Лица второго действия
Пётр.
Анисья.
Акулина.
Анютка.
Никита.
Матрёна.
Кума – соседка.
Народ.
Сцена представляет улицу и избу Петра. Слева от зрителя – изба в две связи, сени, с крыльцом в середине; справа – ворота и край двора. У края двора Анисья треплет пеньку. После первого действия прошло шесть месяцев.
Анисья одна.
Анисья (останавливается, прислушиваясь). Опять что-то бурчит. Должно, слез с печи.
Анисья и Акулина (входит с вёдрами на коромысле).
Анисья. Кличет. Поди погляди, чего ему? Во… орёт.
Акулина. А ты-то что ж?
Анисья. Иди, говорят.
Акулина идёт в избу.
Анисья одна.
Анисья. Измучил он меня. Не открывает, где деньги, да и всё. Намедни в сенях был, должно там прятал. Теперь и сама не знаю где. Спасибо, расстаться с ними боится. Всё в доме они. Только б найти. А на нём вчерась не было. Теперь и сама не знаю где. Измучал меня на отделку.
Анисья и Aкулина (выходит, повязываясь платком).
Анисья. Куда ты?
Акулина. Куды? А велел тётушку Марфу позвать. Позови, говорит, сестру ко мне. Я помру, говорит, нужно мне ей сказать слово.
Анисья (про себя). Сестру зовёт. О, головушка моя! О-о! Должно, ей отдать хочет. Что стану делать! О! (Акулине.) Не ходи! Куда ты?
Акулина. За тёткой.
Анисья. Не ходи, говорю, я сама схожу, а ты с бельём-то иди на речку. А то до вечера не успеешь.
Акулина. Да он мне велел.
Анисья. Иди, куда посылают. Сама, говорят, схожу за Марфой. Рубахи-то возьми с плетня.
Акулина. Рубахи? Да ты, мотри, не пойдёшь. Он велел.
Анисья. Сказала, пойду. Анютка где?
Акулина. Анютка? Она телят стережёт.
Анисья. Пошли её, авось не разбегутся.
Акулина собирает бельё и уходит.
Анисья одна.
Анисья. Не пойтить – заругает, а пойтить – отдаст он сестре деньги. Пропадут все мои труды. И что делать, сама не знаю. Расскочилась моя голова. (Продолжает работать.)
Анисья и Матрёна (входит с палочкой и узелком по-дорожному).
Матрёна. Бог помочь, ягодка.
Анисья (оглядывается, бросает работу и всплёскивает руками от радости). Вот не чаяла, тётушка. Лучил же Бог какого гостя ко времени.
Mатрёна. Ну, что?
Анисья. Уж я и в уме смешалась. Беда!
Матрёна. Что ж, жив, сказывают?
Анисья. И не говори. Жить не живёт и помирать не помирает.
Mатрёна. Деньги-то не передал кому?
Анисья. Сейчас за Марфой, за сестрой родной посылает. Должно, об деньгах.
Mатрёна. Видимое дело. Да не передал ли кому помимо?
Анисья. Некому. Я, как ястреб, над ним стерегу.
Mатрёна. Да где ж они?
Анисья. Не сказывает. И не дознаюсь никак. Хоронит где-то из одного места в другое. А мне тоже от Акульки нельзя. Дура-дура, а тоже подсматривает, караулит. О, головушка моя! Измучилась я.
Матрёна. Ох, ягодка, отдаст денежки помимо твоих рук, век плакаться будешь. Сопхают они тебя со двора ни с чем. Маялась ты, маялась, сердечная, век-то свой с немилым, да и вдовой с сумой пойдёшь.
Анисья. И не говори, тётка. Изныло моё сердце, и не знаю, как быть, и посоветовать не с кем. Говорила Миките. А он робеет, не хочет в это дело вступать. Только сказал мне вчерась, что в полу они.
Матрёна. Что ж, лазила?
Анисья. Нельзя – сам тама. Я примечаю, – он их то на себе носит, то хоронит.
Матрёна. Ты, деушка, помни: раз маху дашь, век не справишься. (Шёпотом.) Что ж, крепкого чаю-то давала?
Анисья. О-о! (Хочет отвечать, видит соседку, замолкает.)
Те же и кума (проходит мимо избы, прислушивается к крику в избе. К Анисье).
Кума. Кума! Анисья, а Анисья! Твой, никак, кличет.
Анисья. Он всё так кашляет, ровно кричит. Плох уж очень.
Кума (подходит к Матрёне). Здорово, баушка, отколь Бог несёт?
Матрёна. А из двора, милая. Сынка проведать пришла. Рубах принесла. Тоже своё детище, ведашь, жалко.
Кума. Да уж такое дело. (К Анисье.) Хотела, кума, кросна белить, да, думается, рано. Люди не зачинали.
Анисья. Куда спешить-то?
Матрёна. Что ж, сообщали?
Анисья. Как же, вчерась поп был.
Кума. Поглядела я вчерась тоже, матушка моя, и в чём душа держится. Измадел как. А уж намедни, матушка моя, совсем помирал, под святые положили. Уж и оплакали, омывать собирались.
Анисья. Ожил – поднялся; опять бродит теперь.
Матрёна. Что ж, соборовать станете?
Анисья. Люди приглашают. Коли жив будет, хотим завтра за попом посылать.
Кума. Ох, скучно, чай, тебе, Анисьюшка? Недаром толпится: не тот болен, кто болит, а кто над болью сидит.
Анисья. Уж как скучно-то. Да уж одно бы что.
Кума. Известно дело, легко ли, год целый помирает. По рукам связал.
Mатрёна. Тоже и вдовье дело горькое. Хорошо дело молодое, а на старости лет кто пожалеет. Старость – не радость. Хоть бы моё дело. Недалеко прошла, уморилась, ног не слышу. Сынок-то где?
Анисья. Пашет. Да ты заходи, самовар поставим, чайком душеньку отведёшь.
Матрёна (садится). А то уморилась, миленькие. А что соборовать – это беспременно надо. Люди говорят – тоже душе на пользу.
Анисья. Да завтра пошлём.
Mатрёна. То-то, оно лучше. А у нас, деушка, свадьба.
Кума. Что ж так, весной?
Матрёна. Да, видно, пословица недаром молвится: бедному жениться и ночь коротка. Семён Матвеевич за себя Маринку взял.
Анисья. Нашла-таки себе счастье!
Кума. Вдовец, должно, на детей пошла.
Mатрёна. Четверо. Какая же путная пойдёт! Ну, её и взял. Она и рада. Вино пили, ведашь, стаканчик не крепкий был, – проливали.
Кума. Вишь ты! Слух-то был? А с достатком мужик-то?
Матрёна. Живут ничего пока.
Кума. Оно точно, что на детей кто пойдёт. Вот хоть бы у нас Михайло. Мужик-то, матушка моя…
Голос мужика. Эй, Мавра, куда тебя дьявол носит? Поди корову загони.
Соседка уходит.
Анисья и Матрёна.
Матрёна (пока соседка уходит, говорит ровным голосом). Выдали, деушка, от греха, по крайности мой дурак об Микишке думать не будет. (Вдруг переменяет голос на шёпот.) Ушла! (Шёпотом.) Что ж, говорю, чайком-то поила?
Анисья. И не поминай. Помирал бы лучше сам. Всё одно не помирает, только греха на душу взяла. О-о! головушка моя! И зачем ты мне давала порошки эти?
Mатрёна. Что ж порошки? Порошки, деушка, сонные, что ж не дать? От них худа не будет.
Анисья. Я не про сонные, а про те, про белёсые-то.
Матрёна. Что ж, те порошки, ягодка, лекарственные.
Анисья (вздыхает). Знаю, да боязно. Измучал он меня.
Матрёна. Что ж, много извела?
Анисья. Два раза давала.
Матрёна. Что ж, не приметно?
Анисья. Я сама в чаю пригубила, чуть горчит. А он выпил с чаем-то, да и говорит: мне и чай-то противен. Я говорю: больному всё горько. Да и жутко же мне стало, тётушка.
Mатрёна. А ты не думай. Что думать, то хуже.
Анисья. И лучше ты мне не давала бы и на грех не наводила. Как вспомнишь, так на душе загребтит. И зачем ты дала мне их?
Матрёна. И, что ты, ягодка! Христос с тобой. Что ж ты на меня-то сворачиваешь? Ты, деушка, мотри, с больной головы на здоровую не сворачивай. Коли чего коснётся, моё дело сторона, я знать не знаю, ведать не ведаю, – крест поцелую, никаких порошков не давала и не видала и не слыхала, какие такие порошки бывают. Ты, деушка, сама думай. Мы и то намеднись про тебя разговорились, как она, мол, сердечная, мается. Падчерица – дура, а мужик гнилой – присуха одна. С этой жизни чего не сделаешь.
Анисья. Да я и то не отрекусь. От моего житья не то что эти дела, а либо повеситься, либо его задушить. Разве это жизнь?
Mатрёна. То-то и дело. Рот разевать некогда. А как-никак, обыскать деньги да чайком попоить.
Анисья. О-о, головушка моя бедная! И что делать теперь, сама не знаю, и жутость берёт, – помирал бы уж лучше сам. Тоже на душу брать не хочется.
Mатрёна (с злобой). А что ж он деньги-то не открывает? Что ж, он их с собой возьмёт, никому не достанутся? Разве это хорошо? Помилуй Бог, такие деньжищи да дуро́м пропадут. Разве это не грех? Что ж он-то делает? На него и смотреть?
Анисья. Уже и сама не знаю. Измучал он меня.
Матрёна. Чего не знать-то? Дело на виду. Промашку теперь сделаешь, век каяться будешь. Передаст он сестре деньги, а ты оставайся.
Анисья. О-ох, и то посылал ведь за ней, – идти надо.
Матрёна. А ты погоди ходить, а первым делом самоварчик поставь. Мы его чайком попоим да деньги вдвоём поищем – дощупаемся небось.
Анисья. О-о! Как бы чего не было.
Матрёна. А то что ж? Что смотреть-то. Что ж ты деньги-то только глазами поваляешь, а в руки не попадут? Ты делай.
Анисья. Так я пойду самовар поставлю.
Матрёна. Иди, ягодка, дело делай как надо, чтоб после не тужить. Так-то. (Анисья отходит, Матрёна подзывает.) Одно дело: Микитке не сказывай про все дела. Он дурашный. Избави Бог, узнает про порошки. Он Бог знает что сделает. Жалостлив он очень. Он, ведашь, и курицы, бывало, не зарежет. Не сказывай ему. Беда, он того не рассудит. (Останавливается в ужасе, на пороге показывается Пётр.)
Те же и Пётр (держась за стенку, выползает на крыльцо и кличет слабым голосом).
Пётр. Что ж вас не дозовёшься. О-ох! Анисья, кто здесь? (Падает на лавку.)
Анисья (выходит из-за угла). Чего вылез? Лежал бы, где лежал.
Пётр. Что, за Марфой ходила девка-то?.. Тяжко… Ох, хоть бы смерть скорее!..
Анисья. Недосуг ей, я её на речку послала. Дай срок, управлюсь, сама схожу.
Пётр. Анютку пошли. Где она? Ох, тяжко! Ох, смерть моя!
Анисья. Я и то послала за ней.
Пётр. Ох! Где ж она?
Анисья. Где она там, пралик её расшиби?
Пётр. Ох, мочи моей нет. Сожгло нутро. Ровно буравцом сверлит. Что же меня бросили, как собаку… и напиться подать некому… Ох… Анютку пошли ко мне.
Анисья. Вот она, Анютка, иди к отцу.
Те же и Анютка (вбегает, Анисья уходит за угол).
Пётр. Поди ты… ох… к тётке Марфе, скажи: отец, мол, зовёт, пришла чтоб, нужно мне.
Анютка. Ну что ж.
Пётр. Постой. Скорее нужно, скажи. Скажи – помирать хочу. О-ох…
Анютка. Только платок возьму, а я сейчас. (Убегает.)
Пётр, Анисья и Матрёна.
Матрёна (подмигивая). Ну, деушка, дело своё помни. Иди в избу, везде ошарь. Ищи, как собака блох ищет; всё перебери, а я на нём обыщу.
Aнисья (к Матрёне). Сейчас. Всё с тобой смелей как будто. (Подходит к крыльцу. К Петру.) Самовар не поставить ли тебе? И тётка Матрёна к сыну пришла, – с ней попьёте.
Пётр. Что ж, поставь.
Пётр и Матрёна. Матрёна подходит к крыльцу.
Пётр. Здорово.
Mатрёна. Здравствуй, благодетель. Здравствуй, касатик. Хвораешь, видно, всё. И старик мой как жалеет. Поди, говорит, проведай. Поклон прислал. (Ещё раз кланяется.)
Пётр. Помираю я.
Mатрёна. И то, посмотрю на тебя, Игнатьич, не по лесу, видно, а по людям боль-то ходит. Исчадел, исчадел ты весь, сердечный, погляжу на тебя. Не красит, видно, хворь-то.
Пётр. Пришла смерть моя.
О проекте
О подписке