начинала Аннабель.

– Уж конечно, он может позволить себе содержать девок – такие-то взятки берет, – поджимала губы Марта.

– После того, как поймали тех «зайцев», патрули усилили, – сообщала Аннабель.

Марта цокала языком.

– Народу из Гефвалле все прибывает. Вода у старой крепости совсем испортилась.

Марта быстро покачивала головой туда-сюда, словно довольный пес – хвостом.

– Это знак, что Джель гневается. Надо отправить туда священника, пусть прочтет над водой молитвы.

Гефвалле. Один из городов на реке. Нина ни разу там не была и даже не слыхала о нем, пока не приехала во Фьерду вместе с Адриком и Леони два месяца назад по приказу короля Николая. Название города почему-то неизменно вызывало у нее легкое беспокойство, что-то вроде внутреннего вздоха, точно это было не просто слово, а начало магического заклинания.

Марта стукнула рукояткой ножа по деревянному прилавку.

– Старшина идет.

Хильбранд, цеховой старшина с суровым лицом, шел вдоль прилавков и подгонял носильщиков, требуя побыстрее убирать с дороги наполненные рыбой ведра.

– Опять копаешься, – рявкнул он на Нину. – Никогда рыбу не потрошила, что ли?

Представь себе, нет.

– Прошу прощения, сэр, – сказала она. – Я буду стараться.

Старшина рубанул ладонью воздух.

– Слишком медленно работаешь! Партия, которую мы ждали, уже прибыла. Переводим тебя в упаковочный цех.

– Да, сэр, – хмуро отозвалась Нина. Она сгорбилась и втянула голову в плечи, хотя на самом деле ей хотелось петь от радости. В упаковочном цехе платили значительно меньше, так что сейчас требовалось правдоподобно изобразить огорчение, однако Нина прекрасно поняла истинный смысл слов Хильбранда: наконец-то последняя группа беженцев-гришей благополучно добралась до Эллинга и находится в надежном месте. Теперь Нина, Адрик и Леони должны проводить семерых новеньких на борт «Отверженного».

Хильбранд повел ее обратно к корпусам фабрики. Нина шла вплотную за ним.

– Вам придется действовать быстро, – бросил он, не глядя на девушку. – Поговаривают, сегодня вечером заявится нежданная проверка.

– Ясно. – Это помеха, но они справятся.

– Еще кое-что, – продолжал старшина. – Сегодня дежурит Биргир.

Ну, разумеется. И внезапная проверка, несомненно, – его идея. Из всех «кальмаров» он – самый продажный, но в то же время самый хитрый и наблюдательный. Если нужно провезти легальный груз так, чтобы он не застрял на таможне на веки вечные, или незаметно провезти груз нелегальный, изволь дать на лапу Биргиру.

Человек без совести и чести, зазвучал в голове Нины голос Матиаса. Ему должно быть стыдно.

Она фыркнула себе под нос.

Если бы мужчины стыдились всякий раз, когда следует, у них не осталось бы времени ни на что другое.

– Я сказал что-то смешное? – нахмурился Хильбранд.

– Нет, просто холодно, – солгала Нина.

Грубоватая манера старшины заставляла ее сердце сжиматься: широкоплечий и угрюмый, он до боли напоминал Матиаса.

И ничуть он на меня не похож. До чего же ты упертая, Нина Зеник. Не все фьерданцы одинаковы.

– Ты в курсе, как Биргир поступил с теми «зайцами»? – осведомился Хильбранд. – Надеюсь, об осторожности напоминать не нужно?

– Не нужно, – ответила Нина. Вышло резче, нежели она хотела.

Она знает свое дело и понимает, что поставлено на кон. В первый же день, проведенный в доках, она видела, как Биргир и один из его молодчиков, Каспер, выволокли с китобоя мать и дочь и избили их до полусмерти. Капитан обмотал шею каждой тяжелой цепью и навесил таблички с надписью дрюсье – «ведьма». Потом он окатил обеих смесью жидкой грязи, помоев и рыбных потрохов и выставил на палящее солнце перед воротами гавани, привязав к столбу. Головорезы Биргера, ухмыляясь, смотрели на это зрелище, а тем временем вонь и надежда на поживу привлекли чаек. Всю смену Нина наблюдала, как женщина пыталась заслонить тело дочери своим, и слушала крики обезумевших от боли пленниц, чьи тела терзали клювы и когти чаек. Воображение рисовало Нине тысячу картин: вот она убивает головорезов Биргира на месте, вот снимает со столба мать и дочь и прячет их в укрытии… Можно украсть лодку. Можно заставить капитана одного из судов вывезти женщин в море. Можно сделать хоть что-нибудь.

Но она слишком хорошо помнила, что сказала Зоя королю о работе Нины под прикрытием: «Она не умеет быть незаметной. Просить ее не привлекать внимания – все равно что просить воду не течь под гору».

Николай все же рискнул, доверив Нине важное задание, и она была полна решимости не подвести. Она выполнит миссию, не выдаст себя и не поставит под угрозу Адрика с Леони. По крайней мере, при свете дня. Сразу после захода солнца Нина проскользнула в гавань, чтобы освободить пленниц, но женщин уже не было. Куда их забрали? На какие мучения обрекли? Нина уже не считала, что самое страшное для гриша, попавшего в руки фьерданских солдат, – это смерть. Ярл Брум и его охотники на ведьм преподали ей хороший урок.

Нина шагала на фабрику вслед за Хильбрандом. Скрежет механизмов сверлил мозг, одуряющий запах соленой трески вызывал тошноту. Она не будет жалеть, что на время покинет Эллинг. Трюм «Отверженного» битком набит гришами, которым ее команда – точнее, команда Адрика – помогла спастись и добраться до Эллинга. После окончания гражданской войны король Николай направлял силы и средства на поддержку подпольной сети, которая существовала во Фьерде уже не один год. Эта сеть помогала гришам, тайно находившимся на территории Фьерды, бежать оттуда. Ее члены называли себя Рингса – в честь священного ясеня, древа Джеля. Нина знала, что Адрик уже получил от информаторов новые данные, и как только «Отверженный» благополучно выйдет в море и возьмет курс на Равку, Нина и остальные смогут отправиться в глубь страны на поиски других гришей.

Хильбранд привел ее в контору, запер за собой дверь и пробежал пальцами по дальней стене. Раздался щелчок, а потом открылась вторая, потайная дверь, выходившая на Фискстраад, оживленную улицу, где шла торговля рыбой и где молоденькая девица могла ускользнуть от внимания портовой стражи, просто растворившись в толпе.

– Спасибо, – сказала Нина. – Скоро мы отправим к вам новую партию.

– Погоди. – Хильбранд придержал ее за локоть прежде, чем она шагнула на залитую солнцем улицу. – Помявшись, старшина выпалил: – Ты и вправду она? Та девушка, что одолела Ярла Брума и заставила его валяться в крови в доке Джерхольма?

Нина вырвала руку. Она сделала то, что должна была сделать, чтобы освободить друзей и не позволить фьерданцам раскрыть тайну парема. Однако победа, одержанная только благодаря парему, далась ей страшной ценой, изменив всю дальнейшую жизнь и даже природу ее магической силы.

Если бы мы не отправились к Ледовому Двору, был бы Матиас сейчас жив? Осталось бы целым мое разбитое сердце? Бессмысленные вопросы. Ни один из них не вернет Матиаса.

Нина пронзила Хильбранда испепеляющим взглядом, которому научилась у самой Зои Назяленской.

– Меня зовут Мила Яндерсдат, я молодая вдова, которая берется за разную работу, чтобы свести концы с концами, и надеется устроиться переводчицей. Какой идиот затеет ссору с коммандером Брумом? – Хильбранд открыл рот, но Нина продолжала: – И какой болван станет рисковать прикрытием, когда на кону столько жизней?

Развернувшись, Нина исчезла в людском море. Она чуяла опасность. Если действуешь под глубоким прикрытием, нельзя вести себя легкомысленно, Нина это знала. Однако знала и другое: одиночество порой заставляет совершать глупости, одинокий человек устает лгать и хочет просто поговорить. Хильбранд потерял жену – ее убили солдаты Брума, безжалостные дрюскели, натасканные на отлов и уничтожение гришей. После этого старшина стал одним из самых надежных агентов Николая во всей Фьерде. Нина не сомневалась в его преданности, тем более что и собственная безопасность Хильбранда зависела от того, насколько он будет осторожен.

Нине потребовалось меньше десяти минут, чтобы найти указанный Хильбрандом адрес. Это оказалась еще одна консервная фабрика, ничем не отличавшаяся от соседних построек, за исключением фрески на западной стене. На первый взгляд фреска изображала идиллическую сцену в устье Стельге: рыбаки забрасывают сети в море, а счастливые селяне наблюдают за ними в лучах заходящего солнца. Но если знать, что ищешь, то в гуще толпы можно увидеть беловолосую деву, чей силуэт, словно нимб, окружал солнечный диск. Санкта-Алина, заклинательница Солнца. Знак убежища.

На севере страны святые не пользовались особой популярностью, но потом Алина Старкова уничтожила Тенистый Каньон, и алтари в ее честь стали возводить далеко за пределами Равки. Фьерданские власти делали все возможное, чтобы задушить культ Солнечной святой, клеймя его как чуждую религию извне, но, несмотря на это, число ее приверженцев росло, словно цветы, взлелеянные в тайном саду. Предания о святых, их мученичестве и сотворенных ими чудесах стали своеобразным кодом для всех, кто поддерживал гришей. Роза – символ Санкты-Лизаветы, солнце – знак Санкты-Алины. Рыцарь, пронзающий копьем дракона, мог быть Дагром Отважным из детской сказки или Санкт-Юрисом, который уничтожил огнедышащее чудовище и погиб в пламени, извергнутом из пасти монстра. Особый смысл несли даже татуировки на руках Хильбранда, например узор из оленьих рогов. Похожий рисунок часто набивали северные охотники, но этот имел вид ошейника и символизировал мощный усилитель, амулет Алины Старковой.

Нина постучала в боковую дверь фабрики, и секунду спустя та распахнулась. Адрик впустил девушку; его хмурое лицо, усыпанное веснушками, было бледным. Юношу можно было бы назвать очень даже симпатичным, если бы не это вечно унылое выражение, из-за которого его лицо напоминало оплывшую свечу.

У Нины моментально заслезились глаза.

– Знаю, – безрадостно кивнул Адрик. – Это Эллинг. Подохнешь если не от холода, так от вони.

– Рыба так не воняет. У меня аж в глазах щиплет.

– Это щелок, тут его целые бочки. Видимо, в нем выдерживают рыбу. Что-то типа местного деликатеса.

Нина почти услышала негодующий возглас Матиаса: Это вкусно! Мы подаем это блюдо на кусочках жареного хлеба. Святые, как же ей без него плохо… Тоска вонзилась в сердце острым крюком. Боль не затихала никогда, но в такие моменты, как сейчас, казалось, будто кто-то схватил привязанную к крюку веревку и изо всех сил тянет ее на себя.

Нина набрала полную грудь воздуха. Матиас посоветовал бы ей сосредоточиться на задании.

– Они здесь?

– Здесь. Но есть проблема.

Адрик выглядел еще более подавленным, чем обычно, и это что-то да значило.

Сперва Нина увидела Леони, склонившуюся над деревянным ящиком, что стоял подле шеренги бочек и выполнял роль стола. У локтя девушки горела лампа, на лице, обыкновенно веселом и жизнерадостном, залегла суровая решимость. Кудрявые волосы были закручены в земенскую прическу, шоколадная кожа поблескивала от пота. На полу рядом с ней стоял раскрытый сундучок с рабочими материалами: бутылочками чернил, порошковыми красителями, свертками бумаги и пергамента. Странно: паспорта давно должны были быть готовы.

Нина все поняла, когда ее глаза привыкли к освещению и она увидела сбившихся в полутьме людей: бородатого мужчину в серовато-бурой куртке и глубокого старика с густой копной седых волос. Из-за них выглядывали два мальчугана, от страха таращившие глаза. Четверо беженцев. А должно быть семеро.

Леони вскинула голову, посмотрела на Нину, перевела взор на гришей и тепло улыбнулась.

– Не волнуйтесь, это друг.

Беженцев, похоже, ее слова не убедили.

– Jormanen end denam danne nӓskelle, – произнесла Нина традиционное фьерданское приветствие путникам. «Укройтесь от бури под этой крышей и будьте как дома».

– Granem end kerjenning grante jut onter kelholm, – по традиции ответил старик. «Счастливы войти в сей дом, куда несем одну лишь благодарность».

Нина надеялась, что это не так. Равке не нужна благодарность, Равке нужны гриши. Солдаты. Оставалось лишь гадать, как Зоя найдет применение этим рекрутам.

– Где еще трое? – осведомилась она у Адрика.

– Не пришли на встречу с проводником.

– Их арестовали?

– Возможно.

– Может, они передумали, – сказала Леони, открывая бутылочку с какой-то синей жидкостью. В любой ситуации она надеялась на хороший вариант развития событий, пускай даже самый маловероятный. – Нелегко расстаться со всем, что любишь.

– Легко, если от этого всего несет рыбой и отчаянием, – пробурчал Адрик.

– А что с документами? – осторожно спросила Нина.

– Стараюсь, – вздохнула Леони. – Ты сказала, женщины не путешествуют в одиночку, поэтому я сделала разрешения на семьи, а теперь у нас не хватает двух жен и дочери.

Плохо. Особенно сейчас, когда «кальмары» обыскивают доки. Но Леони – одна из самых талантливых фабрикаторов, что встречались Нине.

В последние несколько лет фьерданские власти начали строже охранять границы и запрещать своим гражданам покидать страну. В первую очередь это делалось, чтобы выловить беглых гришей, а кроме того, чтобы сократить поток отбывающих в Новый Зем в поисках теплого края и лучшей доли – тех, кто был готов перебраться на новое место, лишь бы не жить в постоянном страхе перед войной. Так же поступали многие равкианцы.

Неохотнее всего из Фьерды выпускали крепких мужчин и вообще всех, годных к военной службе, а изготовить фальшивое разрешение на выезд было практически невозможно. Для этого и потребовались услуги Леони – не просто художницы, умеющей подделывать документы, но фабрикатора, способного воспроизвести цвет чернил и текстуру бумаги на молекулярном уровне.

Нина вытащила из кармана чистый носовой платок и промокнула вспотевший лоб девушки.

– Ты справишься.

Леони покачала головой.

– Мне нужно больше времени.

– У нас его нет. – Нина сожалела, что пришлось произнести эти слова.

– А вдруг есть? – В голосе Леони прозвучала надежда. До того как перебраться в Равку на обучение, почти всю свою жизнь она провела в Новом Земе и, как большинство фабрикаторов, ни разу не видела настоящего сражения. Пока во главе Второй армии не встала Алина Старкова, фабрикаторов вообще не учили воевать. – Можно послать весточку команде «Отверженного», попросить подождать…

– Не получится, – возразила Нина. – Судно должно выйти из порта до заката. На сегодняшнюю ночь капитан Биргир запланировал один из своих «нежданчиков».

Протяжно вздохнув, Леони указала подбородком на мужчину в серовато-бурой куртке.

– Нина, нам придется выдать тебя за его жену.

Не лучшая идея. Нина проработала в гавани уже несколько недель и могла примелькаться. И все же риск этот оправдан.

– Как тебя зовут? – обратилась она к мужчине.

– Енок.

– Это твои сыновья?

Он кивнул.

– Да. А это мой отец.

– Вы все гриши?

– Только я и мальчики.

– Что ж, Енок, считай, тебе повезло с женушкой. Я люблю поспать подольше, а поработать поменьше. Если что, я предпочитаю левую половину кровати.

Енок растерянно заморгал, а его отец и вовсе остолбенел от такой дерзости. Благодаря стараниям Жени внешне Нина была почти неотличима от фьерданки, однако подражать скромным нравам северных женщин ей было куда сложнее.

Леони продолжала трудиться, Адрик тихонько разговаривал с беженцами. Нина старалась унять нетерпение и не мерить комнату беспокойными шагами. Что случилось с тремя другими гришами? Она подняла с пола не пригодившиеся разрешения – бесценные документы, которыми никто не воспользуется. Две женщины и шестнадцатилетняя девушка не явились в условленное место. Сочли, что жизнь в бегах, но на родной земле лучше неясного будущего на чужбине? Или попали в облаву? А может, они где-то рядом, испуганные и беспомощные? Нина изучила бумаги и нахмурилась.

– Эти женщины действительно были из Кеджерута?

Леони кивнула.

– Проще указывать настоящий город.

Отец Енока осенил воздух охранным знаком – старинным жестом, призванным смыть дурные мысли силой вод Джеля.

– В Кеджеруте часто пропадают девушки.

Нина поежилась: голова вновь наполнилась шелестом странных вздохов. Кеджерут расположен всего в нескольких милях от Гефвалле… Впрочем, скорее всего, это ничего не значит.

Она потерла руками плечи, прогоняя внезапный озноб. Зря Хильбранд напомнил ей про Ярла Брума. Нине пришлось пережить многое, но это имя до сих пор имело над ней власть. Она одержала победу над Брумом и его отрядом, а ее друзья взорвали к чертям его тайную лабораторию и выкрали самого ценного заложника. Для Ярла Брума это означало позор и разжалование, конец командованию дрюскелями и жестоким экспериментам с юрдой-паремом, которые ставились на пленных гришах. Однако Брум не только уцелел, но и по-прежнему оставался во фьерданской армии командиром самого высокого ранга. Надо было убить его еще тогда.

Нина, ты проявила милосердие. Никогда об этом не жалей.

Но милосердие – это роскошь. Матиас может себе это позволить, он ведь мертв.

С твоей стороны очень грубо об этом напоминать, любимая.

А чего ты ждал от девицы из Равки? Кроме того, я с Брумом еще не покончила.

Ты поэтому здесь?

Я здесь, чтобы похоронить тебя, Матиас