1.2. Секретные германские военные школы в СССР

16 апреля 1922 г. в итальянском курортном городке Рапалло представители РСФСР и Германии заключили договор, значение которого для обеих стран трудно переоценить. Он открыл возможность взаимовыгодного партнерства между рейхсвером и Красной армией. Немцы получили шанс создать на советской территории тайные школы и полигоны, чтобы проводить там обучение личного состава и испытания боевой техники, запрещенной им Версальским договором. А Красная армия могла перенимать передовой заграничный опыт и с помощью высококвалифицированных германских преподавателей готовить свои собственные кадры. К тому же тесные контакты с рейхсвером дали РККА уникальную возможность близко ознакомиться с современной западной армией. Командовавший тогда МВО И.П. Уборевич откровенно признался Сталину в январе 1929 г.: «…немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучить достижения в военном деле за границей»^[63]. Понятно, почему советское руководство ухватилось за эту перспективу обеими руками.

15 апреля 1925 г. в Москве был подписан протокол советско германского соглашения об организации секретной авиационной школы в Липецке^[64]. За годы ее работы там прошли обучение или переподготовку более 120 германских военных пилотов и около 100 летнабов. Еще примерно 220–230 летчиков (истребителей и наблюдателей) на базе уникального липецкого опыта подготовили в Германии. Таким образом, благодаря Липецкой авиашколе, к 1933 г. немцы получили около 450 летчиков^[65]. Среди наиболее известных ее выпускников можно вспомнить генерал фельдмаршала Хуго Шперле и генерал полковников Ганса Ешоннека и Отто Десслоха. Кроме них, генералами люфтваффе стали 35 выпускников и 7 сотрудников Липецкой авиашколы^[66].

Кадры в Липецке ковались не только для люфтваффе. Под руководством германских инструкторов авиашколу окончили почти столько же советских летчиков и авиамехаников. Но если для связанных с ней немцев она стала важной ступенькой карьерного роста, то для некоторых их советских коллег превратилась в камень преткновения. В 1929 г. ОГПУ провела операцию «Летчики», арестовав 19 граждан СССР, связанных с секретной школой, как агентов германской военной разведки. И это было только началом репрессий среди липецких авиаторов: в 1937 г. по тому же ложному обвинению было арестовано 8, а в 1941 г. – еще 39 из них^[67].

Наряду с выполнением учебной программы в школе активно работали с материальной частью. В 1928–1931 гг. там прошли испытания около 20 типов германских боевых самолетов – истребителей, бомбардировщиков и разведчиков. Кроме них, испытывались авиационные приборы и вооружение, прицелы, фотопулеметы, бортовая фото и радиоаппаратура, бомбы и т. п.^[68] Помимо того, в Липецке разрабатывалась и шлифовалась тактика применения боевых самолетов, совершенствовались способы бомбометания, в том числе с больших высот и с пикирования.

Договор о создании секретной танковой школы под Казанью под кодовым наименованием «Кама» был заключен в Москве 2 октября 1926 г.^[69] Она начала функционировать в первой половине 1929 г. и обучила в общей сложности 30 германских и 65 советских курсантов^[70]. Еще более 20 офицеров рейхсвера работали там преподавателями и испытателями. Из германских выпускников школы 17 стали генералами, а один из ее начальников, Йозеф Харпе, дослужился до звания генералполковника и командовал группой армий. А окончившие ее советские курсанты были практически поголовно репрессированы в недоброй памяти 1937–1938 гг. Вместе с ними пострадали даже работавшие там сантехники, уборщики и официантки…^[71]

Широко распространенные слухи о том, что в «Каме» обучался Гейнц Гудериан, не соответствуют действительности, он лишь проинспектировал ее^[72]. Но и без Гудериана школа сыграла важнейшую роль в становлении германских танковых войск. Достаточно сказать, что ее выпускники составили половину офицерского состава первой учебной танковой части рейхсвера в Цоссене. Еще один из них – Эрнст Фолькхайм – с 1937 по 1939 г. отвечал за разработку тактических наставлений для германских танкистов^[73]. Не менее важно, что бывшие преподаватели «Камы» и многие из ее выпускников возглавили обучение танкистов в военных школах Германии.

Для обеспечения учебного процесса в «Каме» СССР предоставлял не только место для размещения, но и материальную часть. Наряду с германской техникой там использовались приобретенные в Великобритании танкетки «Vickers Carden Loyd» Mark VI. Их выделила советская сторона в обмен на германское вспомогательное оборудование для Красной армии. А 21 апреля 1930 г. по приказу наркома по военным и морским делам Ворошилова 3 й тп, дислоцировавшийся в Казани неподалеку от танковой школы, передал ей пять танков МС 1^[74].

Помимо учебы, на школьном полигоне прошли практическую проверку первые десять германских танков пяти различных типов, сконструированных в 20 е гг. Их было невозможно испытывать в Германии, поэтому для оценки и последующего совершенствования новейшей боевой техники в Казань командировались ведущие германские инженеры и техники, в том числе главный конструктор танков фирмы «Krupp» Эрих Вельферт. По итогам испытаний немцы сделали очень важные выводы и претворили их в жизнь в серийной продукции. В результате германские танки накануне и в начале Второй мировой войны заметно превосходили боевые машины своих противников в рациональной компоновке рабочих мест танкистов, оптимальном распределении их функциональных обязанностей и полной обеспеченности радиосвязью. Важность и необходимость всего этого немцы осознали и должным образом оценили в результате испытаний своих первых танков на полигоне «Камы»^[75].

Еще одним секретным объектом стала химическая школа «Томка», размещенная неподалеку от г. Вольска Саратовской области. Договор о ней подписали 21 августа 1926 г.^[76] Там проводились испытания новых приборов и методов применения отравляющих веществ с помощью артиллерии, боевых машин и авиации, а также новых средств и способов дегазации. К счастью, сотрудникам и выпускникам этой школы не довелось продемонстрировать свое умение вести химическую войну на практике. Благодаря этому уцелело немало людей, ведь работу именно этой школы советские технические специалисты считали наиболее «ценной и полезной для РККА»^[77].

Обе стороны старательно поддерживали высокую секретность во всем, связанном с функционированием школ. Курсанты, направленные туда для обучения из Германии, временно исключались из списков рейхсвера и восстанавливались там только после своего возвращения. В СССР они приезжали в гражданской одежде с паспортами на чужое имя. Им категорически запрещалось рассказывать что бы то ни было о своей учебе в советских школах. Гробы с германскими пилотами, погибшими в Липецке в результате несчастных случаев, отправляли для похорон на родину через Штеттинский порт заколоченными в ящики с надписью «Детали машин»^[78].

Немцы очень высоко дорожили полученными возможностями тайно обходить ограничения Версальского договора. Так, 1 августа 1928 г. министр обороны Веймарской республики генерал лейтенант Вильгельм Гренер в беседе с послом этой страны в Москве Ульрихом фон Брокдорф Ранцау подчеркнул, что потеря возможности подготовки офицеров на территории Советского Союза была бы равнозначна выдаче Германии на милость Польши^[79].

Строительство, организация и функционирование всех трех школ требовали больших издержек. В 1928 г. на эти цели были израсходованы 5,7 млн марок, или около 8 % из всех германских затрат на вооружение. Только на авиашколу немцы ежегодно выделяли 2 млн марок, а за все годы существования она обошлась Германии в 20 млн марок^[80]. На тайные школы не жалели денег даже в период мирового экономического кризиса 1929–1933 гг. Правда, из за возникших финансовых трудностей ассигнования тогда несколько уменьшились, но продолжали оставаться весьма существенными. Так, в 1929 г. германские затраты на школу «Кама» составили 1,5 млн марок, а на «Томку» – 780 тыс. В следующем году немцам пришлось еще больше урезать бюджет «Камы», доведя его до 1,24 млн марок^[81].

Значение, придаваемое секретным школам, наглядно характеризует высокий уровень инспектировавших их руководителей. Среди них были два главнокомандующих рейхсвером: Вернер фон Бломберг и Курт фон Хаммерштейн Экворд. Школы закрылись во второй половине 1933 г. после прихода к власти Гитлера, больше не считавшего нужным скрывать нарушения Версальского договора. Да и средства на их оплату уходили немалые. Советская сторона тоже полагала, что германские школы уже исчерпали свою практическую ценность, так что желание прекратить их работу было обоюдным. Уходя, немцы не хлопнули дверью. Наоборот, в их прощальном письме Ворошилову от 22.07.1933 по случаю закрытия Липецкой авиашколы говорилось:

«Командующий Рейхсвером от имени Рейхсвера выражает особую благодарность Красной Армии и Красному Воздушному Флоту за многолетнее гостеприимство в Липецке»^[82].

1.3. Сотрудничество рейхсвера и Красной армии

В ответ на разрешение организовать и использовать в СССР тайные школы немцы предоставили советским командирам возможность обучения в своей академии Генштаба, где бережно сохранялись и приумножались традиции кайзеровской военной академии. Туда и офицерам рейхсвера попасть было очень нелегко, ведь на каждое место претендовали не менее 8–10 кандидатов. Но поступить – еще не значит окончить, отсев в процессе напряженной учебы был высоким. Дойти до последнего курса удавалось в среднем 10 офицерам из 30, ежегодно принимаемых в академию. На этом курсе в Берлине шла интенсивная академическая подготовка, а основными изучаемыми предметами были корпусные и армейские операции, взаимодействие видов и родов войск, а также иностранные армии^[83]. После успешного завершения полной программы академии дальнейшая военная карьера ее выпускников была обеспечена. Вот в эту святая святых элиты германского офицерства и принимали на обучение слушателей из СССР, начиная с 1926 г., по 2–5 человек в год.

Первыми туда отправились преподаватели военной академии имени Фрунзе М.С. Свечников и С.Н. Красильников. В ноябре следующего года за ними последовали И.П. Уборевич, Э.Ф. Аппога и Р.П. Эйдеман. Если двое последних пробыли там только 3,5 месяца, то Уборевич обучался больше года^[84]. Сталин лично напутствовал его перед отъездом в Германию 4 ноября 1927 г.^[85] Среди занимавшихся в германской академии Генштаба красных командиров были Э.Я. Админ, И.П. Белов, М.Н. Драйер, И.Н. Дубовой, П.Е. Дыбенко, А.И. Егоров, Ж.Ф. Зонберг, Н.И. Лацис, М.К. Левандовский, Э.Д. Лепин, Р.В. Лонгва, В.М. Примаков, В.А. Степанов, С.П. Урицкий, И.Э. Якир и другие^[86]. Но далеко не все из них прошли полный последний курс академии, некоторые обучались там только полгода или даже меньше, и не на последнем курсе.

Отметим, что они ездили в Германию не только в роли учеников. Так, Якир без отрыва от собственных занятий в германской академии Генштаба прочитал там курс лекций по истории Гражданской войны в России. Его выступления произвели такое сильное впечатление на слушателей, что сам президент Германии, знаменитый полководец времен Первой мировой войны фельдмаршал Пауль фон Гинденбург вручил ему классический труд Альфреда фон Шлиффена «Канны» с дарственной надписью: «На память господину Якиру – одному из талантливых военачальников современности»^[87]. Однако главным занятием краскомов в Германии в то время, конечно, была учеба, причем не только в академии. Только в период с 1925 до сентября 1931 г. обучение на различных германских курсах и школах прошли 156 советских военнослужащих^[88].

И.Э. Якир

Германские специалисты участвовали в обучении командных кадров и в советских учебных заведениях. Например, в период с 1930 по 1933 г. военную историю в Военной академии имени Фрунзе преподавал майор Фридрих Паулюс, будущий фельдмаршал. Вместе с ним работали майоры Курт Бреннеке и Георг Ганс Рейнгардт, тоже направленные в СССР в качестве военных советников по распоряжению военного министерства Германии. Занятия по тактике там же вели подполковник Вильгельм Кейтель и майор Вальтер Модель, впоследствии дослужившиеся в вермахте до звания фельдмаршала^[89].

В августе 1927 г. восемь командиров РККА приняли участие в маневрах рейхсвера в Германии. Это происходило в рамках ежегодных взаимных визитов наблюдателей на маневры, тактические занятия и штабные учения обеих армий, начавшихся 3 4 годами ранее^[90]. Как правило, в рейхсвере к ним в полном составе привлекались дивизии и корпуса, отрабатывавшие тактику маневренных боевых действий и способы взаимодействия различных родов войск. Они учились наступать максимально быстро, не заботясь о сохранении сплошного фронта и не оглядываясь на фланги. Учения, в том числе и командно штабные, были прекрасной школой для любого командира. Благодаря особому вниманию, уделяемому в германской армии этому важнейшему виду боевой подготовки, типичный германский капитан или майор в начале Второй мировой войны имел больший опыт участия в широкомасштабных маневрах, чем среднестатистический британский или французский генерал^[91].

Президент Веймарской республики Пауль фон Гинденбург приветствует делегацию РККА на маневрах рейхсвера в 1932 г. Третий слева – М.Н. Тухачевский

В ходе своей учебы в Германии в апреле 1928 г. Уборевич принял участие в штабных учениях под руководством будущего главнокомандующего рейхсвером Бломберга. Их темой были совместные военные действия рейхсвера и РККА против союзных армий Франции и Польши^[92]. Такой сценарий появился совсем не случайно. Сект был последовательным сторонником развития тесных контактов с Красной армией не только ради использования школ и полигонов в СССР. Он считал советскую страну естественным партнером Германии, имевшим с ней общие цели, поэтому написал: «Разрыв версальского диктата может быть достигнут только тесным контактом с сильной Россией. Нравится нам коммунистическая Россия или нет – не играет никакой роли. Что нам нужно – это сильная Россия с широкими границами – на нашей стороне. Итак, никаких Польши и Литвы между нами… И мы получим наши восточные границы по 1914 г. Для Германии важно посредством Советской России развязать путы Антанты»^[93]. Сект также надеялся использовать созданную с помощью германских специалистов советскую военную промышленность в качестве «источника вооружения для разоруженной Германии при столкновении ее с Антантой»^[94]. В частности, она могла бы снабжать рейхсвер боеприпасами^[95].

Кроме того, он рассчитывал на русских, как на потенциальных союзников немцев в борьбе против ненавистных им поляков. Ведь Польша не только угрожала тылу Германии в случае ее конфликта с Францией, но и была краеугольным камнем «санитарного кордона» вокруг СССР, созданного творцами Версальской системы. Свое отношение к этой стране Сект недвусмысленно сформулировал в меморандуме на имя рейхсканцлера Йозефа Вирта от 11 сентября 1922 г.: «Существование Польши – невыносимо, несовместимо с условиями существования Германии. Она должна исчезнуть и исчезнет благодаря ее собственным, внутренним слабостям и благодаря России – с нашей помощью. Польша для России еще более невыносима, чем для нас; никакая Россия не примирится с Польшей. Вместе с Польшей падет один из самых важных столпов Версальского мира – господствующее положение Франции. Одним из наиболее постоянных направлений немецкой политики должно стать достижение этой цели, ибо она достижима. Достижима только благодаря России или с ее помощью»^[96].

А в январе 1925 г. Сект в приватной беседе изложил советскому полпреду в Берлине Н.Н. Крестинскому основные причины, по которым он считал необходимым сотрудничать с СССР: «Единственная страна, на которую Германия может опереться в деле своего военного возрождения, это Россия. <…> Германия не может существовать при нынешних восточных границах, особенно при наличии Польского коридора. <…> Цель Германии на востоке – это восстановление германской границы 1914 г. и… <…> общей границы между Германией и Россией. <…> Но путь к этому один – с помощью России увеличивать военную мощь Германии»^[97].

Антипольское настроение Секта встретило полное понимание и поддержку в Москве, ведь вражда между поляками и русскими, также как и немцами, имела многовековые корни. К тому же по Версальскому договору к Польше отошли земли, которые Германия продолжала считать своими. В свою очередь, Советский Союз тоже имел территориальные претензии к Польше, поэтому альянс обеих этих стран против поляков базировался на прочной общей основе. Важной областью сотрудничества между рейхсвером и Красной армией стал обмен разведывательной информацией, и прежде всего – о польской армии, начиная с января 1923 г. В следующем году произошли первые контакты представителей военных разведок СССР и Германии. В дальнейшем они еще не раз делились сведениями о численности, составе, организации и мобилизационной готовности Войска Польского. Да и не только его, объектами взаимного интереса стали армии и других советских соседей: Румынии, Турции и Чехословакии^[98].

Начальник Разведуправления Штаба РККА Я.К. Берзин 24 декабря 1928 г. в ответ на очередную германскую инициативу рекомендовал