Всей добычи моей за три года 263753 человека. Все теперь у меня во власти.
Хорошо. Благодарю. Проходи!
Устал я. Много ли там еще осталось дела? От кого и от кого получили отчет и от кого еще осталось получить?
От боярского беса получен отчет. Всех забрал 1836. От купеческого получен, 9643. От поповского получен, 1517. От монашеского получен, 112. От судейского получен, 3423. От бабьего сейчас тоже получен, всех 263753. Баб 186315, девок 17438. Только два и остаются: приказный да мужицкий.
Ну, уж видно покончить нынче. (Привратнику.) Пускай!
Ну, что? твои дела как?
Мои дела как сажа бела. Добыча такая, что с сотворения мира и не запомню.
А что, али много забрал?
Не в счете дело. Счетом хоть и немного, всего 1350 человек, да хороши ребята. Такие ребята, что заместо чертей отвечать могут. Сами лучше чертей людей смущают. Новую моду я им завел.
Какую же такую новую моду?
А вот какую: прежде были приказные при судьях, людей обманывали. А теперь я их научил особо от судей быть. А кто денег больше даст, за того он и хлопочет. И так хлопочат, что где и делать нечего, дела заводят. Много лучше чертей людей мутят.
Погляжу, проходи! (Приказный чертенок проходит вправо.)
Впусти последнего!
Не могу больше жить, приставь в другое место.
Куда приставить, что ты городишь? Встань, говори толком. Давай отчет, много ли ты за эту неделю мужиков забрал?
Ни одного!
Что? Ни одного! Как ни одного? Что же ты делал? Где же ты болтался?
Не болтался я; всё время из кожи вон бился, да ничего сделать не могу. Вот у одного из-под носу последнюю краюшку украл, и то не обругал, а велел съесть на здоровье.
Что?.. Что… ты бормочешь? Высморкайся, да расскажи толком, а то ничего от тебя и не разберешь.
Да вот пахал мужик; и знаю я, что у него с собой одна краюшка, и больше есть нечего. Украл я у него краюшку. Надо бы ему обругаться, а он что же? Говорит: кто взял, пусть съест на здоровье. Вот я и краюшку принес. Вот она.
Ну, а другие-то что ж?
Да все такие же, – ни одного не забрал.
Да как же ты смеешь с пустыми руками ко мне ворочаться? Да еще краюшку какую-то вонючую принес; что ты надо мной смеяться вздумал? А? Что ты в аду даром хлеб есть хочешь? Другие стараются, хлопочут. Вот ведь они (показывает на чертенят), кто 10 000, кто 20 000, кто вон 200 000 доставил. Из монахов – и то 112 привел. А ты с пустыми руками пришел да еще какую-то краюшку принес. Да мне басни рассказываешь! Болтаешься ты, не работаешь. Вот они у тебя и отбились от рук. Погоди ж, брат, я тебя выучу.
Не вели казнить, вели слово молвить! Тем чертям хорошо, с боярами ли, с купцами ли, с бабами ли. Там дело известное: покажи боярину шапку соболью да вотчину, прямо его и обротал и веди, куда хочешь. Тоже и купца. Покажи ему денежки да раззадорь завистью, – и веди как на аркане, не вырвется. А с бабами дело тоже известное. Наряды да сласти, – тоже делай с ней что хочешь. А вот с мужиками повозись. Как он с утра до ночи на работе, да и ночи захватит, да без Бога дела не начнет, так к нему как подъедешь? Отец, уволь ты меня от мужиков, замучался я с ними. И тебя прогневил.
Врешь, лентяй. На других указывать нечего. Оттого они и купцов, и бояр, и баб забирают, что знают, как их обходить, новые штуки придумывают. Вот приказный совсем новое колено сделал. И ты придумай. А то краюшку украл, хвалится. Вишь, хитрость какая! Обсыпай их сетями, в какую-нибудь да попадется. А как ты болтаешься да дал им ходу, – они, твои мужики, силу забрали. Стали уже и краюшки не жалеть. Если они такую повадку возьмут да еще баб научат, так они вовсе от рук отобьются. Придумывай. Растягивайся, как знаешь.
Не знаю, что и придумать. Отмени ты меня. Не могу больше.
Не можешь! Что ж я сам, что ли, за тебя работать пойду?
Не могу.
Не можешь? Погоди ж. Эй! давайте сюда прутьев, порите его! (Стражи хватают чертенка и секут его.)
Ой! ой! ой!
Придумал?
Ой! ой! не могу придумать.
Порите еще. (Секут.) Придумал?
Придумал, придумал!
Ну, рассказывай, что придумал?
Придумал такую штуку, что всех в свои руки заберу. Позволь только мне в работники к мужику наняться, а рассказать мне наперед дела нельзя.
Ну, ладно, только помни, что, если ты в три года краюшку не заслужишь, я в святой воде выкупаю тебя.
Через три года все мои будут.
Ну, хорошо. Через три года сам приду посмотреть.
Седьмая.
Сколько четвертей?
Верно 26 четвертей да на 27-ю седьмая мерка.
Не войдет вся, уж полно.
Разгреби хорошенько.
И то. (Уносит мерку.)
Теперь не скоро выйдет. Немножко рога расправить. (Рога расправляются.) Да разуться, а то при нем нельзя. (Вынимает ноги из сапог, видны копыта. Садится на порог).
Вот уж третий год идет. Приходит дело к расчету. Хлеба девать некуда. Только и осталось, что последнюю штуку научить. А тогда приходи сам старшой смотреть. Будет что показать. Заплатит он мне за краюшку.
Здорово!
Здорово!
Где хозяин?
Да пошел разгрести в закроме, не входит вся.
Эка благодать у хозяина твоего. И сыпать некуда. Мы и то дивимся все, какой у твоего хозяина второй год хлеб родится. Как будто ему кто сказывает. То, летось, сухой год – в болото посеял; у людей не родилось, а вы полно гумно наставили. Нынче мочливое лето – догадался же он на горах посеять. У людей попрел, а у вас обломный хлеб. И зерно-то, зерно!
Здорово, кум.
Здорово. Да вот толкую с работником твоим, как угадали вы, где посеять. Весь народ тебе завидует. Хлеба-то, хлеба что набрал. В десять лет не съешь.
Вот спасибо Потапу. (Показывает на работника.) Его счастье. Послал я его летом пахать, а он возьми да в болоте вспаши. Я его ругал. Да уговорил он меня посеять. Посеяли – и вышло к лучшему. А вот и нынче опять угадал, на горах посеял.
Да точно знает, какой год будет. Да, набрал же ты хлебца. (Молчание.) А я вот пришел к тебе осьминку ржицы попросить. Дошел весь, на лето отдам.
Что ж, возьми.
Не давай.
Будет толковать-то, бери.
Спасибо, сбегаю за мешком.
Всё не бросает старую повадку – дает. Не во всем меня слушает. Ну, дай срок, – перестанет скоро давать.
Отчего же доброму человеку не дать?
Дать-то – дашь, да назад не возьмешь. Долги давать – под гору кидать, а собирать – на гору вытягивать. Так-то старики говорят.
Не замай. Хлеба много.
Так что ж, что много?
Не то что до новины, а и на два года хватит. Куда же его?
Как куда? Да из хлеба из этого я тебе такое добро сделаю, что ты и целую жизнь радоваться будешь.
Что ж ты сделаешь?
Да питье сделаю. Такое питье, что если сил нет, силы прибавится; если есть хочется, сыт сделаешься. Если сон не берет, заснешь сейчас; если скучно, весело станет. Если заробел, смелости даст. Вот какое питье сделаю!
Врешь!
Вот то-то врешь! Так же не верил, как я тебе велел хлеб сначала в болоте, а потом на горах сеять. Теперь узнал. Так же и про питье узнаешь.
Да из чего же его делать будешь?
Да вот из самого из хлеба этого.
А не грех это будет?
Вона! Какой же тут грех? Всё на радость человеку дано.
И где ты, Потап, такого ума большого набрался? Смотрю я на тебя, человек ты не мудрененький, работящий. Вот два года живешь, ты и не разувался никак ни разу. А всё-то ты знаешь. Как ты до всего дошел?
Да бывал повсюду.
Так и силы от него, от питья-то, прибудет?
Вот увидишь, – всё от него хорошее.
Так как же делать-то будем?
Делать его не хитро, когда знаешь. Только надо котел достать да чугунов два.
А на вкус-то она приятная?
Сладкая, как мед. Отведаешь разок, ты с ней век не расстанешься.
Ой ли? Пойду к куму, у него котел был. Надо попытать.
Ну, хозяин, готово.
Вот штука-то! Из теста вода пошла. Что ж это ты воду прежде спускаешь?
Это не вода, это она самая и есть.
Что же светлая? Я думал, она будет красная, как пиво. А эта ровно вода.
Да ты понюхай дух-то.
Ух, духовитая! Ну-ка, ну-ка, как она во рту-то будет, дай отведать. (Рвет из рук.)
Погоди, прольешь. (Завертывает кран, сам пьет, пощелкивает языком.) Поспела! На, пей.
Ну-ка еще. С малости вкуса не разберешь.
Аль полюбилось? (Наливает еще.)
Ну, штука! Надо бабу позвать. Эй, Марья, иди. Готова! Иди, иди, что ль!
Ну, чего? Что орешь?
Да ты вот отведай, чего мы накурили. (Подает.) Понюхай, чем пахнет.
Вишь ты!
Пей!
Как бы чего от нее не было?
Пей, дура!
И то хороша!
То-то хороша. Да ты погоди, что будет. Потап сказывал, что от нее вся усталь из тела выходит. Молодые старыми сделаются… то, бишь, старые молодыми сделаются. Вот я всего два стаканчика выпил, и то все кости расправились. (Куражится.) Видишь? Погоди, мы с тобой, как каждый день ее пить станем, опять молодые будем. Ну, Машенька! (Обнимает ее.)
Ну тебя! Ты и то одурел от нее.
А, то-то! Говорила, что мы с Потапом хлеб губим, а мы какую штуку спроворили. А? Говори, хороша?
Да как же не хороша, коли старых на молодых переделывает. Вишь ты какой веселый стал! И мне весело стало. Подтягивай! И… и… и… (Поет.)
То-то. Все молодые, все веселые будем.
Надо свекровь звать, а то она всё ругается да скучает. И ее переделать. Она помолодеет, добрее будет.
Зови мать, зови сюда. Эй, ты, Машка! Беги, бабку зови да и деду вели итти. Скажи, я велю, чтобы слезал с печи. Что он валяется! Молодым сделаем. Ну, живо! Чтобы одна нога здесь, другая там. Стреляй! (Девчонка бежит.)
Ну-ка еще по стаканчику!
То сверху помолодила, в языке, потом в руки прошла. Теперь до ног дошла. Чую, ноги помолодели. Вишь, сами пошли. (Начинает выплясывать.)
Ну-ка, ты мастер, Потапушка, заиграй! (Потап берет балалайку, играет. Мужик и баба пляшут.)
Заплатишь мне за краюшку; готовы молодцы – не отвертятся. Пускай посмотрит.
Что вы, очумели, что ли? Люди работают, а они плясать.
Их, их, их! (Припевает.) Согрешила перед Богом. Один Бог без грехов!
Ах, ты, паскудница! Печь не убрана, а она плясать!
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке