Квентин сам не знал, с чего ему это вздумалось. В голове у него снова крутился клип с поляной, сломанным часовым деревом и умирающим Джоллиби. Какой смысл во всем этом, если человек вдруг берет и падает мертвый? Вот что ему хотелось бы знать. Какой смысл?

– Королю там вообще-то нечего делать, – сказала Дженет. – Ну, не заплатили они налоги, не внесли в казну восемь рыбин – нас это не разорит.

– Я быстро. – Квентину вдруг стало легче, и он понял, что решил правильно. – Может, что интересное привезу.

Чем не приключение – собрать подати с жителей дальней колонии. К сломанному дубу он не пошел, зато поплывет на остров.

Элиот потрогал свой королевский подбородок.

– Это могут не так понять в связи с делом Джоллиби. Ты бросаешь нас в самый неподходящий момент.

– Я король – можно не бояться, что меня не выберут во второй раз.

– Постой, – сказала Дженет. – Это, случайно, не ты убил Джоллиби? И почему тогда, если нет?

– Дженет, – упрекнул Элиот.

– Нет, в самом деле. Все сходится…

– Я Джоллиби не убивал.

– Хорошо. – Элиот поставил галочку в своем списке. – Превосходно. Оформим тебе командировку на остров Дальний.

– Надеюсь, ты не один едешь, – забеспокоилась Дженет. – Бог знает, что там за люди живут – не вышло бы как с капитаном Куком.

– Джулия поедет со мной, – сказал Квентин. – Правда ведь, Джулия?

Элиот и Дженет уставились на него – давненько ему не случалось никого удивлять. Джулия отозвалась на его улыбку не поддающимся разгадке взглядом сплошь черных глаз и кратко ответила:

– Разумеется.

Ночью Элиот пришел в спальню Квентина.

При вселении эта комната являла собой жуткое зрелище. Четыре трона буквально веками не заполнялись одновременно, и в лишних королевских покоях складировался всяческий хлам. Негодные канделябры; люстры, похожие на дохлых медуз; сломанные музыкальные инструменты; не подлежащие возврату дипломатические дары; ажурные стулья и столики, ломающиеся от одного взгляда и даже без оного; животные, превращенные в чучела в самый миг мольбы о пощаде; урны, лохани и прочие загадочные сосуды то ли для питья, то ли для иных нужд – вот что предстало взору нового короля.

Квентин велел очистить комнату, оставив только кровать, стол, два стула, пару ковров поприличнее и пару гобеленов в целях политпросвещения. На одном из них грифон поднимал в воздух роту пехотинцев. Сей триумфальный, по всей видимости, взлет немного портила повернутая к зрителю голова перевозчика. Ну да, это я могу, говорил взгляд грифона, но меня можно было и получше использовать.

Освобожденная от старья комната увеличилась втрое, задышала, и мыслям в ней стало просторно. Размером она оказалась с баскетбольную площадку. Пол был каменный, в высоких стропилах таились загадочные тени, витражные окна открывались очень выборочно, шаги вызывали эхо. На Земле такие помещения можно наблюдать по ту сторону бархатного шнура, и лишь в закрытых музеях или ночных соборах бывает такая же тишина.

Слуги высшего ранга шепотом сетовали, что королю Филлори неприлична столь скудная обстановка, но стоит ли быть королем, если не сам решаешь, что прилично королю, а что нет. А если кому нужна роскошь, так на то есть верховный король, чья опочивальня блистает золотом, жемчугом и бриллиантами.

– Помнишь, в книжках о Филлори в гобелены можно было входить? – Перевалило за полночь; Элиот, стоя у гобелена, смотрел грифону в глаза и потягивал из стаканчика янтарную жидкость.

– Помню и даже пробовал. – Квентин в шелковой пижаме лежал на кровати. – Если они вправду это делали, я понятия не имею как. Гобелены самые обыкновенные. В «Гарри Поттере» хотя бы фигуры двигались, а здесь и того нет.

Элиот и ему принес виски. Квентин пока не пил, но не исключал такую возможность. Элиоту, который обязательно посягнет на его порцию, когда выпьет свою, он точно не собирался ее отдавать, а стаканчик пристроил в свитое из одеяла гнездо.

– В этот меня что-то не тянет войти, – заметил Элиот.

– Да. Иногда мне кажется, что этот красавец сам пытается вылезти.

– А вот к этому парню, – речь шла об изображенном во весь рост рыцаре в доспехах, – я не прочь бы наведаться, если ты меня понимаешь.

– Я тебя понимаю.

– И вытащить меч у него из ножен.

– Вот-вот.

Элиот явно к чему-то вел, но подгонять его было бесполезно. Если он и дальше будет тянуть, Квентин просто уснет.

– Можешь вообразить меня там, внутри? Не знаю, как бы мне это понравилось.

Квентин ждал. Приняв решение о поездке на остров Дальний, он успокоился впервые за очень долгое время. Все открывающиеся створки окон были открыты; теплый воздух нес в комнату запахи позднего лета и близкого моря.

– Насчет твоей поездки, – сказал наконец Элиот.

– Да?

– Не понимаю, зачем тебе это надо.

– А должен?

– Ладно, дело хозяйское. Приключение, уплыть в страну заката, типа того. По делу Джоллиби твое присутствие в общем не требуется. Даже и неплохо, что туда едет кто-то из нас – может, они еще не знают, что в стране снова правят короли с королевами. Ты там оцени ситуацию с точки зрения госбезопасности.

– Сделаем.

– Я, собственно, хотел поговорить по поводу Джулии.

– Ну-ну. – Пить виски лежа было неудобно – все нутро полыхнуло огнем. – Знаешь, ты хоть и верховный король, но все-таки не мой папа. Я как-нибудь сам разберусь.

– Не выставляй иголки. Мне просто хочется убедиться, что ты знаешь, что делаешь.

– А если не знаю?

– Я ведь рассказывал тебе, как мы с ней познакомились? – Элиот сел на один из двух стульев.

– Само собой. – Или нет? Квентину это помнилось смутно. – Деталей только не помню.

Если по правде, они избегали говорить о том времени – приятных воспоминаний период после катастрофы в Гробнице Эмбера не оставил ни у кого. Полумертвого Квентина оставили на попечении малосимпатичных, но сведущих в медицине кентавров, а Элиот, Дженет и все остальные вернулись в реальный мир. Квентин, выздоравливавший в Филлори целый год, на Земле перестал заниматься магией и следующие полгода работал в манхэттенском офисе, пока Элиот, Дженет и Джулия не явились за ним. Без них он, по всей вероятности, так и сидел бы там. Квентин был бесконечно им благодарен.

Элиот смотрел на черное безлунное небо в окне. Жесткий от вышивки халат делал его похожим на восточного султана.

– Мы с Дженет, покидая Филлори, были в неважном состоянии, знаешь?

– Но вас-то Мартин Четуин не жевал.

– Не будем считаться, хотя ты прав. Те события нас всех потрясли. Мы ведь все любили Элис по-своему, даже Дженет. И думали, что потеряли не только ее, но и тебя тоже. С Филлори мы завязали бесповоротно, ты уж поверь. Джош уехал в Нью-Гэмпшир к родителям, Ричард и Анаис тоже куда-то отчалили – эти двое убивались не сильно. Нью-Йорк, как и свою так называемую семью в Орегоне, я больше видеть не мог, поэтому отправился в Лос-Анджелес к Дженет.

Решение оказалось правильным. Ты знаешь, что родители у нее адвокаты в шоу-бизнесе? Богатые как не знаю кто, огромный домина в Брентвуде, все время работают, признаков личной жизни не наблюдается. Наши посттравматические рожи их быстро достали – мы, бывало, спать тащимся, а они как раз выходят на утреннюю партию в сквош. И отправили они нас на курорт в Вайоминг.

Ты о нем точно не слышал: суперэксклюзивное место, но поскольку денег у них куры не клюют, я не спорил. А Дженет там практически выросла, весь персонал ее с детства знает. Можешь представить нашу Дженет малышкой? Жили мы в отдельном бунгало, и прислуживал нам целый полк – у нее, по-моему, на каждый ноготь была отдельная маникюрша.

Есть у них одна процедурка, грязь и горячие камни: без магии точно не обошлось. Но секрет подобных мест в том, что скука там смертная. Ты не поверишь, до чего мы дошли. Я в теннис начал играть – это я-то! К выпивке на корте они относились крайне неодобрительно, а как мне иначе было форму поддерживать? В моем возрасте учиться уже поздновато.

Короче, на третий день мы задумались, не заняться ли для разнообразия сексом – но тут, как темный ангел милосердия, явилась Джулия и спасла мою честь.

Все начиналось, как очередное дело Пуаро в сельской глуши. Произошел инцидент у бассейна: я так и не понял, что там стряслось, но суета поднялась страшная – еще бы, за такие-то бабки. Нашу Джулию, когда я впервые ее увидел, несли через вестибюль, пристегнутую к спинодержателю, а она ругалась на чем свет стоит и твердила, что с ней все в порядке. Уберите от меня свои лапы, гориллы поганые!

На другой день спускаюсь я в бар часа в три-четыре, а она сидит там одна, вся в черном, и пьет, кажется, гимлет с водкой. Загадочная такая леди. Ясно до боли, что в здешнюю атмосферу она не вписывается. На башке воронье гнездо, еще хуже, чем теперь, ногти обгрызены до мяса, горбится, заикается. Остро это сознавая, дает колоссальные чаевые и выговаривает названия вин с французским прононсом.

Я, конечно, тут же запал. Не иначе, думаю, русская, дочка отбывающего срок олигарха. Кто еще, кроме новой русской, может себе позволить жить здесь, нося вот это на голове. Дженет, в свою очередь, подумала, что она выписалась из реабилитации раньше времени, и оба мы накинулись на нее, как голодающие.

Главное было – не включить тревогу, которая у нее и так уже стояла на взводе. Дженет, как опытная соблазнительница, громко пожаловалась в общей гостиной на какие-то компьютерные сложности, и Джулия сделала заметное усилие, чтобы не вступить в разговор.

Дальше – больше. В санатории на человека натыкаешься повсюду, хочешь не хочешь. Тебе трудно представить ее в таком месте, я знаю, однако вот она: сидит как миленькая по шею в грязи с огуречными ломтиками на веках. Дженет как-то сунулась к ней в парилку, но она нагнала столько пару, что все прочие разбежались. Она вроде бы и на розги записывалась, точно хотела за что-то себя наказать.

Вскоре выяснилось, что она картежница, и мы начали играть в бридж втроем. Молча. Мы, конечно, не знали, что она маг – откуда бы? – но видно было, что ее так и распирает от страшной тайны. И все, что нам так симпатично в магах, было при ней: острый до омерзения ум, грустинка, легкая ненормальность. Знаешь что я думаю? Она напоминала нам о тебе.

Если Пуаро едет на какой-нибудь остров отдохнуть и отведать цивилизованной кухни, там непременно кого-нибудь убивают. Вот и с нами так вышло с поправкой на то, что отдыхали мы от магии, а не от сыска. Как-то часов в десять-одиннадцать вечера я шел мимо ее бунгало. Мы с Дженет поцапались, и мне хотелось излить кому-нибудь душу.

Глянул Джулии в окошко и вижу, что она разжигает камин – это летом-то! Тщательно складывает поленья, соскребая с каждого немного коры серебряным ножиком.

Потом… не знаю даже, как рассказать, чтобы ты тоже понял. Она встала на колени перед огнем и стала бросать туда разные вещи, и ценные, и просто дорогие как память: красивую раковину, старую книгу, горсть золотой пыли, костюмную бижутерию, фотографию. Бросит очередной предмет и чего-то ждет. Ну, горит все это, плавится, воняет порой, но ничего больше не происходит, и видно, что ее это очень расстраивает.

Нехорошо, конечно, так подглядывать за человеком, но я просто глаз не мог оторвать. Потом вещи у нее кончились, и она, рыдая, сама наполовину залезла в огонь – одни ноги наружу торчат, смотреть страшно. Одежда, конечно, занялась сразу, лицо почернело от сажи, но больше с ней никакого вреда не случилось. Ох и плакала же она, плечи так ходуном и ходили.

Элиот встал, подошел к окну, повозился с ним и открыл настежь – Квентину это не удавалось ни разу. Стакан он поставил на подоконник.

– Не знаю, влюбляешься ты в нее или только так полагаешь, но послушать тебе будет полезно.

Так мы узнали, что она наша. Чары применялись очень сильные – я слышал их даже сквозь гул огня, и со светом в комнате черт-те что творилось, – но проанализировать их я не смог и сразу понял, что в Брекбиллсе она не училась. Я даже не догадывался, как это все работает и что она пытается сделать. Так и не спросил никогда, а она не сказала.

Если бы от меня все же потребовали ответа, я сказал бы, что она хочет вернуть что-то утраченное или отнятое, по-настоящему для нее дорогое. И что у нее ничего не выходит.