Глава 2

Сочи встречает меня прекрасной погодой и солнцем. Беру такси. Ещё сорок минут томительных раздумий, и я выхожу возле Зимнего театра. В меховой куртке и норковой шапке я выгляжу нелепо на улицах, залитых солнечным светом и теплом. Снимаю куртку, перекидываю через плечо сумку и бодро шагаю по Курортному проспекту. Я отдыхал в Сочи с семьёй несколько раз, знаю город неплохо, тем более центр. Вот новая башня на Депутатской, дорога пошла вверх, всё, как рассказывала Лиля ещё летом, теперь налево; чистый, ухоженный подъезд, лифт, и я стою перед металлической дверью с цифрой 86 перед глазами. Сердце колотится в груди. В голове гул, обрывки фраз. Я поднимаю руку и жму на кнопку звонка.

Дверь распахивается, но вместо Лили передо мной стоит плотный лысеющий мужчина в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Многое я передумал за пятнадцать часов полёта и сидения в аэропортах, но то, что дверь мне откроет Лилин муж, даже не приходило мне в голову. Лиля говорила, что вахта заканчивается первого февраля, и, значит, домой он должен был прилететь пятого или четвёртого, не раньше. А вот теперь он стоит в дверях и смотрит на меня изумлёнными глазами. Сверху доносятся чьи-то голоса, шаги по лестнице, и я, отодвинув мужчину в сторону, прохожу в коридор и закрываю дверь. Только скандала с дракой на лестничной клетке мне не хватало. Я смотрю на мужчину и думаю, как мне сказать, что я увожу у него жену.

Но он бледнеет на глазах и, подняв к груди руки, говорит:

– Только никаких драк и скандалов! Умоляю! Я вас не боюсь, просто мы с Лилей… Лилией Эдуардовной, очень перед вами виноваты, и мне не хотелось бы причинить вам ещё и физическую боль. Я работаю преподавателем физкультуры в той же школе, что и ваша жена, и к тому же я – мастер спорта по боксу, у вас нет никаких шансов в драке со мной. А нелепая ситуации возникла только потому, что мы вас ждали не раньше четвёртого февраля. Давайте пройдём на кухню и поговорим как взрослые люди!

Я понимаю, что он принимает меня за Лилиного мужа, вернувшегося с вахты раньше положенного срока. Очевидно, моя меховая куртка и сумка сбили его с толку.

Я бросаю вещи в угол, прохожу на кухню. Замечаю в комнате беспорядочно разбросанные вещи, а в раковине, под краном, – горку немытой посуды. Моя Нина никогда бы не позволила себе такого. Даже когда она болеет, в доме всегда чистота и порядок! Моя Нина? Моя?

– Как у вас погода на севере? – наливая чай в красивые фарфоровые чашки, спрашивает всё ещё бледный физрук. – Холодно?

– Когда вылетал, было минус тридцать семь, – честно отвечаю я. – Но мне хотелось бы побольше узнать про ваши с Лилей отношения? Как давно они начались?

– Вы не думайте плохо! Я не какой-то донжуан, а Лиля, извините, Лилия Эдуардовна, сами знаете, порядочная женщина. У нас всё серьёзно! Не какие-то любовные интрижки или шуры-муры! Я ушёл от жены, а Лиля ждала только вашего возвращения, чтобы рассказать обо всём. Мы просто решили прожить эти два месяца в вашей квартире, чтобы не тратить деньги на съёмную. Сами знаете, какие здесь цены, а нам надо доработать учебный год хотя бы до июня.

– Вы давно встречаетесь?

– С Восьмого марта. Вы были на вахте, и Лиля… Эдуардовна предложила учителям собраться у вас на квартире, чтобы отметить праздник. Пришло человек пятнадцать, было очень весело, а потом меня оставили помогать хозяйке мыть посуду. Я был единственным мужчиной, вот меня и оставили.

– Логично! И похоже, что до сих пор посуду моете только вы один! Между нами, вы хоть поняли, что хозяйка она – ну просто никакая!

– Это да! Но я женился после тридцати, так что привык всё делать сам, готовить, стирать, убирать, даже шить. Я и сейчас готов всё делать по дому, лишь бы Лиле было хорошо и удобно. Мне от неё надо только одно – чтобы она просто была в доме, читала стихи, смеялась и светилась от радости! Она – как солнце! Освещает всё вокруг каким-то особенным светом!

– Да! Я сам когда-то называл её Солнышком! – усмехнулся я. – А вам не трудно было уходить от жены? Ведь вместе прожито столько лет, дети, общие воспоминания!

– Я никогда не был женат официально. В тридцать два снял комнату у женщины с двумя детьми, очень недорого, и как-то так получилось, что мы стали жить вместе. Сейчас дети выросли, а с женой мы частенько ругались – она и раньше любила посидеть с подругами, выпить, а последнее время как с цепи сорвалась. Каждый день навеселе. Где деньги берёт, с кем пьёт? В общем, мне уйти от неё было очень нетрудно. Как-то не заладилось у нас всё с самого начала.

– Да, невесёлая у вас семейная история. А с Лилей, значит, вы встречаетесь уже восемь месяцев?

– Нет. Вы же знаете, что в конце июля она ездила в Сибирь, продавать квартиру матери. Вернувшись, она порвала наши отношения, без всяких объяснений. Я пытался выяснить, что же произошло: может, ей наговорили что-либо про меня или сама что-то нафантазировала. Но Лиля не хотела даже разговаривать со мной, и я перестал её беспокоить. А первого декабря она остановила меня прямо в коридоре школы и сказала, что если я действительно её люблю, то должен доказать это делом, а не словами. В тот же день я поговорил с женой и переехал сюда. Да вы не думайте, мы уедем сегодня же, найти съёмную квартиру зимой не проблема.

– Никуда уезжать не надо до первого февраля. Я здесь в командировке, проездом. Так что полтора месяца ни о чём не беспокойтесь.

– Простите, но можно я пожму вашу руку! Вы – человек большой души! А я думал, что у нас всё закончится дракой, я даже начал усиленно тренироваться. Лилия Эдуардовна много про вас рассказывала, и я представлял вас абсолютно другим человеком! Близкие люди иногда совсем не понимают друг друга…

– Я бы вам посоветовал не прекращать своих тренировок. В жизни всякое может случиться, да и здоровье никогда не помешает. А сейчас, извините, мне пора, поезд через два часа, билеты ещё не куплены, так что надо спешить. Передайте Лилии Эдуардовне привет и вот эти ключи, она знает, что с ними делать.

Я положил на стол ключи от квартиры, в которой летом провёл столько восхитительных часов рядом с Лилей, перекинул сумку через плечо и, захватив куртку, вышел на лестничную площадку.

В аэропорту, почти перед самой посадкой, я прочитал в ноутбуке письмо от Лили:

Здравствуй, Костя! Я пишу это письмо не для того, чтобы попытаться вернуть наши отношения, мы понимаем, что после того, что ты увидел, между нами всё кончено. Нет, я хочу сказать тебе, что я не такая уж законченная дрянь, какой ты можешь меня считать. Я просто очень боюсь, что не получу от жизни свой кусочек счастья, торопливо хватаю всё, что лежит под рукой, и глотаю вместо халвы дерьмо. Очевидно, счастье и его лакомые кусочки не любят торопыг.

Помнишь, как мы соревновались в том, кто больше знает кратких прикольных выражений? Ты уже закричал: «Победа», после «Верна троим, но не предел и это!». Но я вспомнила: «Вы мне хотели жизнь испортить? Спасибо. Справилась сама!». Какое нелепое и страшное пророчество. Оба эти выражения. Иногда мне кажется, что кто-то смеётся над людьми, играя нашими судьбами и перемешивая их, словно шары, в огромном барабане. Наши шары дважды ударились друг о друга. И оба раза я причинила тебе такую боль, что не имею права и не хочу искать себе оправданий. Я недостойна тебя. Наши шары разлетелись в разные стороны окончательно и бесповоротно. Но мне больно от того, что ты думаешь обо мне хуже, чем я того заслуживаю. Ведь я всегда, и очень сильно, любила тебя! Поэтому прошу – прости меня! Прости и прощай.

Когда-то твоя… Искренне любившая, Лилька!

Лилия – белый цветок.

(Как ты меня называл когда-то.)

Я снова в родительском доме. Из Сочи прилетел сразу сюда, не поехал к Нине, не хватило духу. Дело не в мужской гордости, или гордыне, просто не смог посмотреть в глаза близкому человеку, которого неожиданно со всего маху ударил под дых.

Прошло католическое Рождество, приближались новогодние праздники. Как-то поутру мама вручила мне длинный список продуктов, и я отправился по магазинам, взяв машину отца. А когда вернулся, то увидел во дворе свой старенький джип, припаркованный на заснеженном газоне, прямо под окнами нашей квартиры. Так могла припарковаться только Нина. Я обошёл машину кругом, положил на капот руку – ещё тёплый, значит, приехала только что.

Завибрировал телефон в кармане, мама произнесла весёлым голосом:

– Долго вокруг машины ходить будешь? Завтрак стынет!

– Бегу, мама, бегу!

У меня гора свалилась с плеч: если мама взялась за дело, она сможет помирить меня с Ниной. А то я уже не знал, что делать, мучился все эти дни.

Я схватил сумку с продуктами и взлетел на свой этаж, шагая через три ступеньки.

В зале был накрыт стол, за которым сидели мама и Нина. Я присел с краешка, приступил к завтраку. Нина фыркнула, а мама засмеялась во весь голос и сказала:

– Ты прямо сирота казанская, обездоленная и униженная! Садись за стол, как положено мужику, прямо и гордо! Хотя гордиться тебе, надо сказать, нечем… Наворотил ты дел, за год не распутаешь.

– А что это ты вернулся так быстро? – ввернула Нина. – Или новая жена плохо встретила?

– Чего молчишь? – продолжила мама. – Нине спасибо скажи, что не помнит зла, а понимает, что конь о четырёх ногах и то спотыкается!

– Мама, я ещё ничего не решила! Я просто привезла его инструменты и перегнала машину. Ему она нужней, а я могу и на автобусе до работы добираться.

– Ну ладно. Разбирайтесь тут без меня, мне ещё в магазин сходить надо.

– Подожди, мама, – впервые открыл рот я. – Всё куплено, нечего уже покупать. Оставайся дома, а мы с Ниной проедем куда-нибудь в тихое место, поговорим.

Мы встали из-за стола, оделись и вышли на улицу.

– Может быть, в центр? – спросил я. – Сейчас везде пусто, никто не помешает нам спокойно поговорить, сядем где-то в уголке.

– Нет. Помнишь, как двадцать два года назад мы приехали к родителям после свадьбы? И перед самым отъездом мы пошли в зоопарк. Там ещё было такое уютное-уютное маленькое кафе, в котором нам было так хорошо… Я часто вспоминала его, когда мы ссорились. Хотя его, может, уже давным-давно снесли.

– А вот мы и увидим, снесли его или нет.

Мы приехали в зоопарк. Кафе стояло на прежнем месте, и зоопарк стоял, только звери переехали в зимние вольеры и посетителей не было.

Мы зашли в кафе, в котором было тепло, светло и вкусно пахло крепким кофе и свежей выпечкой. Сели за дальний столик, почти у самой двери, заказали салатики, кофе и сладкие пирожки на десерт. Принявшая заказ официантка ушла, и мы остались вдвоём, в небольшом, по-домашнему уютном зале, празднично украшенном гирляндами и ёлочными игрушками.

– Костя, ну неужели ты действительно ничего не помнишь? – с огорчением спросила Нина. – Здесь нам было так хорошо! Только ты чуть не подрался с официантом.

– Точно! – едва не закричал я. – Вспомнил! Молодой такой и наглый. Он всё время пялился на твою грудь. Я ему рубашку порвал.

Совсем другими глазами я осмотрел кафе, узнавая и барную стойку, и ряд холодильных шкафов, и металлические кованные светильники, развешанные по стенам. Как я мог забыть нашу поездку? Почему не вспоминал о ней? Родители искренне радовались нашему приезду, а Нина очень старалась им понравиться. Она каждый день мыла полы, перетирала посуду, что-то варила, жарила. И отец, хитро посмеиваясь, повторял: «Ай да Костя! Ай да молодец! Вот отхватил нам невестку, так отхватил!»

Нина краснела, а я любовался ею – тонкая талия, пышная, высокая грудь, красивое лицо. А потом я забыл и про это кафе, и про нашу любовь! А ведь у нас было так много хорошего: наши горячие, прекрасные ночи, рождение детей, их первые шаги, покупка нашей первой квартиры. Как я мог всё это забыть, всё это предать? Внутри меня что-то сломалось, и, уронив голову на стол, я затрясся от рыданий. Напряжение последних недель вырвалось наружу.

Нина подскочила ко мне, и я спрятал лицо на груди жены. А она гладила меня по волосам, по вздрагивающим плечам и повторяла:

– Ну что ты, Костенька? Ну что, дорогой? Всё уже позади. Мы снова вместе и уже навсегда. Клянусь, что никогда даже словечком не упрекну тебя ни в чём. Никогда, даже в мыслях!

Я долго не мог успокоиться, но всё имеет конец, даже мужская истерика. Стыдясь своих слёз, я прошёл в туалет и долго растирал лицо и шею ледяной водой. Нина ждала меня возле двери, мы обнялись и всё стояли и стояли, наслаждаясь вернувшимся к нам покоем и счастьем.

– А знаешь, – вдруг засмеялась жена, – я впервые подумала, что ты стареешь!

– Почему?

– Раньше, после примирения, ты обязательно затащил бы меня в какой-нибудь укромный уголок. У тебя хватило бы ума даже в туалет, пока никого нет вокруг.

– Это намёк или провокация? Теперь ты у меня не вырвешься…

– Отпусти, сумасшедший! Сейчас закричу, позову на помощь официантку. Дома ещё успеем!

Нина вырывалась, смеясь, я обнимал её и был счастлив, как никогда.

Появилась официантка с нашими салатами на подносе, и мы поспешили за стол.

Полчаса назад, когда мы только ещё подъезжали к кафе, я обратил внимание на суету, крики и беготню, доносившиеся с территории зоопарка. А только лишь мы приступили к еде, как молодая женщина с растрёпанными волосами и в расстёгнутой на груди телогрейке распахнула дверь и закричала страшным голосом:

– Коля! Где этот чёртов Коля?

– Да здесь я, здесь! Чего орёшь? – нарочито тихим и спокойным голосом ответил старый худой мужичонка, появляясь откуда-то из-за холодильников. – Не видишь, электропроводку меняю. Прибежали уже?

– Нет! Но появились возле ограды, по деревьям скачут!

– Ну и чего орёшь раньше времени? Позовёшь, когда начнут бегать по летним клеткам, а пока жди и никого не нервируй!

Женщина хлопнула дверью и исчезла, а мужичок с интересом уставился на меня. Очевидно, он слышал всё, что здесь говорилось.

Чтобы скрыть свою неловкость, я спросил:

– Кто это по деревьям скачет? Узники вырвались на свободу?

– Да эта растрёпа забыла двери закрыть у обезьян. Вот они и рванули часа три назад. Тут такое началось! МЧС, полицию на уши поставили, по всему городу беготня, крики. Бабы – дуры. Я сразу сказал – набегаются, жрать захотят, сами прибегут. Зачем обезьянам свобода? Что они с ней делать будут? Свободой желудок не набьёшь! Вот и вышло по-моему! Маша, дай-ка мне гроздь бананов поспелее и запиши на счёт кормоцеха, на меня не вздумай записать.

– Так значит, не нужна обезьянам свобода? Есть у них вещи куда важней: тепло, знакомый домик, сытый покой! Так ты считаешь, дед?

– Истинно так. Ну посуди сам, милок. Свобода! И обезьяны. Приматы!

Мужичок надел телогрейку, взял бананы и вышел, а мы молча стали есть свой обед.

Через двадцать минут мы вышли из кафе. Обезьяны уже сидели в переносных лёгких клетках, а торжествующий мужичок кормил их какими-то листьями и остатками бананов. Увидев нас, он закричал, словно старым знакомым:

– Что я говорил? Сами, голубчики, пришли. Набегались! Неудавшийся побег! Ишь, захотели свободы! Приматы!

Молча мы прошли к своей машине. Открыв дверцу, я повернулся к Нине и, глядя в глаза, спросил:

– Надеюсь, ты не думаешь, что я вернулся к тебе из-за бананов?

Нина засмеялась, спрятала голову у меня на груди и, содрогаясь от смеха, произнесла:

Скорей, можно подумать, что это я к тебе приехала… из-за бананов…

– Какая ты испорченная женщина! Испорченная и пошлая! За что и люблю! Безумно тебя люблю!

Я подхватил Нину на руки, она обняла мою шею, и мы, как в молодости, закружились в стремительном вальсе.