Мир рассудит где я был неправ
громко стучал о стену переплетами книг
ставя на полку обратно
Упражнял бесполезный сустав
не подумав будил остальных
и зачем непонятно
А тем временем жизни извне
ходили в музеи осваивали сноуборд
выбирали надгробья
Как в янтарном, молочном, жасминовом сне
бесконечность трудов и забот
имена адмиралов, кормление воробья.
выбрал из предложенных ремесел
мастерство фигурного стекла
выдувал стекло и купоросил
синева мерцала и влекла
между полок и фамильных кресел
этажерок занавесей
клад
чуть звучал
но плотный воздух перевесил
Когда шаги
сосед над головой
другой в метро хрипя толкает в бок
вот этот студень кашляет живой
вот маятник вверху он одинок
Сказать о них
нарочно напролом
но звук скользит и вот сравнить готов
как быстро едешь вымершим селом
ненужный скальпель меж гнилых домов
Простая речь
пускает в закрома
взгляните убедитесь ничего
пусты сусеки и зерно письма
истолчено
Заслужил ли я двойника
на холсте или в камне
или в чьих-то словах?
Если да,
станет ли он
частью удивительного,
камнем ландшафта
или плодотворным нулем?
– Выбитый зуб посреди сладостного дыханья,
то есть отсутствие, тишина,
родственная дыханию; колебанье
слова, которое на все времена
могло бы звучать, образчик упругой ковки,
но добровольно спускается в ад и чад,
на сковородку, где перчики и морковки
маленькие шкворчат.
– Золота нити распущены в снеге рыхлом,
кариатида празднует суфражизм,
лишившись балкона, и смрадный выхлоп
таксомотора значит, что здесь есть жизнь;
сладкому голосу петь о цинге и ране
значит являться в рупор в шубе помех,
шуба меняла хозяев, и пятна дряни
здесь говорят за всех.
Кто ты, кто ты, дорога
сорвавшаяся с катушек
водяная змея
когда мой пожар потушен
ты прикинешься шлангом
пожарный расчет придется
заменять компетенцией лозоходца
где столбы расставлены
в поле
в палеоконтакте
много миль идти
но дышится полной грудью
ход часов набирает вес
начинаясь там где
ты возможность показанная безлюдью
Вдаль уходит лесная дорога, и смерч
неба расталкивает деревья.
И пока ты один, загляни в себя: узнаешь кого-то?
Кто-то из них причинил тебе зло?
Недодал чего-то, обидел, чего-нибудь не позволил?
Гнал через темнеющий лес, когда тебе было страшно?
свериге, свериге – птица, не знающая границ,
где-то сидит и летит и сверкочет
в шестнадцать часов день объявляется безнадежным
капли накапливаются поднимаются взрослые темы
гнездование армия пенсия катаракта
– свериге, свериге
в порядке своей афазии
птичьей болезни
то ли бред угасания то ли геройство
последних ударов раздвоенного кайла:
не расступятся ли слои
не покажется ли она
птичья прародина
древо
парламент
тинг
Снова чисто звучит
натуральный ряд
над детской площадкой.
Колеблет качели —
один, два, три, —
проницает рабицу,
форсирует профнастил.
Улетает от точки, где детский голос
пропускает тринадцать,
между тем как тринадцать шагов от столба —
и забор,
тринадцать – и озеро,
тринадцать – и лес,
куда все побежали прятаться,
а четвертая сторона —
не занятая ничем,
магистраль для чисел,
уходящих искать:
никогда ничего не найдут,
ни во что не упрутся,
пройдут вереницей
сквозь просторные дебри
оставленных стройплощадок.
Уродливые здания на горизонте,
представляю, расфокусировав взгляд,
облаками;
вот наплывут в намеченный срок и выжмут
содержимое под песню итс рейнин мен
халлелуйя;
как шелковица, сбросят темные комья,
сотен чернильниц потенциал
разбивая.
Пятна и пятна и пятна и пятна и пятна —
пока равномерно не будет покрыт асфальт
и не будет
можно сказать, приняв ростральную позу,
что место выстрадано город выстроен на —
ну понятно;
пока самого не зальет кипятком историй,
пока не исчезнет возможность быть
непричастным.
Попаданцы паданцы оборванцы пятна.
О. В.
Как две спирали днк
как василькового венка витая пара —
мы запасные провода
необходимые когда столица пала
Вонзив концы их напрямик
в источник, будет материк охвачен током —
в цепи соседний пассажир
воспримет тремор медных жил озябшим боком
мы будем лентой новостей
о трении поверхностей чужой планеты —
живым пособием для тех
кого приговорил физтех сдавать предметы.
только что все было в воде
но теперь вода уходи
дно показывает ID
вертишейка устраивается в гнезде
ищет камней
ударяет один о другой побольней
смотрит на скол то есть видит то
чего не видал никогда никто
скол, скол, соколиный глаз,
орлиное озорство
черепаха в когтях его вознеслась
и упала вниз из когтей его
Ф.А.Б.
Движение по прямой,
движение по прямой
кто шел от себя из дома
приходит к себе домой.
Движение по прямой
вращающимся волчком,
движение по прямой
линзированным пучком.
Движение по прямой
сквозь толщу неразберих
движение по прямой
решающее лабиринт.
Поверх снеговых теней,
летящих под фонарем
и падающих в его
оранжевый водоем.
Касаясь лучом лицом
пограничных и серых зон
где запрещенный ход
оказывается разрешен.
Движение по прямой,
натянутая струна,
пронзающая волокно
гранатового зерна.
Вскипающий разговор
в белеющей чашке дня
и мир, отраженный в нем
вихристая западня
Но все нанесенное пеной
стряхнуть и прийти домой
во всех пузырьках вселенной,
где пение
теснит немоту и теснит терпение
рождает сложность простого движения
движения по прямой
Лист уверенно наступает, но за ним не следует тело.
Редкие бусины света на перетяжке свободны от шеи.
Сущности обгоняют, проходят мимо.
Вздрагиваешь, но тень пропадает.
Невидимые не желают делиться секретом.
Возвращение не оставляет сил
выговорить своего плохого человека, как выгулять собаку.
Так и идешь с пустым поводком.
Сущности прыскают брызгами из-под ног.
Так клавиши пишущей
машинки, упавшей с большой высоты,
рассыпаются кто куда.
Так слепой муравей укоряет собратьев,
не умеющих свет собирать.
Едешь ли летом на дачу к друзьям
там оператор всегда друян
в домиках чувствуется рука
федора хитрука
Сладким румянцевским голоском
фирменным вицинским лебезком
воздух подкатывает к ушам
птиц несет, лягушат
Сытыми жвалами водит паук
в магнитофоне иглc поют
что бы и впрямь не остаться тут
если все сходит с рук?
Шарик с избушкой и снежной крупой
что в электричке продал слепой
рабский продукт сопредельных стран
будет твой талисман
Шарик с избушкой который разбить
травы увянут умолкнут дрозды
пусть треугольники кровель снег
впитывают во сне
Спать – обитателям и дворам
вписанным в перечень диорам
корпус четыре второй этаж
двадцать седьмой стеллаж
древние боги
поселились в наборных кассах,
в свинцовых оттисках,
на страницах энциклопедий,
соблазняют теперь
только посредством глаголов
зато бесконечно,
и когда книгочей
отворяет хрустя переплет
до него доносится переплеск:
– о родной
небо ярче лучей
– о позор
стал я мягче свечей
все мягчей и мягчей
– ничего
оттого
и светлей
– perplex, – думает книгочей
Аборигены приближаются к лодке,
возвращенной морем на прилавок песка.
В лодке, укрытый ценником, спит европеец.
Почему возвращаете? Море: нашло дешевле.
Совещание совета директоров.
Третий случай за год, ебитда хромает.
СЕО садится в соломенный самолет
и летит на переговоры.
Возвращается: неконтактны. Затянемте пояса.
Вспомним, чему нас учила орал традишн.
Под пляжем асфальт. Базальт. Напластования скал.
Будем помнить об этом.
каталожник я и книжник
ты художник передвижник
спросишь чем стекло покрылось что в окне туманит сад плача
от потери силы я отвечу конденсат!
то в ушах моих концлагерь
марширующих с бумаги
слов которые не имя тут себя я оборву я уже
любуюсь ими улыбаюсь и живу
Я тебе не винт и не соринка
кровь моя не смазка и не ржа
место мне не жакт и не сорренто
и не острие ножа.
Что ты знаешь обо мне помимо
синих денег у меня в мошне
все ли это что необходимо
для решений обо мне?
Стыдно повторять такое – или
не прошел за этим век
или мы и книг не выносили
из родительских библиотек?
Бухгалтер берлага дожил до гулага и стал смерточеем в окне.
В такт новому гимну ведь я не погибну кричал полыхаев в огне.
Рассвет над поляной багрян и неистов
вливается золото в горла горнистов
и с кровью исходит вовне.
Я делаю шаг, и от этого шага
еще один шаг и ворота маглага,
прабабка с подругой сидят там и ждут,
что в баню сведут и картошки дадут.
Черна кожура, и глазок аметистов.
О проекте
О подписке