На 1 января 1914 г. население Архангельска насчитывало 43 388 человек. На современников, впервые попавших в Архангельск, город производил довольно жалкое впечатление. Британский консул Д. Янг писал о нем в 1915 г.: «Край света, где люди жили, прозябая, где свиньи весной и осенью валялись в луже грязи, на всех улицах, кроме главной, где наглые козы срывали и пожирали красочные плакаты в лужах, где коровы, бредущие без присмотра в летние вечера с общинных пастбищ, сами заворачивали во дворы своих хозяев»^[3].

Санитарное состояние Архангельска было крайне тяжелым. В городе не было канализации, водопровод был лишь в нескольких центральных кварталах, но и водопроводная вода не считалась достаточно очищенной, т. к. отсутствовали дренажные сооружения. Город был расположен в болотистой местности, что создавало большие проблемы, особенно весной, когда поднимались грунтовые воды. Наиболее тяжелое положение складывалось на городских окраинах: в Кузничихе, на острове Соломбале и в не входивших в состав города пригородах: Маймакских поселках, Экономии, Бакарице, левом берегу Исакогорки и др. В них проживало подавляющее большинство из 20 тыс. городских рабочих, в основном из близлежащих деревень, но также из других губерний, приезжавших в город во время навигации. Социальное неравенство в Архангельске бросалось в глаза сильнее, чем в других российских городах. На добыче и торговле лесоматериалами, на судоходстве делались колоссальные состояния, именно для их владельцев действовали небольшая телефонная сеть на тысячу номеров, водопровод, три небольшие частные электростанции, обслуживающие несколько десятков домов. В связи с тем, что город вытянулся вдоль Двины, передвижение по нему было затруднено.

Многие иностранцы в XVII – начале XX в. приезжали в Россию в надежде разбогатеть. Архангельск был одним из первых русских городов, где они обосновались. С 1620-х гг. здесь существовала иностранная колония, т. н. «немецкая слобода», превратившаяся в лучший район города. Среди ее жителей были выходцы из различных стран Европы, но в большинстве из Германии, о чем говорили названия улиц: Гамбургская, Прусская и Любекская (до 1916 г.). Часть жителей немецкой слободы насчитывали несколько поколений предков, живущих в Архангельске, но, несмотря на это, их родным языком оставался немецкий. На нем велось обучение в «немецком училище», служба в местной кирхе. Немецкий клуб считался самым престижным в городе, но русских пускали туда крайне редко. Архангельск был, наверное, самым космополитическим российским городом. На многих российских деятелей культуры, впервые попавших в него, это производило отрицательное впечатление. В. Немирович-Данченко, посетивший Архангельск в 1870-х гг., назвал его «немецким городом».

Среди представителей городской элиты, богатых купцов было много людей с иностранными фамилиями. Большей частью это были российские подданные, но многие – поданные других стран, в том числе и тех, с кем Россия будет воевать в Первой мировой войне. Пост городского головы в 1895–1917 гг. занимали два человека – богатейшие люди города, лесопромышленники В. В. Гувелякен и Я. И. Лейцингер. Впрочем, подавляющее большинство местных предпринимателей, вне зависимости от гражданства, религии и национальности, думали, прежде всего, о том, чтобы как можно скорее получить максимальные доходы и как можно меньше тратить средств на усовершенствование производства. Из-за примитивных способов сплава и хранения бревен значительная их часть по пути к порту портилась и теряла большую часть стоимости.

Многие из жителей не отличались изысканным вкусом и предпочитали простые жизненные радости. Евгения Фрезер, отец которой был русским архангельским купцом, а мать англичанкой, через много десятилетий с улыбкой вспоминала рассказы матери о невиданных в ее далекой Шотландии архангельских «лукулловых пирах»: «Я помню мамин рассказ о первом званом вечере, когда мадам Суркова, жена богатого пивовара, праздновала именины. Приглашение было на чай на 9 вечера. Как пояснил Герман (отец автора воспоминаний. – Л. П.), это предполагало явиться в вечернем платье. “Вечернее платье на чашку чая – как странно”, – подумала мама.

Когда мама и папа прибыли в дом Сурковых, хозяйка сидела в гостиной за серебряным самоваром. “Идите сюда, дорогая, – позвала она Нелли (мать автора воспоминаний. – Л. П.), – расскажите мне что-нибудь о сегодняшней Англии”… молодые горничные с чашками и пирожными сновали среди гостей. После чая самовар был убран, на столе появились яства. Икра трех цветов – серая, черная и ярко-оранжевая, маринованный сельдь, копченый лосось, паштеты, омары, сыры, а к ним водка и ликер, который очень нравился дамам, – рябиновка на коньяке. Когда, казалось, все насытились, и этот стол был убран, Нелли подумала, что вечер заканчивается, и дала знак Герману, <…> что пора бы собираться, на что он отрицательно качнул головой <…>. Ровно в полночь дворецкий объявил, что подан ужин. <…> Это был уже настоящий гаргантюанский пир – консоме с грибными пирожками, осетр в вине, грудки куропаток в сметане, блинчики с икрой, <…> затем кофе, мороженое разных сортов и фрукты. Лишь после этого дамы стали разъезжаться по домам, но их мужья остались еще и, собравшись в кабинете, играли в карты. В 6 часов утра подали завтрак, после чего последние из приглашенных на чай разъехались по домам переодеться и отправиться в контору»^[4].

Помимо Архангельска, других крупных городов в губернии не было. Из еще семи городов самым большим был Онега (2,5 тыс. жителей), самым маленьким – Кола (600 человек). Города с немощеными улицами, одним или двумя каменными зданиями мало отличались от деревень. Из 500-тысячного населения губернии ок. 90 % составляли сельские жители. Несмотря на такой большой процент сельского населения, самостоятельно обеспечить себя продовольствием Архангельская губерния не могла. Для развития интенсивного сельского хозяйства не было подходящих природных условий: суровая северная природа с длинной зимой и коротким холодным летом. Из-за частых заморозков случались неурожаи. Помимо тяжелого климата, в губернии были крайне примитивные формы ведения сельского хозяйства. Большинство крестьянских хозяйств использовали деревянные сохи, отсутствовала любая сельскохозяйственная техника, а во многих хозяйствах и лошади. Практически не было удобрений, налаженной системы мелиорации, прогрессивных севооборотов.

Северная деревня никогда не знала крепостного права, и большинство крестьян, особенно в наиболее сельскохозяйственно развитом уезде Шенкурском, были удельными. Несмотря на обширные земельные просторы, крестьянское хозяйство страдало от малоземелья. После реформы 1861 г. земельный надел был определен в 7 десятин на одну мужскую душу. На Севере было много покрытых лесами земель, и получить их крестьянам под т. н. расчистку было сравнительно просто. Но маленькие крестьянские хозяйства, страдавшие от недостатка скота и сельхозтехники, осваивали эти участки земли крайне медленно. Архангельский губернатор С. Д. Бибиков после посещения Шенкурского уезда в 1912 г. отмечал, что, получив наделы удельной земли, «население значительно выросло, а удельные угодья путем разработки лесных зарослей увеличились всего на 8 %, вследствие чего удельный надел в начале 900-х в среднем не превышал 1,5 десятин на наличную душу»^[5]. От 3/4 до 4/5 потребляемого хлеба ввозилось из других районов России, в основном из Сибири. Губерния сама обеспечивала себя овощами, картофелем, мясом, добываемым охотой. Несмотря на то что рыболовством занималось много людей, обеспечить население рыбой архангельские поморы не могли. Рыбу добывали норвежские моряки, у которых поморы ее покупали или меняли на сибирский хлеб, а затем доставляли на губернскую ярмарку. Доходов от сельского хозяйства, охоты и рыболовства крестьянам не хватало, и все более значительную роль стали играть разнообразные промыслы, в основном заготовка леса и смолокурение. Крестьянские артели занимались заготовкой и сплавом леса. Многие крестьяне уходили на сезонную работу в города, на лесозаводы и в порт.

Бурная общественно-политическая жизнь в стране в начале XX в. затронула и Архангельскую губернию. Местных общественных деятелей волновали как общие проблемы, стоящие перед страной, так и проблемы развития Русского Севера. Во время революции 1905–1907 гг. стали образовываться отделения общеполитических партий. Много сторонников нашлось у Партии народной свободы (ПНС). Губернский партийный комитет был создан в октябре 1905 г. Немногим позже образовались уездные комитеты в Онеге и Шенкурске. В партийную организацию в основном входили представители интеллигенции и буржуазии. Лидерами местных кадетов стали присяжные поверенные: Н. А. Старцев и И. А. Криво-ногов; врачи: Н. В. Мефодиев – начальник лазарета Красного Креста и С. Ф. Гренков. В партию входили известные архангельские промышленники и торговцы: С. С. Александров, Н. А. Калинин, Х. Н. Манаков и др. Вопреки утверждениям советских историков о том, что ПНС поддерживали только представители кулачества, которых на Севере было очень мало, ПНС пользовалась в северной деревне популярностью, и крестьяне иногда записывались в партию практически всем сельским обществом. В конце 1905 г. в нее вступили 116 домохозяев Верхне-Мудьюжского сельского общества Онежского уезда^[6]. Архангельская партийная организация насчитывала 170 человек, Шенкурская – 130, Онежская – 116^[7]. Кадеты смогли добиться избрания своих представителей в Российскую Государственную думу. В 4-й Государственной думе губернию представляли Старцев и Кривоногов.

В борьбе за популярность в Архангельской губернии с кадетами могли поспорить эсеры. В губернии существовали значительные эсеровские организации, состоявшие в основном из рабочих и крестьян. Первая эсеровская группа в Архангельске была создана в 1904 г. В 1906 г. был образован губернский комитет. В этот год в Архангельске в партию входили 300–350 человек, в селе Ковда – 111^[8]. Существовали организации в Мизени и Шенкурске. Подавляющее большинство членов партийной организации Архангельска составляли рабочие^[9]. В Шенкурском уезде функционировали три крестьянские эсеровские организации с небольшим числом представителей интеллигенции. В 1905–1906 гг. в нем вспыхнули крестьянские волнения, в которых эсеры играли большую роль. Для их подавления по распоряжению председателя Совета министров пришлось посылать войска. Крестьяне создали «Союз шенкурских крестьян». Требования крестьян носили радикальный характер: увеличение крестьянских наделов за счет передачи им удельных, казенных, монастырских и некоторой части частных земель без выкупа. Для удовлетворения своих требований крестьянские съезды постановляли: «Прекратить взносы выкупных платежей и государственного земельного налога, за исключением земского сбора, не платить арендных денег в удельное ведомство, а лесными материалами из уездных дач пользоваться безвозмездно…»^[10] Они требовали «предложить родителям и родственникам служащих в солдатах, чтобы они сообщили последним не стрелять в народ, так как они расстреливают своих братьев, борющихся за свободу и право». А в отношении солдат из местных жителей, которые все-таки будут стрелять, было решено: «…по возвращении со службы наложить бойкот»^[11]. Воплощая в жизнь постановления съездов, крестьяне рубили лес в удельных дачах, прекратили выплату всех платежей. Для защиты от полиции было решено приступить к организации дружин: «Набор дружин должно произвести каждое общество»^[12]. Движение удалось подавить только в конце 1906 г., после присылки в уезд воинской части. Были арестованы 50 человек, в том числе 21 крестьянин. О популярности партии среди крестьян Архангельской губернии свидетельствует и ее победа на выборах во 2-ю Государственную думу, когда от губернии были избраны два депутата, один из которых присоединился к эсеровской фракции, а второй – к очень близкой ей фракции трудовиков. Социал-демократы были представлены значительно слабее, чем эсеры. Хотя комитет РСДРП был создан в Архангельске в 1903 г., в состав социал-демократической организации входили ссыльные, представители местной интеллигенции, учащиеся старших классов и совсем немного рабочих. Комитет создал типографию и выпустил несколько листовок. Но в сентябре 1907 г. комитет был разгромлен полицией, его члены арестованы, типография ликвидирована. Во время революции 1905–1907 гг. в Архангельской губернии происходили забастовки, но, в отличие от других районов страны, они носили исключительно мирный характер. Рабочие выдвигали только экономические требования^[13]. Крупнейшая забастовка в Архангельске в мае – июне 1906 г., в которой участвовали ок. 9 тыс. рабочих семнадцати лесозаводов, проходила исключительно мирно. Демонстрации устраивались только с разрешения губернатора. Переговоры рабочих с предпринимателями велись при посредничестве губернатора Н. Н. Качалова и закончились подписанием компромиссного соглашения. Рабочий день был сокращен на 1 час, а зарплата повышена на 10–20 %.