Запахи моря уступили хлорофилловой атмосфере джунглей. Там и сям встречались железные ворота, окрашенные когда-то в белое и успевшие с тех пор заржаветь. Аллеи за ними уходили в густую зелень. Илейн вкратце рассказывала о живущих там семьях. Квентин не понимал, почему она так строга с маленькой Элинор – это противоречило ее приветливым открытым манерам. Бингл шел впереди с мечом наголо, готовый предотвратить любое покушение на особу короля. Квентину казалось, что это невежливо, но Илейн как будто ничего не имела против.

Они полюбовались тропическим часовым деревом – здесь это была пальма, не дуб. Квентин спросил Элинор, умеет ли она узнавать время по часам. Не умеет и не хочет уметь, ответила девочка.

– Вот вам маленькая принцесса, – заметила Илейн. Бенедикт на ходу делал зарисовки, стараясь не закапать потом блокнот. Джулия отстала, чтобы рассмотреть какой-то куст – или поговорить с ним. Не опасно ли это? Квентин почти инстинктивно флиртовал с Илейн, чтобы пробудить в Джулии дух соперничества, но если упомянутый дух и присутствовал в ней, то не желал пробуждаться.

Пройдя с полмили, они очутились в городе. Дорога, описав петлю, преобразилась в рыночную площадь – по крайней мере, здесь стояли ларьки, пахло рыбой и валялись растоптанные плоды. Сбоку высилось что-то наподобие ратуши. Остановившиеся часы на фронтоне смотрели, как слепой глаз циклопа, над входом обвис выгоревший, но еще узнаваемый филлорийский флаг.

Центр площади украшал гранитный обелиск со статуей на вершине. Муссоны и тропическая растительность обошлись с ним неласково, но каменный персонаж, судя по всему, героически встречал любые невзгоды.

– Капитан Бэнкс, – дала справку Илейн. – Основал филлорийскую колонию на острове Дальнем, потерпев здесь кораблекрушение.

Основатель и открыватель, подумал Квентин, но промолчал. Эта хохма, если считать ее таковой, здесь наверняка давно устарела.

– А где же все? – спросил он.

– Где-то поблизости. Мы здесь не очень склонны к общению.

Элинор попросилась на руки к матери, была отвергнута и принялась за Квентина, который послушно посадил ее на плечи. Илейн возвела глаза к небу, как бы говоря: а я вас предупреждала. Солнце устроило за деревьями кровавую баню, на что тут же отозвались москиты.

Элинор повизгивала, восхищенная ростом своего нового скакуна, и закрывала ему глаза краем юбочки: он уберет, а она опять за свое.

Квентин постоял немного с завешенными тканью глазами. Вот он я, отважный предводитель экспедиции, король всего, что лежит вокруг. Великого открытия не состоялось, ну и не надо. Довольство входило в грудь, как первый вечерний глоток алкоголя.

Квентин вздохнул при мысли, что после сбора недоимок у него не будет больше предлога здесь оставаться.

– Вы говорили что-то насчет коктейлей, – напомнил он.

Обед в посольстве превзошел ожидания. Страшноватую местную рыбу, очень зубастую, подали с гарниром из фруктов наподобие манго. Элинор носила из кухни соль, бокалы и прочее с изяществом гимнастки, выступающей на бревне, но один бокал около половины девятого все-таки уронила.

– Отправляйся спать, Элинор, – распорядилась Илейн. – Никакого тебе десерта. В постель.

Девочка разрыдалась, выпрашивая пирожное, но мать была непреклонна.

Взрослые, расположившись на плетеных стульях верхней веранды, попивали какой-то сладкий спиртной напиток. «Мунтжак» зажег огни на носу, на корме и на мачтах. Джулия применила защитные чары от насекомых.

Квентин, отлучившись будто бы в ванную, нашел в кухне сладкий пирог под стеклянной крышкой, отрезал кусочек и отнес Элинор.

– Ш-шш, – сказал он, закрывая за собой дверь. Девочка, явно знакомая с правилами конспирации, быстро разделалась с пирогом, и Квентин унес на кухню улики – тарелку с вилкой.

Илейн он нашел на веранде одну: Джулия ушла спать. Если она и питала к Квентину какие-то чувства, то бороться за него не намеревалась. Их совместная поездка пока не дала никаких результатов. Черт с ним, с романом, поговорить бы с ней просто. Квентин беспокоился за нее.

– Извините, что так непочтительно говорила вначале с вашим высочеством, – сказала Илейн.

– Пустяки. – Квентин с некоторым усилием вернулся мыслями к ней. – Я и сам все еще привыкаю.

– Было бы легче, если бы вы носили корону.

– Одно время носил, но очень уж она неудобная. И вечно падает в самый неподходящий момент.

– Могу себе представить.

– На крещении, скажем. При кавалерийской атаке.

Лунный свет вселял в него ощущение собственной неотразимости. Le roi s’amuse^[8].

– Просто террористка какая-то.

– И не говорите. Теперь я ограничиваюсь королевской осанкой – уж ее вы не могли не заметить.

Ее лицо в темноте не поддавалось прочтению. На небе кишели экзотические восточные звезды.

– Я сразу же обратила внимание. – Илейн начала скручивать сигарету. Прикажете считать это флиртом? Она лет на пятнадцать старше его. Стоило проплыть 477 морских миль, чтобы встретить единственную в джунглях пантеру. Интересно, кто отец Элинор?

– Вы родились здесь, на острове? – спросил Квентин.

– О нет. Родители жили на материке, близ Южного Сада. Отца своего я не знаю. Это всего лишь очередное назначение; я посвятила дипломатической службе всю свою жизнь и побывала уже во всех уголках империи.

Квентин важно кивнул. Он и не знал, что в Филлори есть дипломатический корпус – надо будет заняться этим вопросом, вернувшись в столицу.

– К вам заходит много судов? Я имею в виду иностранные, из-за моря.

– Нет, к сожалению. Открою вам страшную тайну: ни одного за весь срок моей службы. За все триста лет через эту таможню не проходил ни единый корабль из-за Восточного океана. Думаю, мой пост можно смело назвать синекурой.

– Ну да, если вам нечего делать…

– Жаль, конечно. Видели бы вы наши таможенные сертификаты, одна шапка чего стоит. Я вам завтра оттисну штамп, это настоящее произведение искусства.

Огонек ее сигареты светился во мраке. После недолгого гедонистического периода в Нью-Йорке Квентин уже три года как не курил, но аромат табака соблазнил его. Илейн снова взялась за изготовление самокрутки – сам он разучился, вернее, никогда не умел: у Элиота для этого была хитрая серебряная машинка.

– Не хотелось бы говорить, но мы пришли к вам с определенной целью.

– Догадываюсь с какой. За волшебным ключом?

– Нет-нет, не за ним.

Она положила ноги на сундучок, которым пользовалась вместо стола.

– Зачем же тогда?

– Вы, то есть остров, не заплатили налоги за прошлый год.

Илейн залилась смехом и даже в ладоши хлопнула от восторга.

– И за ними послали вас? Короля?

– Королей не посылают. Сам вызвался.

– Понятно. – Она вытерла ладонью глаза. – Такой микроменеджер, да? Надо было, конечно, давно отправить вам эти деньги, мы ведь не голодаем. Завтра свожу вас посмотреть золотых жуков. Удивительные создания: едят землю, а какают золотоносной рудой, и гнезда у них золотые. Да вот, возьмите. – Она ногой подвинула к нему сундучок. – Золота здесь полно, сундук прилагается даром.

– Отлично. Благодарю вас.

Итак, его миссия выполнена. Квентин затянулся и подавил кашель – курильщиком он пробыл совсем недолго. Да и перебрал он, пожалуй, этого… рому, что ли. Сладкое, крепкое, делается на тропическом острове; пусть будет ром.

– Мы годами от вас ничего не слышали, немудрено и забыть о налогах. Зачем вам, собственно, это золото?

Ответы Квентину подворачивались самые несолидные – например, чтобы позолотить заново скипетр Элиота. Налоги без представительства! Впору революцию поднимать^[9]. Илейн права, это попросту нереально.

– Подумайте сами: к нам посылают короля – есть, казалось бы, чем гордиться. Но какова истинная причина вашего путешествия? Не говорите, что дело в одних налогах, это так скучно.

– Вынужден разочаровать вас.

– Я была уверена, что вы ищете ключ, заводящий мир.

Трудно было понять, шутит она или нет.

– Если честно, Илейн, я практически ничего не знаю о нем. Это ведь просто сказка? Много у вас бывает таких искателей?

– Нет, но это единственное, чем мы знамениты – если не считать золотых жуков.

На небо взбирался месяц, оранжевый, как сигаретные огоньки – казалось, его рог вот-вот зацепит снасти «Мунтжака». Луна в Филлори никогда не бывает полной и каждые сутки, ровно в полдень, проходит между планетой и солнцем, вызывая затмение. Птицы до сих пор не привыкли к этому и каждый раз замолкают, а вот Квентин уже и замечать перестал.

– На самом деле ключа здесь нет, – сказала Илейн.

– Я так и думал. – Квентин подлил себе рому из графина – просто так, спиртного ему больше не хотелось. Интересно, раскрыли ли уже дело Джоллиби.

– Искать его нужно на Крайнем. Следующем за нами острове.

– Простите, не уловил. Где-где?

– За нами есть еще один остров под названием Крайний. Плыть до него дня два или три. Мне самой не доводилось, но ключ находится там.

– Вы, полагаю, шутите?

– А разве похоже?

Кто ее разберет. Улыбка, во всяком разе, имела место.

– По-моему, этот ключ чисто метафорический. Клочок бумаги, на котором написано что-то вроде «поспешишь – людей насмешишь». Или там «рано в кровать, рано вставать».

– Нет, Квентин. Самый настоящий золотой ключик, с бородкой, как полагается. Если верить молве – волшебный.

Квентин уставился на дно своего бокала. Мыслительный аппарат отказывался работать, и винить за это было некого, кроме себя самого. Поспешишь – людей насмешишь.

– Кому нужен золотой ключ? Слишком мягкий материал, гнуться будет.

– Смотря куда его вставить.

Квентину стало жарко, кровь прилила к щекам. Хорошо еще, что ночь прохладная и бриз поднимается.

– Волшебный золотой ключ в двух днях пути от вашего острова. Почему вы сами до сих пор за ним не отправились?

– Не знаю. Возможно, за неимением волшебных замков.

– Мне даже в голову не приходило, что он настоящий.

Это не просто искушало: во мраке большими неоновыми буквами зажглась вывеска ПРИКЛЮЧЕНИЕ. Остров Дальний оказался обманкой, пустым номером, но теперь выяснялось, что конечным пунктом был вовсе не он.

Илейн выглядела более собранной и трезвой, чем Квентин. Еще бы, она пьет этот ром каждый вечер. Что будет, если он возьмет и поцелует ее? Если они вместе лягут в постель? Тропическая ночь… луна светит… Зря он в таком случае столько выпил. И если подумать, не так уж ему и хочется припасть поцелуем к этим улыбающимся тонким губам.

– С вашего позволения, Квентин… я не уверена, стоит ли вам искать этот ключ. Дальний довольно безопасен для острова, но его можно рассматривать и как отправную точку. Именно здесь кончается Филлори. Здесь вы всемогущий король, а там, – она махнула рукой за темную бухту, где светились огни «Мунтжака» и глухо шумел прибой, – там вы всего лишь Квентин. По-вашему, этого достаточно?

Квентин хорошо ее понимал. Он снова оказался на кромке, за которой начинается неизведанное. Край поляны, где погиб Джоллиби. Окно кабинета, за которым внезапно возникли трое его друзей. Здесь он может все, там – еще неизвестно.

– Понятия не имею, – сказал он. – Это и заставляет нас искать приключений – мы хотим узнать, достаточно этого или нет. Надо только быть уверенным, что действительно хочешь узнать.

– Вы совершенно правы, ваше высочество, – сказала Илейн.

Квентин лег позже всех и последний встал утром. В Филлори, при отсутствии мигающих электронных часов реального мира, его чувство времени приятно растянулось, но солнце давало понять, что он сильно заспался. Как не стыдно валяться в потных простынях, когда другие давно встали и занимаются своими делами. В комнате, несмотря на распахнутые окна, стояла удушливая жара.

Ром, такой привлекательный прошлым вечером, проявил свою истинную натуру как мерзкий токсин, от которого сохнет во рту и мозги не шурупят. Квентин обругал себя вчерашнего за неумеренность и пошел искать воду.

Недостатка в ней не было. Не певчие ли птички снабжают островитян ключевой водой на манер золотых жуков? После холодной ванны и обильного питья голове стало легче. Когда сидишь в пресной воде и смотришь на океан, ощущение свежести и чистоты становится особенно сильным.

Память о прошлой ночи показывала ему зернистые, невнятно бормочущие фигуры, но одно представало со всей четкостью: золотой ключ. Илейн сказала, что он настоящий. В чем его волшебство? Что им можно открыть? Может, она и об этом говорила, а он забыл? Вроде бы нет. Зато она точно сказала, что ключ находится на острове Крайнем. Надо получить еще какую-то информацию и решить, куда двигаться дальше: на Крайний или домой.

Илейн он, спустившись к завтраку, уже не застал. Она оставила ему записку с напоминанием о сундуке с золотом и пожеланием всего наилучшего. К записке прилагалась тонкая серая книжка под названием «Семь золотых ключей» – на этом и все.

Золотых жуков и свой замечательный штамп она ему, стало быть, не покажет. Хорошо, что он вечером воздержался от приставаний.

Элинор, однако, была на месте, сидела за маминым столом и рисовала на посольской бумаге крылатых заек. Квентин заглянул ей через плечо – шапки действительно были красивые.

– Доброе утро, Элинор. Не знаешь, где твоя мама?

Он не часто имел дело с детьми и потому говорил с ними, как со взрослыми, но Элинор как будто не возражала.

– Не-а, – ответила она весело, продолжая рисовать.

– А когда вернется, не знаешь?

Девочка потрясла головой. Куда это годится – оставлять пятилетнего ребенка совсем одного? Квентин пожалел малышку, вызывавшую в нем неведомые доселе, но приятные отцовские чувства. Ей явно недоставало как внимания, так и материнской любви.

– Нам пора уезжать, но мы ее подождем.

– Это не обязательно.

– Нет уж, мы подождем. Знаешь что? По-моему, твои пегасы – зайцы, а не кролики. Зайцы больше, и характер у них покруче.

– Все равно они зайки. У меня для тебя что-то есть. – Девочка выдвинула ящик стола; разбухший от влажности, он вывалился совсем, и она достала из него пачку исчерченных цветными карандашами листков. – Это паспорта. За границей они вам понадобятся.

– Кто тебе сказал, что мы собираемся за границу?

– Я так, на всякий случай их сделала. Их надо сложить пополам.

Свои паспорта она, как видно, срисовывала с настоящих официальных бумаг: вид у них был внушительный. Сложив листок пополам, Квентин увидел на обложке герб Филлори, а внутри – свой портрет с широкой улыбкой и золотой короной на голове. Задняя сторона обложки являла взору герб острова Дальний: пальму и бабочку. Девочка нарисовала такие всем, даже ленивцу, которым очень интересовалась заочно. Скучно ей, должно быть, без сверстников, вот она и выдумывает.

Квентин как единственный ребенок хорошо ее понимал. Его родители тоже были не из тех, кто подчиняет ребенку всю свою жизнь: они предоставляли ему большую свободу и не предъявляли особых требований. А когда с тебя ничего не требуют, тебе начинает казаться, что ты ни на что путное в общем и не способен – странно, да?

– Спасибо, Элинор. Ты очень-очень нам помогла. – Нагнувшись, он чмокнул ее в беленькую макушку.

– Это тебе за пирог, – застенчиво сказала она.

– Я так и понял.

Бедная крошка. Надо будет учредить в Белом Шпиле что-то вроде попечительства над детьми.

– Вот дождемся твою маму и отплывем.

– Это не обязательно.

Но он все-таки решил подождать. Весь день они слонялись по дому и рыбачили с пристани. Квентин еще раз попытался научить Элинор узнавать время по часовой пальме и опять получил отпор. Около четырех он велел Бенедикту отвести Элинор – вопреки ее энергичным протестам – в город и оставить с кем-нибудь понадежнее. Все остальные отправились на «Мунтжак», успевший пополнить запасы воды и провизии.

Час спустя вернулся и Бенедикт, утомленный, но торжествующий. Якорь подняли при появлении первых звезд. Игра окончена, корабль идет в Белый Шпиль.