Гадина, сволочь, тупица! Как только я ее не покусала, сдержалась, а так хотелось. Так хотелось запустить в нее чем-нибудь в ее тупую башку, расцарапать своими когтями ее противную рожу, так она же гадина милицию вызовет. Приходится сдерживать себя в рамках приличия. Просто иногда зла не хватает. Когда я очень злая, мне очень нравится бить стеклянную или фарфоровую посуду, просто кайф какой-то. Правда потом очень жалко посуду, дорогое удовольствие, посуда то дорогая.

Была бы я богатая, била бы посуду каждый день. Но я придумала – старую или надколотую посуду складываю в кучку в укромное место. А потом, когда сильно разозлюсь, достаю ее и с большим удовольствием, со всего размаху, разбиваю ее о стенку. А металлическую еще лучше, она сразу не колется только гнется, но и удовольствия по меньше, нет того особенного звона, зато ее можно использовать для этих целей многократно.

Показывали по телевизору, в Японии раньше на производстве выделяли комнату, в ней стояли манекены начальников. Каждый из рабочих мог зайти, взять палку или руками, ногами бить сколько ему захочется обидевшего его начальника. Хорошо снимает стресс. Вот бы у нас такие продавались, купила бы себе парочку: мужчину и женщину. Хотя можно и одного. Обидела женщина, нарядила манекена женщиной, приклеила ей фотографию обидчицы, если есть, пинай ее сколько хочешь, можешь даже плевать ей в рожу, тебе ничего за это не будет. Нервы успокаивает и физкультура для похудения, полезно, такой тренажер – сразу два в одном.

День седьмой.

Поехала я утром в ЦУМ на трамвае. Людей много, давка, меня там чуть не поломали всю. Вдавили меня вплотную к оконному стеклу, а поручень в ребра уперся, стою терплю, а что делать? Трамвай остановился, вышли сразу человек 10 на остановке. Смотрю, а трамвай и не сильно полный был, оказывается, это они возле меня все скопились и давили.

А один парень мне прямо так в глаза смотрел. Вышла я из трамвая, смотрю, а у меня сумка порезана, хотя я ее крепко прижимала к груди, как это произошло – не могу понять. Вытащили кошелек, денег правда не много было, но главное – вытащили паспорт и пропуск. Я весь день переживала, плакала, как теперь без документов жить. Сколько справок теперь собирать, бегать по кабинетам, сколько времени тратить на восстановление. А вечером звонок в дверь, открываю, стоит парень и улыбается:

–Я нашел ваши документы. И подает мне их, я взяла.

–А где ты их нашел?

–В микрорайоне на остановке на земле лежали. Я бы хотел получить вознаграждение, я все же привез их вам. С первой Алма-Аты ехал, время потратил.

–Ах, тебе еще надо вознаграждение? У меня сегодня сумку в трамвае порезали, вытащили деньги и документы. Я сейчас вызову милицию и пусть они с тобой разбираются, где ты их нашел! Так он вниз по лестнице так побежал, аж пятки засверкали.

–Вот гад, сволочь, развелось паразитов на белом свете. Работать никто не хочет. Вознаграждение ему подавай! Наладили бизнес. И наверно дают люди, раз он пришел, значит надеялся, что ему заплатят, значит ему платили. А если люди не будут им платать, может они и документы воровать не будут, зачем?

Рассказала я этот случай своей соседке. Она говорит:

–Это еще что! Вот со мной что произошло на прошлой неделе. Поехала я на барахолку, долго копила деньги, хотела себе купить хорошую, дорогую шубу. Обошла всю барахолку, везде останавливалась, мерила, приценивалась.

Спустилась в переход, думаю – перекушу где не-будь, подумаю, какую из них брать или не брать. Дорого, но денег хватало. Иду, навстречу мне парень выхватил у меня из рук кошелек и побежал, да так быстро, разве я его догоню на своих каблуках? А в переходе никого не было, кричала, кричала, вылезла из перехода, кричала, а его и след уже давно простыл.

Ходила и ревела, вот дура, почему сразу не взяла, пошла думать, теперь ни шубы, ни денег. Вечером скорую вызывали, чуть не сдохла, сердечный приступ был, еле откачали. Пока ходила по отделам с дорогими шубами, там меня видно и приметили, скажут: значит деньги у нее есть. Муж говорит: пасли тебя, видят – разиня одна ходит. Ой, как вспомню, с сердцем плохо становится, на одних лекарствах только и живу. Не знаю теперь, когда успокоюсь. Развелось гадов на земле, паразитов, как теперь жить на свете. Как их матушка земля носит, гадов.

День восьмой.

Долго не писала, почти месяц. У меня была депрессия. Я никого не хотела видеть, ни с кем не хотела общаться, даже писать больше ничего не хотела. Приходила с работы, ложилась и лежала как овощ на грядке, перед телевизором. Голова пустая, тупая, погода плохая не летная. Сегодня воскресенье, на улице дождь, ничего неохота делать. Великая не хочу-ха. Вообще я думаю, что во мне скрываются два человека, один злой, который все время хочет кого-нибудь убить, когда злится. Другой трусливый. Я всех боюсь. И вот тот, который всех боится, говорит тому, который хочет кого-нибудь убить:

–Если ты кого-нибудь убьешь, тебя посадят в тюрьму. А в тюрьму трусливый конечно же не хочет, он боится тюрьмы. А если он боится, значит он трус. Ой! Я уже ничего не понимаю, по-моему, там даже не два сидят, там их много. Там еще один сидит, который по ночам со мной разговаривает, спать не дает. Спать хочу, лягу, а он начинает свою беседу – внушает, воспитывает, все нудит и нудит. Я уже говорю, что все поняла с первого раза, хватит уже повторять, хватит болтать, достал уже, заткнись! Я лежу, лежу, смотрю – уже 2 часа ночи, кушать хочу, встаю, открываю холодильник:

–Нет, колбасу нельзя, могу растолстеть. Покушаю лучше печенье с водой. Лягу, лежу, лежу, опять не могу уснуть – он там меня все воспитывает. Воспоминания всякие в голову толкает и прокручивает все подробно в деталях, с переживаниями. Не могу уснуть, смотрю – уже 4 часа ночи. Опять кушать хочу.

Разозлюсь, отрежу колбасы с хлебом и чаем. Вот так я и порчу свою прекрасную фигуру, потихоньку набираю килограммы. Из-за этого я сильно злюсь, а когда я злюсь, я сильно хочу кушать. Это просто какой-то замкнутый круг. А в последнее время я почти не сплю, уже через ночь или две. По-моему, там во мне еще и обжора сидит и не дает мне спать. Какой я все же многогранный человек! И как они там во мне все помещаются и уживаются между собой – не представляю.

А может, там только двое сидят: один плохой, другой хороший. Один хороший, назову его Ангел света, он советует и заставляет делать хорошие, полезные, добрые дела, успокаивает, поднимает настроение. Обращает мое внимание на природу, цветы, пенье птиц, радует меня. А другой, плохой, злобный, он там сидит и злится, когда мне хорошо, значит – ему плохо, он ведь злобный, он там так злится, что меня, ни с того ни с сего, начинает все раздражать.

Иногда просто трясет от злости, он заставляет делать плохое. А может они там еще и ссорятся, мне от этого становится так плохо, что я начинаю впадать в депрессию. Или нет? Хорошего, наверно, нельзя разозлить, он ведь хороший, он не должен злиться. Он, наверно, сидит и хохочет над плохим, когда ему плохо. А как бы сделать так, чтобы этот хороший взял бы и задавил там этого плохого так, чтобы он там даже не пикнул и не приставал ко мне, особенно по ночам со своими глупыми разговорами. Непонятно.

Хорошо у кого есть умные друзья или образованные родители. А у меня полный кошмар! Отец мой был пьяница, отец моего отца тоже был пьяница. И все их родственники тоже пьющие. И с маминой стороны тоже самое, такие плохие у меня гены, что поделаешь? С чего мне быть умной и воспитанной. В наследство от родственников не досталось мне ни ума, ни денег. Одна начальница на работе хвасталась:

–У меня родители образованные, богатые и мне дали хорошее образование, я закончила институт. Потому я здесь начальник, а вы подчиненные. А другая ей говорит:

–Вот если бы у меня были твои родители, а у тебя мои. Я бы тоже получила высшее образование и была бы начальницей, а ты была бы у меня подчиненной. Так что не надо хвастаться. Твоей заслуги здесь нет, тебе просто повезло с родителями с самого детства.

День девятый.

Ой, так неохота писать и зачем я только повелась на этот дневник? Жила себе спокойно, завела себе молчаливого друга. Я такая великая лентяйка, ничего неохота делать. Я лучше на диване полежу спокойненько, телевизор посмотрю. Стоп! Но похоже это все же работает. Надо же, я меньше стала злится, я стала спокойней.

В начале дневника одни крики, одни нервы, а теперь я даже стала лентяйкой. Спасибо тебе, дружок, за помощь! Это гораздо лучше, чем пить алкоголь или лекарства от депрессии. Потом последствия необратимые. Или делиться с кем ни будь своими переживаниями, проблемами, потом пойдут сплетни, осуждения. Ведь кто о тебе что-то узнает, если ты об этом не расскажешь?

Все получают о нас информацию от нас же самих, мы сами им все о себе рассказываем, а потом удивляемся откуда идут сплетни. А если ты никому ничего о себе не рассказываешь, никто о тебе ничего не узнает. Язык наш – враг наш. А дневник? Он же никому ничего никогда не расскажет, он ведь наш молчаливый друг. С ним поделишься, сразу тебе становится лучше. Только есть одно и самое главное условие, надежно прятать своего друга от посторонних глаз. И тогда все будет хорошо.

Ой, я сейчас вспомнила такой безобразный случай из моего детства. Но ты же, мой дружок, никому не расскажешь, тебе можно все доверять. Как я дружила с соседским мальчиком Сережей, вернее не дружила, а так в куклы играли. Он был не как мальчик по характеру и по поведению, скорее – девочка. С мальчиками он никогда не водился, только с девочками. Он жил в другой половине нашего дома. Мама пожалела свою троюродную сестру с тремя детьми: Толик, Валя и Сережа, который был самый младший.

Мама пустила их в наш дом, в большую комнату. Дверь заложили саманом, а с другой стороны проделами дверь, вот так они там все и жили. Другие дети были немного старше. Мама устроила ее к себе на работу, на бетонку. Потом она написала заявление на работе, что она живет на квартире и платит деньги. И ей дали квартиру хорошую, большую, как матери-одиночке.

А пока они у нас жили, мы с Сережей в куклы играли, которые, правда, сами себе и делали. Набивали тряпки опилками, рисовали лицо. Волосы делали из старых капроновых чулок наших мам. Как-то сидели мы с ним в саду, сколько нам лет было – не помню, но в школу уже ходили, наверно, во второй или третий класс. И как я до этого додумалась, даже не представляю, короче – говорю ему:

–А давай играть в семью. Ты папа, я мама, а это наши дочки. Так, поужинали и все пошли спать. А мы с тобой муж с женой, а ночью муж с женой писю в писю засовывают, что бы дети были. И это так приятно, что они охают. Вот дура-то была! Он говорит:

–Давай! Я муж, а ты жена. А как засовывать? Сели мы друг к другу лицом, ноги раздвинули в стороны и давай засовывать. Ну, сунули и сидим, сидим, ждем, когда приятно будет. Так и сидели. Но ничего не происходило, ничего приятного не было. Потом начали в сказку играть. Я говорю:

–Давай я буду спящая красавица, заколдованная кощеем, а ты должен меня расколдовать поцелуем. Я легла на скамейку, он подошел и поцеловал меня в щечку.

–Да не так! Что ты в щечку, надо в губы, сильно, чтоб расколдовать. Начала показывать ему как надо. Интересно, откуда это я тогда знала, как надо, сама не знаю. Может по телевизору видела. Отец с мамой отправляли нас с братом спать, а сами ночью фильмы для взрослых смотрели. А мы с братом шторку приподнимем, ляжем на пол и смотрим.

Сережа начал меня целовать в губы, сильно, как я ему показала. И так мы с ним на расколдовывались, что у меня губы все распухли, их никуда не спрячешь. А брат мой старший все видел и вечером маме рассказал, как мы играли, предатель. Когда я легла спать, она откинула одеяло и так меня отшлепала по голой заднице, что потом еще и задница распухла, горела огнем. Это хорошо, что он другое не видел.

Встретились мы с Сережей через много лет. Он работал в ресторане официантом. Он стал таким высоким, стройным и красивым парнем. Но остался такой же кокеткой. Жена ему накручивала волосы на плойку, делала укладку волос, красила ресницы, делала маникюр. Как-то он мне сказал:

–Как вспомню, как мы с тобой дурачились в детстве, что творили, так смех разбирает, неужели все это было с нами? А мне было очень стыдно вспоминать об этом, особенно слышать об этом от него.

Отец. Когда мы были маленькие, он был очень хороший, не пил. Он построил наш дом сам на болоте, под горкой. Вот додумался, как будто места получше не нашел. На окраине поселка тогда все строились кто и где хотел. Горка была из чистой глины. Он ее подкапывал, мешал в яме с соломой глину, закладывал в формы, сушил их и получались саманы как кирпичи на постройку. Из этих самых кирпичей он и построил наш дом.

В яму засыпают глину, солому рубленную, воду, потом ногами ходят и перемешивают. Я помню, как еще в школу не ходила, тоже мешала глину своими маленькими ножками. Он сам построил весь дом, даже рамы, косяки и двери сам выстругивал. Он был невысокого роста, потому и дом у нас был небольшой, спальня, кухня и зал. Потолки невысокие, косяки еще ниже и потому, кто приходил к нам в дом чуть выше отца, ударялись головой о косяк, если не склоняли голову, потом долго матерились.

Мы подрастали, вода постепенно с болота уходила. Отец вырыл колодец, у нас в доме была всегда вкусная, чистая, ключевая водица. После замеса саманов образовалась глубокая яма, отец ее почистил и у нас перед домом был большой, чистый пруд. К нам прибегали местные ребятишки со всей округи, мы там летом купались и загорали.

Рядом он построил плотину, чтобы был выход к дороге. А в плотине проложил огромную трубу, которая наполняла пруд водой. Был прекрасный огород и сад. Мама выращивала огурцы, помидоры, капусту и все солила на зиму в больших дубовых бочках, все хранилось в погребе. Под горкой образовался подкоп, где отец брал глину, теперь это был зимний погреб. У нас всю зиму были полезные и вкусные продукты.

Сверху горки на солнышке выращивали картошку. Внизу был фруктовый сад. Было все. Вишня, черешня, яблони, сливы, дерево ранета. Что интересно, я наблюдала за этим странным деревом ранета в детстве, когда на западной стороне уже завязывались яблочки на ветках, то на восточной стороне он только еще цвел. Такое вот странное явление природы.

Мама нам варила варенье из всего. Заливала его в большие ведра и баки. Возьмешь ложку с кухни, выйдешь на веранду, присядешь на корточки и прямо с ведра ешь варенье. Как-то пропали все ложки из кухни. Куда делись? А они все лежат там на веранде, рядом с вареньем.

В болоте росли камыши, квакали по вечерам лягушки. Зимой, когда вода в болоте вся замерзала, мы играли в камышах. Болото простиралось на большой территории вдоль домов, за день его и не обойдешь. Петька мой ровесник, Алла его сестра, на год младше меня и Сергей, обычно мы собирались рядом с нашим домом. А я была заводила, всегда что-нибудь придумывала:

–А давайте построим здесь тайный штаб, будем здесь всегда собираться. Осенью построили небольшой шалаш из камышей.

–А давайте каждый из дома будет приносить еду, если вдруг кто-то устанет, может прийти тут отдохнуть, покушать. Это я, конечно, себя имела в виду, бедная, вечно голодная девчонка. Они все начали тащить еду из дома: кто сгущенку, кто конфеты, печенья, пряники. Но одной кушать мне совесть не позволяла, кушали все вместе.

Потом Петька стал оказывать мне знаки внимания, улыбаться. Лет по 11 нам было. Смотрит, потом краснеет, глаза отводит, когда я на него посмотрю. То цветочек какой подарит. А как-то подарил мне сердечко, сам сплел из латунной проволоки. Мы с ним оба покраснели от смущения. Как-то я нечаянно услышала разговор Петьки с братом:

–Твоя сестра мне очень нравится, я хочу ее поцеловать, но сильно ее боюсь. Она такая боевая, просто пацан. А как с ней в первую брачную ночь спать? К ней полезешь – она же драться будет. В детстве на улице я была драчунья. Кто меня из мальчиков обижал или дразнил, я догоняла и била их портфелем. А еще мне нравилось: возьму мальчика за одну руку и за одну ногу, раскручу и брошу, конечно не на землю, в опилки.

У нас возле дома сваливали с машин опилки. Мы из них выбирали палки на дрова в печку. В опилках рыли ямы, норы, играли в прятки с соседскими ребятишками, кто приходил с соседних домов. Было шумно и весело. Я взяла и сдуру рассказала Сережке, что люблю Петьку. А Сережка взял и разболтал всем, и Петьке тоже. Было так стыдно, хоть на улицу не выходи. И я придумала сказку и рассказала брату, надеясь, что он всем расскажет, что я хожу в секцию боевого искусства, а туда набирают только проверенных парней.

–Вот я и хотела проверить Сережку, а он оказался болтун. А брат говорит:

–А ты проверь меня, расскажи мне что-нибудь по секрету, я никому не расскажу. А что его проверять – он весь на виду, все маме про меня рассказывает, да, еще и приврет. С ним и так все ясно. С ним в разведку не пойдешь, сразу предаст, ябеда.

На 23 февраля, я подарила Петьке открытку, смотрю идет.

–Здорово.

–Здравствуй Петя.

Сказала я культурно, ласковым голосом. Так он мне на 8 марта чулки капроновые, черные со стрелкой подарил, такие модные. Хоть стой, хоть падай. Мне так стыдно было, я чуть-чуть не расплакалась. А вообще, хороший мальчик был, жалко, что я его сильно стеснялась и боялась. Видимо и он тоже.

Я поняла, почему мы не выходим замуж и не женимся на любимых – мы просто трусливые. Выбираем, что попроще, а потом всю жизнь жалеем, кусаем локти или страдаем от нелюбимых и храним в памяти счастливые моменты свои несбывшиеся мечты. Почему так?

Шли годы, мы взрослели, потом Петька начал встречаться и дружить с красавицей Кирой. У нее были длинные, до пояса, русые волосы, длинные ресницы, красивая одежда и фигура. Куда мне до нее. А меня он все же продолжал любить тайно. Когда в компании собиралась молодежь, он с ней целовался, а смотрел на меня. Почему?

Дорога проходила мимо его дома. Иду, а там из динамика на всю улицу начала звучать песня Антонова:

–Для меня нет тебя прекрасней,

Но ловлю я твой взор напрасно.

Как виденье неуловимо,

Каждый день ты проходишь мимо.

Ну, что это еще может означать? Понятно. Сейчас я понимаю, что это было не что иное, как объяснение в любви. Но тогда я уже знала, что он не свободный, у них любовь, да и мне он больше ничего не предлагал. Кира проводила Петра в армию, клялась ему в вечной любви, плакала, а когда он через год пришел на побывку домой, она уже была с большим животом, бежала за ним и кричала:

–Петя я тебя люблю! Как это вообще понимать мужчинам, если даже я, женщина, не могу понять ее поступок? Тогда с его вечеринки я ушла домой пораньше, а он за мной пошел, проводил меня, а возле дома начал целовать меня так страстно, завалил меня в камышах, прямо в нашем штабе.

Но я не такая была, чтобы меня можно было, кому не лень, в камышах. Случайные связи мне не нужны. Мне всегда хотелось романтики, чтобы была свадьба, была семья. Я всегда боялась забеременеть без мужа. Потом как жить? Одной с ребенком на руках, осуждение, сплетни. Потом я его встретила много лет спустя, он был уже женатый, ребенок. Он объяснился мне в любви, предложил встречаться. Но я с женатыми не встречаюсь принципиально, мне или все, или ничего. Мне разборки с их женами не нужны.

День десятый.

Вернее, не день, а ночь. Потому, что я днем не пишу, мне или лень, или некогда. Пишу только по ночам, когда не могу уснуть. Когда воспоминания не дают мне спать и заполняют все мое сознание и роятся как пчелы в улье. Потому, что по ночам, как я уже говорила, один придурок не дает мне спать, который отвечает за мои воспоминания и обиды. И тогда я встаю и начинаю писать и плакаться. Может он меня жалеет. Но если он меня жалеет, дал бы лучше забыть все и дал бы мне лучше поспать. А то:

–Вот, ты вспомни, как тебя в детстве обижали. Я начинаю все вспоминать, начинаю себя жалеть и плакать. Обычно у людей о детстве только самые хорошие воспоминания. Еще его называют беззаботным детством. А у меня? Ничего хорошего вспомнить не могу, только плохое. Мама все время ругалась с отцом: