Ольге
Уметь сливаться с Пустотой
и мыслью проникать
в алмаз, как будто он пустой,
а также всё разъять,
как скальпелем, своим умом
и тут же всё сомкнуть…
Так в космосе совсем пустом
мерцает Млечный Путь.
Тогда Галактика моя
всей Пустотой своей
соединится с Пустотой
Галактики твоей.
И понесёмся мы с тобой
в объятьях Пустоты,
и тотчас стану я тобой,
и мною станешь ты.
2008
«Ранним утром прозрачная лёгкость…»
Ольге
Ранним утром прозрачная лёгкость,
запах яблок, вкус чистоты.
А к полудню – тяжесть, неловкость,
страхи, страсти, сомненья, мечты…
Серебристые путы-нити
паутин ослепляют глаза,
только душное солнце в зените
давит душу: будет гроза.
Гром и молнии, град и ливень,
злобный ветер, грязь, тишина…
А сквозь свет фиолетово-синий —
то ли девочка, то ли жена.
Я свои азиатские песни
уж давно тебе все пропел!
Если б были с утра мы вместе —
о, как много бы я успел!
Удивлять тебя больше нечем,
и себе уж ничем не помочь.
Буйный день и счастливый вечер
переходят в глухую ночь.
2010
«Когда конь Гектора сразит мои суставы…»
Ольге
Когда конь Гектора сразит мои суставы,[5]
а по хребту прокатятся составы
с гашёной известью и серной кислотой,
и буду я раздавлен на матрасе
за все мои грехи, грешки и страсти, —
в слезах я стану думать лишь о той,
чьё лоно вывело меня из тайной бездны
в наш дивный мир: жестокий, бесполезный,
случайный, глупый, грешный и святой…
Тогда мой дряхлый и больной рассудок,
смешавший годы, дни и время суток,
вдруг прояснится, чтобы дать понять,
что ты, любимая, прожив со мной пол века,
став для меня, как для араба – Мекка,
меня впитала в лоно, как впитать
я смог тебя в мозги, печёнку, чресла,
чтобы опять с тобою мы воскресли…
Мы – друг для друга – и отец и мать!
2012
«Страсти мои! Тлеющие костры…»
Ольге
Страсти мои! Тлеющие костры
ярости непогашенной.
Беды мои – мои кресты,
мрачным смиреньем окрашенные.
Глупость моя! Ослов твоих
стадо неисчислимое.
Муза! Волшебных слов твоих
горсточка соловьиная…
Радость моя! Твоей красы
свежесть неувядаемая.
Сердце моё… Твои часы —
тайна непознаваемая.
2012
Империя Шудр
«Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны,
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы,
Гнездятся клубом в нас пороки…»
А. С. Пушкин «Поэт и толпа»
«Не татары выучили наших предков стеснять свободу и человечество в холопском состоянии, торговать людьми, брать взятки в судах, (что некоторые называют азиатским обыкновением): мы всё это видели у славян и россиян гораздо прежде».
Н. М. Карамзин
Тундра, тайга, болота, овраг…
Сирень не рис. Карма мрак.
Тайга на окраине, хаос в столице,
тайга как в зеркале – в сорной траве.
Льды и пустыни по всей границе.
Хаос в душе, тайга в голове.
Наше сознанье смеётся над нами:
раб – господин над своими рабами.
Что ни случись, всегда-то мы правы —
таковы счастливые рабские нравы.
Брахманы осели там, на востоке,
кшатрии полезли на Джомолунгмы,
вайшьи от Европы в полном восторге —
заняли лучшие ниши и лунки.
Ну, а шудры? – Шудры рванули на север,
где мошка, медведи, выдры и тундры,
ели рыбу, грибы, били всякого зверя,
и мечтали забыть, что они – шудры.
История, как у всех – хищная, бурная:
оттяпали часть необитаемой суши.
Предел оскорбления: «Ты – некультурный!»,
хотя от мата родимого вянут уши.
Воевать не умели – только сзади, да скопом.
«Басурман» презирали, снося унижения.
Голод, морозы, пожары, болота —
их оружие массового уничтожения.
Зато умирать готовили с детства:
телами затыкали прорехи и дыры.
Так с себя снимали ответственность
шудры – Маршалы и командиры.
А со временем стали обычной ЧЕРНЬЮ, —
выбивались в вельможи благородных пород.
«В них пороки гнездятся клубом», как черви[10],
а они присвоили имя – Народ!
Захватили власть, придумали лозунги,
а тех, «кто выдавливал из себя раба»,
секли «статьями», шомполами и розгами,
объявляли безумцами или поборниками врага.
И тут хоть молись, рыдай и кричи —
Шудры – врождённые палачи!
Правды не любят. За правду судят.
Ноздри рвут и карёжат жизни.
Лгут, лжесвидетельствуют – их не убудет!
И воруют всё, что внутри и извне.
Вместо искусства у них «эстрада»:
воро́ны поют, соловьи кричат.
Селекционеры вывели миллионное стадо
Самых неподкупных в мире девчат.
А сколько своих же – за гением гения —
губили из поколения в поколение,
чтоб после их смерти, впадая в раж,
бить себя в грудь: «Этот Гений – наш!»
В каждом селе у них истуканы
стоят напротив церквей. Стаканы
пользуются всё бо́льшим спросом.
И каждый второй задаётся вопросом:
когда ж, наконец, произойдёт слияние
коммунизма с капитализмом? У них сияние
нимбов Великомучеников – рядом со смрадом
их же убийцы. И никаким парадом,
как тюлевой занавеской, не скрыть могильник
вождей-душегубов. Массовик – насильник,
кавказский затейник – стрелок в тире —
самая кровавая шудра в мире!
Отсюда – триумф гробовой эстетики:
«Рабы – не мы! Мы – не рабы!»
Дворцы, машины, «тычинки и пестики —
у них всё – гробища, гробики и гробы!»
«Империя Зла» – какая насмешка!
В Империях и зло должно быть имперским!
А у них вся злоба – лишь зависть решки
к любому орлу. И каждый дерзкий
Мечтатель у них – враг и соперник,
будь он «сто пядей», талантлив и мудр, —
он как бельмо на глазу у черни —
«хамова племени»[11] Империи шудр.
«Переродиться шудре в другую касту,
(как говорится в древнейших сказках),
возможно, только поняв, что он – раб».[12]
Но бьётся он насмерть за «светлое рабство»,
защищая его от Свобод и Прав.
Ненавидят и любят исступлённо, неистово.
В спорах доходят до топоров и ножей.
Обожают кино – измываясь над близкими,
рыдают над горем Махараджей и Королей!
Жадные, лихие, вероломные ДЕТИ!
Удивительно, как терпелив САВАОФ!
Он точно ждёт: «Когда же вы повзрослеете?
Когда избавитесь от рабских оков?»
Но – слава Богу! В конце тоннеля
сияет ясный, нарастающий свет:
нынче ЛЮДЕЙ родится не менее,
чем шудр, «в горшке варящих обед»![13]
Я тоже всю жизнь, как А. П. Чехов,
по капле выдавливаю из себя раба, —
а вдруг посмертно добьюсь успехов
и воплощусь в Тибетского ламу-попа?
Ну, а что дальше? И есть ли выход?
Пить? В монастырь – усмирять плоть?
После долгого вдоха короткий выдох:
«Спаси нас, Господи! Жив Господь!»
«Как вертикальны эти власти…»
Как вертикальны эти власти,
и как умножились все вещи!
Как мягко стелет алчной страстью
цинизм – улыбчивый, зловещий.
Как снова выползают гады
из нор, смолою не залитых.
И как они все будут рады
расстреливать давно убитых!
2009
На рождества двухтысячных
Иродово коварство и детоубиение.
Скорбь и терпение до конца.
Отрясение праха, убегание и гонение.
Звезда, обретающая форму венца.
Древо доброе и древо гнилое.
Труп смердящий и Божий виноград.
Одесную – благословение изгоя,
ошуюю – искореняемый сад.
Катов и татей душа пустая.
Око лукаво – на Дух хула.
Смоковница – бесплодная и сухая.
Один Бог благ. Ему хвала.
2011
«Скоро, скоро ночи…»
Скоро, скоро ночи
снова станут короче!
А дни начнут прибавляться
чуть не на мили.
И всё это будет сразу
после дня рождения Джугашвили!
Ну, а к пятому марта —
ко дню инсульта его, иль инфаркта —
даже на севере снег уже тает,
а страна вся сияет и расцветает!
Слава тебе, Сосо Джугашвили!
Будем вечно верны мы твоей могиле.
Пока совсем стариками не стали…
Пока не прикончит нас новый Сталин.
21.12.09
«Ностальгия по пыткам…»
Ностальгия по пыткам,
оголтелому пьянству,
по безумным попыткам
расширенья пространства.
По холопству и хамству.
Боже, как все мы врали!
Как пытались согреться!
Как всех нас обобрали —
было некуда деться
из «счастливого детства».
Что-то стало как прежде.
Только молодость где-то
в second-handной одежде
щеголяет по свету,
курит ТУ сигарету.
А «шузы» с «разговором»,
«штатский» беленький плащик
для студента и вора
высочайшее счастье —
наивысший образчик!
То-то праздник на зоне
полученье посылки!
Для солдата в погоне
и для вора в законе…
Даже для лесопилки.
2010
Театр
Меня на свете нет. Я, извините, пуст.
Я прохожу сквозь кресла, стены, лампу.
На склоне лет не дерево, а куст,
торчащий из кулис, и слышен хруст
моих ветвей, что тянутся за рампу.
Театр переполнен. В ложах тьма
слепых поводырей. А осветитель,
чтобы от страха не сойти с ума
свет направляет на портрет Сома,
одетого в зелёный старый китель.
На сцене ссора, споры… Голосят
и суетятся жалкие актёры.
И все похожи на слепых котят,
которые прозреть хотят,
но только щурятся и поправляют шоры.
2009
А есть ли шанс
«Каждая кухарка…»
В. Ленин
Господь спасал Россию от врага,
но не спасёт от депутата-вора,
как не спасает от продажного врача,
министра, адвоката, прокурора.
Российский Вор! Ты встроился во власть
колонной пятой на ворованные деньги.
Такая глыба может и упасть —
и что останется? Заборы да ступеньки.
Ну, а Господь? – Он по привычке ждёт,
пока друг друга вы не обберёте.
Россию снова он перевернёт
и жирный крест тиснёт на обороте.
А есть ли шанс? – Кухаркиных детей
сменить не так-то просто, уж поверьте:
холопы все воруют без затей —
давай им только пухлые конверты.
Держись, Россия! Ты сама себя
взнесла на пик, на воровскую гору.
Зураб Вучетич, Родину любя,
гигантский монумент сваяет Вору.
Конец ознакомительного фрагмента.
О проекте
О подписке