Самое первое дело. Колобок, Колобок…

В тот день было пасмурно. Хмурились щекастые тучи, низко нависая над лесом и едва не касаясь верхушек сосен. Солнце скрылось еще утром и больше не показывалось. Изредка накрапывал мелкий нудный дождик. Осень начинала вступать в свои права, но было еще не очень холодно, а листва на деревьях лишь начинала желтеть.

Впрочем, сырость, дождь и осень мне по душе – я же утка! А вот Шерлоку Заю, судя по всему, не особо нравились бегущие по стеклам, кривляющиеся ручейки воды и завывания ветра в каминной трубе. На разгул непогоды он взирал с хмурой, весьма недовольной мордой и, закусив чубук давно погасшей трубки, о чем-то отстраненно размышлял. Даже мне, не владеющему мудреными методами анализа Шерлока Зая, было понятно, что сыщику скучно. Работы для него в последнее время находилось немного: то ли никто из преступников в такую погоду не хотел вылезать из своих нор и домов, то ли Шерлоку Заю все-таки удалось навести кое-какой порядок в лесу, и мелкие жулики попрятались.

Так или иначе, сыщик уже третий день прозябал дома, пребывая в дурном настроении. Томимый бездельем и скукой, он либо мерил комнату шагами, о чем-то размышляя, либо сидел в своем любимом кресле с газетой в лапах и попыхивал трубкой, к дыму которой, кстати сказать, я так толком и не привык. Гулять он выходил крайне редко, да и то лишь когда на улице устанавливалась относительно хорошая погода.

Сейчас приближалось время ужина, и я хозяйствовал на маленькой кухоньке, делая салат из морковки с капустой – его любимый. Сам я отдавал предпочтение зернам и молодым побегам, но ни того ни другого в доме, как назло, не оказалось.

Покончив с салатом, я перенес тарелку на стол в гостиную. Шерлок Зай сидел с газетой в лапах, но, как я заметил, смотрел в одну точку.

– Вы чем-то обеспокоены? – спросил я.

– И да, и нет. – Шерлок Зай оторвался от своих мыслей и взглянул на меня. – Безделье, друг мой, – ужасная, изнуряющая штука. Нет ничего хуже, чем томиться, не зная, к чему приложить лапы.

– Понимаю. В таком случае вы могли бы сходить в лавку и купить немного пшеницы. А я пока прибрался бы в доме и проветрил комнату.

– Каким же вы иногда бываете занудой, дорогой Уотерсон! Все вам не так: и дым мешает, и рабочий порядок.

– Вообще-то, подобное принято называть бардаком.

Мне стало немного обидно за недооцененность моего стремление держать дом в чистоте и порядке.

– Кстати о пшенице! – оживился вдруг Шерлок Зай, отложив газету на край стола. – Мне сегодня встретился наш общий друг Листрейд.

– Вы имеете в виду напыщенного болвана инспектора?

Я этого лиса, честно признаться, недолюбливал. Был он высокомерен, не в меру тщеславен и в каждом видел преступника. Даже мне, не совершившему в жизни ничего противозаконного, под его пристальным взглядом начинало казаться, будто я прожженный преступник. При всем при том он честно верил, будто является благодетелем звериного рода.

– Вы несправедливы к нему, – укоризненно покачал головой Шерлок Зай. – На самом деле он вовсе не такой болван, каким кажется. Просто он мало сомневается и действует несколько прямолинейно, без фантазии, что нередко приводит к серьезным ошибкам.

– Вот я и говорю: болван. К чему всякие витиеватые определения?

– Возможно, вы и правы, Уотерсон, но речь вовсе не о том. Мы с Листрейдом на днях разговорились, и между прочим он поведал мне об одном крайне любопытном деле, которое он расследует в данный момент.

– В чем же его суть, дорогой Шерлок? – Мне стало интересно, и я присел к столу, хотя собирался сходить в лавку за зерном. – Верно, оно крайне сложное и запутанное, если уж вы заинтересовались им.

– Вы как всегда правы, друг мой! Это дело вызывает у меня странное ощущение нелогичности.

– Вероятно, оттого, что им занимается Листрейд, – подсказал я.

– Вы неправы. В данном случае он здесь вовсе ни при чем, – отмел мои подозрения Шерлок Зай. – Просто мне кажется, факты, фигурирующие в нем, сильно притянуты за уши. – И, словно желая продемонстрировать высказанную образность, он вытянул длинные уши и пошевелил ими.

– И поэтому вы решили провести собственное расследование? – загорелся я, незаметно для себя самого подъедая салат моего друга.

– Скучно сейчас у нас, – уклонился от прямого ответа Шерлок Зай и печально вздохнул. – К тому же мне пришло на ум, что нам с вами вовсе не помешает немного развлечься. Как вы считаете, Уотерсон?

– Вам виднее, дорогой Шерлок, но в чем суть столь путанного, с вашей точки зрения, дела, так заинтересовавшего вас?

– О! – Шерлок Зай прошел к камину, выколотил о решетку сгоревший табак из трубки и, прихватив с полочки кисет, вернулся в кресло. Я невольно отодвинулся от него вместе со стулом и тарелкой – сейчас опять примется дымить, как паровоз! – Дело, на первый взгляд, действительно кажется простым: некто Рыжуа Лисье съедает редкое… Даже язык не поворачивается назвать его животным. М-м-м… скажем, существо. Так вот, Рыжуа съедает в зверском² месте существо, именуемое Колобком.

– Колобком? – удивился я, едва не пронеся мимо клюва щепотку мелко накрошенной капусты. – Кто он такой?

– Вот и я, подобно вам, Уотерсон, еще совсем недавно не подозревал о существовании некоего Колобка, – усмехнулся Шерлок Зай, раскуривая трубку. Выпустив густое облако дыма в потолок, он долго смотрел, как оно, струясь, тает под потолком, затем вновь перевел взгляд на меня. – Как выяснилось, Колобок появился на свет при крайне загадочных обстоятельствах – его испекла некто баба, то есть, представитель рода человеков. Собственно, Колобок есть не что иное, как шарообразный хлеб.

– Хлеб? – переспросил я, не веря ушам.

– Да-да, именно хлеб.

– Ничего не понимаю! – развел я крыльями. – Впервые слышу, чтобы кого-нибудь осудили за поедание хлеба. Он что, ваш инспектор, не в своем уме?

– Вы нетерпеливы, друг мой, – покачав головой, пожурил меня Шерлок Зай. – По форме Колобок – действительно хлеб, а вот по сути… – Сыщик почмокал губами и, прищурившись, выпустил облачка дыма одно за другим. – По сути – живое существо, которое впору занести в Красную книгу.

– Так он что же, действительно живой?

– Не меньше, чем мы с вами, коллега!

– Невероятно!

У меня не укладывалось в голове, как хлеб может быть живым?! Воистину есть вещи, недоступные нашему пониманию.

– Более чем, и тем не менее… Баба испекла Колобка, и тот неизвестным науке способом ожил.

– От человеков чего угодно можно ожидать, – проворчал я, собирая со стола кусочки капусты и морковки и отодвигая наполовину опустевшую тарелку. – Но как Колобок оказался в лесу?

– Сбежал. Представляете? Сбежал от бабы и деда и отправился искать приключения на… Ну, вы понимаете, о чем я.

– Да-да, я прекрасно понимаю. В общем, он их нашел.

– Именно! Как утверждает Листрейд, Колобка в лесу видели многие – и заяц, и волк, и медведь – но смерть свою жертва нашла именно в желудке Лисье. Правда, тот заявляет, что ничего подобного не совершал, ведь Колобок, во-первых, был огромным и не поместился бы в желудке худого лиса, а во-вторых, Лисье предоставил алиби, согласно которому его не могло быть на месте преступления в указанное время.

– Но позвольте! – встрепенулся я. – Откуда в таком случае Рыжуа осведомлен о размерах Колобка?

– Со слов Лисье, он проходил мимо медведя, когда Колобок сидел у того на носу, и медведь собирался им полакомиться. А Колобок тем временем хвастался перед медведем своей удалью. Звучало это, если мне не изменяет память, примерно так: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел, а от тебя, медведь косолапый, и подавно уйду». После чего Колобок засветил медведю в глаз и покатился дальше. Лис же посмеялся над незадачливым медведем и пошел дальше по своим делам.

– В таком случае не совсем понимаю, в чем проблема? – задумчиво произнес я. – Если медведь его видел – я имею в виду Лисье…

– В том-то и дело, дорогой Уотерсон! – воскликнул Шерлок Зай. – Следствие, разумеется, допросило всех причастных к делу, в том числе и медведя, но тот категорически отрицает инцидент с Колобком, хотя его левый глаз действительно совершенно заплыл.

– Отрицает? Но почему? – поразился я.

– Подозреваю, тут дело в уязвленном самолюбии. Вам бы на его месте захотелось, чтобы о вас говорили: вот здоровенный лохматый дуралей, получивший в глаз от куска хлеба?

– Вряд ли. Но ведь речь идет о невиновности зверя!

– Видимо, медведя чужая невиновность беспокоит гораздо меньше, нежели собственная репутация. А синяк он объясняет очень просто: напоролся ночью на сук в собственном дворе.

– Но неужели и в самом деле не нашлось других свидетелей?

– К сожалению, Листрейду найти их не удалось. То ли действительно никто не присутствовал при стычке Колобка с медведем, то ли побаиваются связываться с последним. Но, как говорится, факт налицо. Однако следствию удалось установить еще двоих подозреваемых с аналогичными повреждениями вокруг глаз. Ими оказались заяц и волк – этим тоже удалось успешно выкрутиться. И в их случае также свидетелей не нашлось.

– Уму непостижимо!

– Полностью с вами согласен, дорогой Уотерсон, – сказал Шерлок Зай, попыхивая трубкой. – Все это очень и очень странно. Я бы даже сказал, попахивает весьма непонятным сговором. Но вот Лисье уж точно не повезло.

– Но почему обвинили именно его?

– На месте предполагаемого преступления была найдена сухая корочка хлеба, обгрызенная, как полагает следствие, именно зубами Лисье, а в доме лиса обнаружены огромный разделочный нож и хлебные крошки.

– И… все? – выдохнул я, уставившись широко распахнутыми глазами на сыщика. – Вы хотите сказать, что для ареста зверя хватило подобных улик?

Шерлок Зай кивнул.

– В общем, да. Но корочку к тому же опознала баба, заявившая о пропаже Колобка. А вы знаете не хуже меня, чем может закончиться недовольство человеков. И потому вполне допустимо предположить, что из Рыжуа Лисье решили сделать козла отпущения.

– Похоже на то, – пробормотал я. – С чего же вы предполагаете начать расследование?

– Для начала я хотел бы лично побеседовать с Лисье и осмотреть улики.

– А не будет ли против Листрейд? – засомневался я.

– Вздор! – возразил Шерлок Зай. – Он не воспринимает меня всерьез, и нам с вами это на лапу, коллега.

– В таком случае не вижу причин откладывать встречу с ним!

Я решительно поднялся из-за стола. Нужно было как можно быстрее спасать несчастного, ни в чем не повинного лиса.

– А как же ужин? – несколько расстроился мой друг.

– Мне кажется, дорогой Шерлок, у нас нет времени на подобные глупости. Поспешим же!

Шерлок Зай бросил печальный взгляд на жалкие остатки салата, вздохнул и выбрался из своего любимого кресла. По-видимому, он уже сильно жалел, что завел разговор до ужина, а не после него.

В криминальном отделе полиции Среднелесья было сумрачно, тихо и невесело. Пыльный коридор со сколоченными тяп-ляп стенами из плохо отесанных досок и множеством перекошенных дверей навевал тоску и уныние. На лавках в ожидании своей очереди сидели несколько хмурых животных. Их охраняли доблестные полицейские. Некоторые из последних бессовестно дрыхли, повесив носы и отвалив челюсти. На нас с Шерлоком Заем никто не смотрел, будто нас и не было вовсе. Пройдя почти до конца длинного коридора, мы открыли узкую дверь и остановились на пороге.

Кабинет инспектора Листрейда после серого и унылого коридора показался на удивление просторным и светлым. Окно занимало полстены от середины до потолка; подле окна стоял стол. За столом, зарывшись по уши в бумаги, сидел Листрейд собственной персоной.

Я с интересом огляделся. Здесь все было с приставкой «слишком»: слишком большое окно, слишком роскошный стол, слишком много на нем бумаг, отчего создавалось впечатление, будто хозяин кабинета желает показать, насколько он загружен делами. Еще в кабинете оказалось слишком мало стульев – всего один свободный напротив стола, к тому же прибитый к полу внушительными кривыми гвоздями.

Листрейд поднял голову и бросил на нас затравленный взгляд поверх бумаг. Я заметил, как инспектор что-то шустро спрятал в выдвинутый ящик стола, только не успел понять, что именно. Таинственное нечто походило на незаконченный спичечный домик.

– А, дорогой Шерлок! – почему-то обрадовался Листрейд и вскочил из-за стола. Подбежав к нам, он привычно обнюхал нас и с улыбкой пожал нам лапу и крыло. – Очень рад! Очень! Чем могу служить?

Он склонял голову набок и приглядывался к нам неприятным оценивающим взглядом, будто голодный слон к худосочной морковке.

– Добрый вечер, инспектор, – поздоровался Шерлок Зай. Пройдя к столу, он попытался заглянуть за бумаги, но Листрейд скользнул на свое место и прикрыл столешницу широким листом. – Помните, вы говорили про дело, которое сейчас ведете?

– Убийство Колобка? – вскинул белые брови инспектор. – Неужели оно вас заинтересовало?

– Немного, – скромно отозвался сыщик.

– Но дело уже закрыто и завтра-послезавтра будет передано в суд.

– О! От всей души поздравляю вас, инспектор! И тем не менее мне было бы крайне любопытно вникнуть в детали дела.

– Что же я могу для вас сделать?

– Сущий пустяк, – махнул лапой Шерлок Зай. – С вашего позволения, мне бы хотелось взглянуть на улики и лично переговорить с обвиняемым.

– Почему бы и нет, – пожал плечами Листрейд. – Уверен, ваши потуги любителя уже не смогут нанести вреда делу. Пройдемте! – Листрейд важно указал на дверь.

– Благодарю, – слегка склонил голову Шерлок Зай и последовал за инспектором.

Мне не осталось ничего другого, кроме как направиться за ними.

Бараки предварительного заключения располагались в широком дворе полицейского участка, окруженном высокой бревенчатой стеной. Сколоченные из толстых, крепких досок, невысокие, в рост медведя, стены бараков – их было два, вытянутых и разделенных глухими перегородками – отгораживались от мира решеткой, заменявшей четвертую стену. Нет, я все понимаю, конечно, – тюрьма и прочее, а ну как зима нагрянет?..

Почти все камеры пустовали, за исключением четырех, в которых томились заключенные, хмуро взирающие на нас сквозь прутья решеток. Подстилка из соломы, замызганная чашка и дыра в полу, прикрытая дощатой крышкой – взглянув на эту удручающую картину, кому угодно расхочется вступать на кривую стезю порока.

– Прошу прощения, инспектор, – не вытерпел я, – но вам не кажется несколько жестоким подобное отношение к заключенным?

– Что вы имеет в виду? – не понял Листрейд – или сделал вид, будто не понял.

– Я хочу сказать, что, на мой взгляд, содержать заключенных в таких условиях не совсем гуманно.

– Ах, вон вы о чем! – отмахнулся Листрейд. – Так здесь не пансионат, дорогой мой Кряк, а изолятор. Законопослушные звери живут в теплых норах и удобных домах, а преступившие закон – в клетках.

– Но ведь они еще даже не осуждены! – не согласился я.

– О, за этим дело не станет, уж поверьте! – напыщенно произнес Листрейд.

Он остановился у одной из клеток, в которой у дальней стены, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в доски, лежал Рыжуа Лисье.

– А вот и ваш заключенный, господа! Я подожду в сторонке, а то, знаете ли… – Листрейд наклонился почти к самому моему уху и зашептал: – Здесь ужасный запах, который мой тонкий нюх отказывается обонять.

Его тонкий нюх! А каково мне, с моим еще более тонким нюхом?

Из клеток действительно несло просто невыносимо, но выхода у меня не было… И все же я никак не мог решиться ступить внутрь клетки через открытую инспектором дверь.

Листрейд, похоже, догадался о причине моего замешательства и сделал нам с Шерлоком Заем одолжение.

– Заключенный Лисье! – гаркнул он. – Выйдите из клетки. Эти господа желают с вами поговорить!