БРОНИРОВАННЫЙ КУЛАК

1 декабря 1921 года политбюро обсуждало проект нового положения о Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности при Совнаркоме. Проект доработала комиссия в составе Каменева, министра юстиции Курского и Дзержинского. 6 февраля 1922 года президиум ВЦИК утвердил декрет «Об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и правилах производства обысков, выемок и арестов».

Всероссийская чрезвычайная комиссия, которая подчинялась непосредственно правительству, была преобразована в Государственное политическое управление (ГПУ) при наркомате внутренних дел. Это понижение статуса карательного ведомства казалось логичным: война закончилась, врагов стало меньше. За пару лет штат ведомства Дзержинского сократился втрое.

На положении Дзержинского это преобразование никак не сказалось, потому что он-то и был наркомом внутренних дел, так что в качестве начальника ГПУ подчинялся сам себе.

Остальным чекистам, особенно работавшим далеко от Москвы, это не понравилось, ведомственная обида взяла верх, и через полтора года, в ноябре 1923-го, ГПУ преобразовали в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) на правах самостоятельного наркомата.

В 1922 году вступил в действие новый Уголовный кодекс. ГПУ лишилось права выносить смертные приговоры и отправлять политических заключенных в административную ссылку. Но Дзержинский все-таки добился для себя права без суда ссылать членов запрещенных политических партий и тех, кого обвиняли в контрреволюционной деятельности.

В 1923 году Дзержинский возглавил ОГПУ и оставил пост наркома внутренних дел. Он по должности входил в Совет народных комиссаров, но с правом совещательного голоса. В каждой республике было собственное ГПУ, которое подчинялось не местному правительству, а непосредственно Москве.

Это была принципиальная линия: госбезопасность не подчиняется местным органам власти, которые всегда были этим недовольны. Партийным секретарям не нравилось, что рядом существует какая-то тайная сила, которая исполняет только команды из Москвы, не дает им отчета в своей деятельности и даже присматривает за ними.

Но попытки местной власти обрести власть над чекистами не удались, потому что ЦК сразу понял цену органам госбезопасности как важнейшему инструменту контроля над страной.

16 октября 1918 года Ян Петерс, временно исполняя обязанности председателя ВЧК, подписал циркулярное письмо всем губернским комитетам партии:

«За последнее время под слухом массового террора, который проводят всюду Чрезвычайные Комиссии, обывательская масса, мелкая и крупная буржуазия завыла самым настоящим образом. Период террора против буржуазии после покушения на тов. Ленина и убийства тов. Урицкого был единственный, пожалуй, период, когда пролетариат на деле применил этот террор, от резолюции перешел к настоящему его осуществлению.

И вот под влиянием этого страха и воплей пострадавшей буржуазии в целом ряде советских учреждений, среди отдельных советских работников и даже, что очень печально, среди отдельных членов нашей партии начался поход против ЧК.

Начинается подчинение их отделам местного управления, начинаются перевыборы и назначения председателей комиссии, поднимается кампания в газетах и т. д.

Не отрицаю того, что в некоторых комиссиях, главным образом уездных, творятся безобразия, но это не значит, что из-за той или иной комиссии надо обескрылить боевой орган пролетариата.

ЦК нашей партии встал на точку зрения ВЧК, вынеся 2 октября с. г. постановление, что «Чрезвычайные Комиссии суть органы центральной власти. ВЧК подчинена Совнаркому и ВЦИК, все местные ЧК подчинены ВЧК, а исполкомам подотчетны».

Правда, чуть позже чекистам объяснили, что они не смеют ставить себя выше партийного аппарата.

В декабре 1921 года заместитель председателя ВЧК Уншлихт, начальник секретно-оперативного управления Менжинский и начальник административно-организационного управления Реденс подписали директиву, адресованную местным ЧК:

«Напоминаем, что всякая слежка за ответственными губернскими, областными и центральными партработниками строго воспрещается. Виновные в нарушении этого приказа будут строго караться».

С самого начала стало ясно, что ВЧК мешает развитию экономики страны. Леонид Борисович Красин, уважаемый в партии человек, талантливый инженер, хорошо знавший западную жизнь, пытался после революции наладить внешнеторговые отношения Советской России с внешним миром.

Он писал Ленину 8 ноября 1921 года, что нормальное экономическое сотрудничество с западными державами вполне возможно. Главное препятствие, недвусмысленно объяснил Красин, это деятельность ВЧК:

«Пока некомпетентные и даже попросту невежественные в вопросах производства, техники и т. д. органы и следователи будут гноить по тюрьмам техников и инженеров по обвинениям в каких-то нелепых, невежественными же людьми изобретенных преступлениях – «техническом саботаже» или «экономическом шпионаже», ни на какую серьезную работу иностранный капитал в Россию не пойдет… Ни одной серьезной концессии и торгового предприятия мы в России не установим, если не дадим каких-то определенных гарантий от произвола ВЧК».

Ленин велел ознакомить с этим письмом всех членов политбюро. Но на этом, как мы теперь знаем, дело и закончилось. Политическому руководству аппарат госбезопасности был важнее внешней торговли.

Тогдашний заместитель наркома юстиции Николай Васильевич Крыленко, которого никто не рискнет назвать большим гуманистом, писал: «ВЧК страшен беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было взгляда».

Крыленко предлагал передать органы госбезопасности в наркомат юстиции, чтобы и на местах чекисты были под контролем губернских юристов.

Дзержинский был, разумеется, категорически против: «Отдача ВЧК под надзор наркомата юстиции роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших «беззакониях»… Это акт не надзора, а акт дискредитации ВЧК и ее органов… ЧК находятся под надзором партии. Введение комиссара Губюста означает фактически перемену курса против ЧК, так как Губюсты это органы формальной справедливости, а ЧК органы дисциплинированной партийной боевой дружины».

Крыленко продолжал считать, что чекисты нарушают закон. В 1925 году он написал записку в политбюро, в которой отметил, что ОГПУ превышает данные ему полномочия, и предложил «ограничить строго и жестко права ГПУ на внесудебный разбор дел особым совещанием…». Крыленко считал, что прокуратура должна наблюдать за следствием в органах ОГПУ.

Дзержинский вновь с порога отверг предложения Крыленко. Он руководствовался иной логикой: «Текущий политический момент не позволяет сокращать права ОГПУ в борьбе с контрреволюционерами и шпионами».

В этих стычках Дзержинский неизменно выходил победителем. Его ведомство было важнее и наркомата юстиции, и прокуратуры, вместе взятых. Даже недовольство высших партийных начальников ему было не опасно, хотя он должен был как-то реагировать на критику.

В конце 1924 года работу ОГПУ на политбюро критиковал член политбюро, главный редактор «Правды» и, говоря словами Ленина, любимец партии Николай Иванович Бухарин. Дзержинского на заседании не было. Бухарин, чтобы объясниться, написал председателю ОГПУ личное письмо:

«…Так вот, чтобы у Вас не было сомнений, милый Феликс Эдмундович, прошу Вас понять, что я думаю. Я считаю, что мы должны скорее переходить к более «либеральной» форме Соввласти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления…

Поэтому я иногда выступаю против предложений, расширяющих права ГПУ и т. д. Поймите, дорогой Феликс Эдмундович (Вы знаете, как я Вас люблю), что Вы не имеете никакейших оснований подозревать меня в каких-либо плохих чувствах и к Вам лично, и к ГПУ как к учреждению. Вопрос принципиальный, вот в чем дело…

Так как Вы человек в высшей степени страстный в политике, но в то же время можете быть беспристрастным, то Вы меня поймете. Крепко Вас обнимаю, крепко жму Вашу руку и желаю Вам поскорее поправиться.

Ваш Н. Бухарин».

Дзержинский переслал письмо своему заместителю Вячеславу Рудольфовичу Менжинскому и приписал:

«Такие настроения в руководящих кругах ЦК нам необходимо учесть и призадуматься…

Нам необходимо пересмотреть нашу практику, наши методы и устранить все то, что может питать такие настроения. Это значит, мы (ГПУ) должны, может быть, стать потише, скромнее, прибегать к обыскам и арестам более осторожно, с более доказательными данными; некоторые категории арестов (нэпманство, преступления по должности) ограничить и производить под нажимом или при условии организации за нас общественного партийного мнения; более информировать Московский комитет о всех делах, втягивая плотнее парторганизацию в эти дела».

«ОТДЕЛ ПО ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ»

18 августа 1919 года решением оргбюро ЦК Дзержинский был утвержден еще и начальником Особого отдела ВЧК, на который возлагался контроль над армией. А с октября 1919-го стал к тому же и председателем военного совета внутренних войск.

Дзержинский считал, что ВЧК должна иметь собственные боевые части. Нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета Республики Троцкий был против: он не считал, что нужно создавать какие-то отдельные армии, лично ему не подчиненные.

Хотя Дзержинский в конце концов настоял на своем, войска ВЧК стали все же находиться под контролем Реввоенсовета Республики, то есть Троцкого. Осенью 1920-го Дзержинский добился того, чтобы сотрудники ВЧК были приравнены по своему положению к бойцам и командирам Красной армии. До того чекисты получали меньшее жалованье, чем военные.

В 1921 году Дзержинский создал отряд особого назначения, охранявший Ленина, потом Мавзолей Ленина, а также такие важнейшие объекты, как народный комиссариат финансов, Госбанк. Впоследствии отряд был преобразован в дивизию особого назначения имени Дзержинского, существующую, правда под другим названием, и поныне.

ВЧК задумывалась как орган защиты революции и борьбы с особо опасными преступлениями. Но превратилась в инструмент тотального контроля и подавления.

В декабре 1920 года заведующий секретным отделом ВЧК Т.П. Самсонов писал Дзержинскому: «До сих пор ВЧК занималась только разложением православной церкви, как наиболее могущественной и большой, чего не достаточно, так как на территории республики имеется еще ряд не менее сильных религий, каков ислам и пр., где нам также придется шаг за шагом внести то же разложение, что и православной церкви».

21 апреля 1921 года Дзержинский отправил в ЦК протест против ходатайства Наркомпроса, который просил разрешить выезд за границу отдельным деятелям культуры и театрам.

Дзержинский писал: «До сих пор ни одно из выпущенных лиц не вернулось обратно, некоторые, в частности Бальмонт, ведут злостную кампанию против нас. Такое послабление с нашей стороны является ничем не оправданным расхищением культурных ценностей и усилением рядов наших врагов».

3 апреля 1801 года, после убийства императора Павла I Александр I разрешил свободный выезд за границу. Большевики вновь запретили людям уезжать из страны и возвращаться домой – все только с разрешения органов госбезопасности. 6 июня 1920 года наркомат иностранных дел утвердил инструкцию о заграничных паспортах, которая фактически действовала до 1991 года. «В обстоятельствах исключительного времени» требовалось разрешение Особого отдела ВЧК. Потом выдача паспортов перешла к НКВД.

В 1922 году, побывав у Ленина в Горках, Дзержинский приказал методично собирать сведения обо всех наиболее заметных представителях интеллигенции от писателей и врачей до инженеров и агрономов. Всю информацию он распорядился концентрировать в «отделе по интеллигенции»:

«На каждого интеллигента должно быть дело. Каждая группа и подгруппа должна быть освещаема всесторонне компетентными товарищами… Сведения должны проверяться с разных сторон так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пор не было из-за спешности и односторонности освещения…

Надо помнить, что задачей нашего отдела должна быть не только высылка, а содействие выпрямлению линии по отношению к спецам, т. е. внесение в их ряды разложения и выдвигание тех, кто готов без оговорок поддерживать Советскую власть…»

В июне 1922 года на политбюро заместитель председателя ГПУ Уншлихт сделал доклад «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». Было решено создать несколько комиссий, которые должны были составить списки тех, кого следовало выслать за границу. В июле комиссия политбюро в составе члена политбюро Каменева, министра юстиции и тоже Уншлихта свела воедино все предложения и составила общий список. Потом интеллигенцию стали выгонять из страны.

Правда, для некоторых особо ценных специалистов было сделано исключение. В ГПУ под председательством Дзержинского существовала комиссия, которая рассматривала просьбы различных учреждений оставить того или иного специалиста, крайне необходимого для народного хозяйства.

Привычка искать повсюду руку врага, и особенно зарубежного врага, тоже появилась при Дзержинском.