Глава пятая

– …в связи со скоропостижной кончиной вашего брата…

Юрий Борисович замолчал и вопросительно посмотрел на меня – наверное, ожидал какой-нибудь реакции на свою новость. Пусть не рыданий, но хотя бы скупой мужской слезы. Я молча склонил голову: спасибо, мол, принял к сведению, давайте дальше.

– Лев Ильич был чудесным человеком … – продолжил хозяин кабинета, немного смущенный моей бесчувственностью. – Всем нам будет его не хватать… Вы в порядке?

– Да-да, благодарю вас, – коротко ответил я. – Печальная новость. Мне еще предстоит ее осознать. Извините, я только что принял транквилизаторы, они гасят все эмоции.

Я врал. Дело было не в ударной дозе таблеток, которые я принял в машине. У меня транки не туманят голову, а уберегают от тошноты и, главное, успокаивают внутренние весы. Но любое внешнее проявление моей скорби по Левке сейчас отдавало бы фальшью.

Братом он был хреновым. Наверняка бывают и худшие, но я не встречал. Лев Ильич появился на свет за одиннадцать лет до моего рождения, и из-за большой разницы в возрасте родители часто назначали его моим сторожем и нянькой. По той же причине у меня не было шансов стать ему другом. Теперь-то, много лет спустя, я догадываюсь, до какой степени сопливый Ромик раздражал почти уже взрослого Левку. Самим фактом своего существования я отвлекал братца от серьезных дел, путался под ногами, донимал нелепыми – в его понимании – вопросами. Иногда он даже пробовал снизойти до моей дурости и с высоты своего возраста пытался учить меня жить. Получалось плохо. Я по малолетству был бестолков, а у Левки отсутствовал педагогический талант. Он быстро терял терпение, злился и щелкал меня по носу – не больно, но очень обидно. «Мой родной брат не может быть таким кретином, – часто дразнил меня он. – Ты, наверное, приемный». Лет до семи я пугался: а вдруг и правда приемный? Но в конце концов сообразил, что мы с Левкой уж точно родные. Кое-что важное нас объединяло.

– Большая, большая потеря… – Юрий Борисович покивал с печалью на лице. – Эта автомобильная авария в среду стала для нас для всех настоящим ударом. Крайне сожалею, что не смогли позвать на траурную церемонию. Мы не сразу вас нашли… Знаю, после смерти родителей брат оставался вашим единственным близким родственником. Я, уж извините, вчера навел справки. Мне известно, что в последние годы вы с ним довольно редко общались…

Редко, значит? Ну-ну, подумал я. Братец окончательно пропал с горизонта лет пятнадцать назад, сразу после отцовских похорон. На маминых его уже не было. Он словно испарился. Я понятия не имел, где он, чем занимается, есть ли у него семья, жив он или нет. И вот теперь, оказывается, все эти годы он был-таки жив, а умер только на днях.

– И поскольку Лев Ильич был нашим сотрудником, мне хотелось бы от всего сердца…

– Стоп-стоп-стоп! – Церемонная фраза обещала быть долгой. Я не стал дожидаться, пока хозяин кабинета домучит ее до точки. – Благодарю за сочувствие, я тронут и так далее, но… Прежде чем мы продолжим, хочу знать главное: «вашим сотрудником» – это чьим конкретно? Кто вы вообще такие? Чем вы тут заняты? Или это государственная тайна? Может, мне полагается сначала дать вам подписку о неразглашении?

Юрий Борисович энергично замотал головой.

– Для вас, Роман Ильич, никаких подписок и никаких тайн. Но чтобы ответить на ваши правильные вопросы, мне придется начать издалека. Давным-давно…

Давным-давно в одной отдельно взятой галактике на планете Земля жила-была страна. Называлась она Россия. Так уж вышло, что история ее никогда не была особенно счастливой. Страну не замечали, страну боялись, стране сочувствовали, а в последние четверть века она превратилась в такое гнилое болото, что мир предпочел отгородиться от нее и уже почти махнул рукой. К счастью, ситуация изменилась после известных событий, получивших название Славной Революции 4 декабря. Бороться за гниль никто не захотел, поэтому ржавые скрепы рассыпались. Подлый мир буквально за неделю канул в небытие. Вчерашние хозяева жизни и их слуги шустро расползлись по всему глобусу и забились в глубокие щели. Они сменили имена, паспорта, номера банковских счетов и понадеялись на юридические увертки, а еще больше – на короткую память обывателей и великодушие победителей. Как будто они оказались правы: шли месяцы, а родина официально не преследовала беглых ворюг и кровопийц. Но значило ли это, что о них забыли совсем?..

На самом деле Юрий Борисович говорил длиннее и не так гладко, но я мысленно перестраивал у себя в голове его фразы, отшелушивая ненужные нюансы и оставляя суть.

– …Надеюсь, вам понятно, куда я клоню? – закончил свою тираду хозяин кабинета.

– Более-менее, – сказал я. – Моя родина не злопамятна, но зло помнит и память у нее хорошая. То есть у нас по примеру «Моссад» все-таки разыскивают беглых бывших. Допустим. Но зачем карать тайком? Они, в конце концов, – не террористическая сеть. Тут каждый за себя. Когда этих говнюков находят, не лучше ли идти законным, так сказать, путем? Не проще ли добиваться экстрадиции и преследовать каждого строго по суду?

– Вы прямо как ваш брат, – обрадовался Юрий Борисович. – Сразу смотрите в корень. Вот что значит гены! Замечательный вопрос. Точнее, два. И я начну по порядку. Да. И нет.

– Что значит это ваше «да и нет»? – не понял я.

– Лучше, но не проще. В том и беда, что не проще… Как бы вам это объяснить?.. – Мой новый знакомый задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. – А! Вот! Давайте я расскажу историю про одного мерзкого типа. С ним сперва удачно получилось. Так мы думали. Итальянцы его уже выкинули из страны, а израильтяне еще прикидывали – принять или нет. Ему надо было лететь из Рима напрямую компанией Эль Аль и ждать там на месте. А он сэкономил и выбрал Эгейские авиалинии, рейс с пересадкой в Афинах. Греки сдали его Интерполу без проблем, и Интерпол единственный раз сработал без сбоев. Это я всем известного Кенарева имею в виду. Вы уже были в клинике, когда его судили.

– Браво! – похвалил я российскую Фемиду. – Приятная новость. Полночного фуфлогона все-таки поймали и отдали под суд? Жаль, я пропустил. И что, интересный был процесс?

– Ужасный, – вздохнул Юрий Борисович. – Ужасный для нас. Наши прокуроры пока еще не умеют вести состязательный процесс – тяжело с непривычки. Лиловый френч быстро сообразил, что суд у нас теперь решает не по звонку, а по закону. Нанял, гадюка такая, за охренительные бабки люксовых адвокатов, и те уже на предварительных слушаниях буквально размазали обвинение. Что мог ему предъявить прокурор? Слова, слова, слова.

– А за слова сегодня не сажают, – смекнул я. – Новые веяния в судопроизводстве.