Цитаты из книг автора «Леонид Тишков»

Когда ты понял, что переносишь свою энергию, душевный порыв, переносишь что-то истинное на бумагу, — тогда ты прикасаешься к тайне творчества, к тайне изобразительного искусства и становишься художником.

Снег – слово, содержащее сон, негу, ген. Уснуть в снегу, в сугробе, как в огромной снежной матке, и умереть, это очень русская смерть, испытать негу небытия, хотя бы на краткий миг. Снежный ген – один из редких северных генов, он останется в наших ледяных останках, когда их найдут по весне среди внезапно вспыхнувших подснежников. Но кроме мягкого теплого снега, пушистых хлопьев, есть грозный острый ледяной ветер, метель, отчаянная сила, сбивающая прохожего с ног. Это – открытое пространство, сметенное, покрытое снежными задулинами, голубыми пятнами льдинок, и на этом пространстве видна отчетливая черная черточка – человек, уходящий за горизонт. Явственность человеческого одиночества ясно проявлена в снежном пейзаже.

Что так тянет меня сюда, в мой, собственно, дикий малолюдный край, где зима длинная, как Казанская железная дорога, а лето коротко, как жизнь воробья. Сирое место, убогое, втиснутое в узкую долину извилистой реки, перегороженную плотиной, возведенной для нужд чугунолитейного производства. Сам поселок вырос вокруг завода, как полип вокруг камня, отовсюду видна высокая кирпичная труба, иногда изрыгающая «лисий хвост», иногда черный дым. На эту трубу, как на штырь, насажен поселок, мой родной городок, где я родился и вырос. Зачем я еду в этом холодном скрипучем поезде? Увидеть родной дом? Но один, первый, уже сгнил и сломан, второй еле виден из-за сугробов, синея краешком наличника, третий еще стоит, крепкий, как гриб-боровик, обляпанный темно-серым цементом, куски которого отваливаются, как старая короста с кожи больного, оголяя кирпичи. В нем давно живут незнакомые мне люди, даже деревья, растущие рядом с ним, не узнают меня.

туру я рисовать не буду, потому что ее не опубликуют.

Сергей Тюнин, мэтр карикатуры, в белом костюме и бежевых ботинках, он тоже работал в «Смене», услышал его слова и вздохнул: — А я уже так не могу. Я все время, когда мне приходит что-то в голову, начинаю думать: нет, эту карика

Кроме того, зрительная память накачивает мускул, приходится вспоминать форму, движение проходящего мимо. Не так важно, как тщательно ты нарисовал его, главное — в этом наброске должен проявиться образ именно этого человека.

Начни с того, что ты видишь мир так же, как Леонардо. Почитай его дневники, заметки, изучи зарисовки. И ты увидишь: все, что он видел, — видишь и ты. И это уже хорошее начало. Потом обрати внимание на детали окружающего тебя мира, возьми карандаш и зарисуй кузнечика

Живопись Исаака Левитана, все его пейзажи — тоже совершенно новое видение. После «Золотой осени» Левитана мы смотрим на настоящую осень немножко его глазами, глазами Исаака Левитана. Она становится еще более живописной, еще удивительней — наша осень… Настоящий художник всегда множит мир в его великолепии, он не повторяет его.

Видеть — как при свете молнии! Это нам предлагает Ван Гог. И он видел именно так. Его солнце — ярче настоящего, его звезды — огромные шары, деревья растут, ввинчиваясь спиралями в небо, лодки, мосты, виноградники раскрашены всеми цветами радуги. Этот взгляд становится нашим взглядом, через свои картины он учит нас видеть скрытую энергию жизни

А вот что Мишо пишет о линиях: «Линия, тянущаяся к другой. Линия, избегающая другую. Приключения линий. Линия, счастливая, что она — линия, что она идет. Линия — и все. Крапины. Напыления крапин. Мечтательная линия. Заждавшаяся линия. Линия, не теряющая надежды».