Было бы странно ждать от меня партизанских воспоминаний. В калейдоскопе памяти остались люди с винтовками, перетянутыми через грудь патронажами. Куда-то они уходили, откуда-то иногда доносилась стрельба. Позднее я узнал о крупных операциях, в которых участвовали мои дядя и тетя. Это была сложнейшая операция, она даже вошла в историю Отечественной войны. Партизанам удалось взорвать «Синий мост» на железной дороге, которая шла недалеко от нашей деревни в сторону Сталинграда. Жертв было много, а моя тетя даже получила орден.

Главное – немцев выгнали из партизанской зоны. Позднее мне очень хотелось быть причастным к партизанским подвигам, приходилось фантазировать. Особенно когда после войны переехали на родину отчима в Велижский район Смоленской области, где и началась моя учеба в Логовской семилетней школе.

Как партизанский ребенок, я без конца придумывал разные истории и даже «сообщал по секрету», как мы с тетей немецкий танк заминировали. На самом деле мои бои были местного значения и велись они с наглым… козлом. Он все таскался за мной, а однажды настолько обнаглел, что подцепил рогом за ремешок моей рубашки, да и забросил меня себе на спину.

Но временами действительно было страшно. Однажды мы гуляли с тетей вблизи лесочка, собирали землянику. И вдруг над нами появился немецкий легкомоторный самолет. Мы побежали, хотели спрятаться. Самолет – за нами и даже пострелял рядом. А потом мы кинулись к стогу сена, и тут немецкий летчик на бреющем махнул нам рукой и что-то сбросил в нашу сторону. Было страшно – вдруг взорвется. Тетя тихонько, выждав паузу, подошла к посылке с воздуха. Потом меня позвала. Оказывается, немец только пугал, а сам хороший гостинец сбросил – набор шоколадных конфет. Тетя Шура в сердцах скажет: «Всетаки не все у них сволочи!».

Послевоенная школа запечатлелась в моей памяти как ребячья коммуна. Время было такое голодное, что каждым кусочком хлеба, картошки, яйца – всем делились как могли. И учиться помогали друг другу, вытаскивали даже самых отстающих. Свою самодеятельность придумывали вместе с учителями. А мои родители и жили в этой школе – квартиры для приезжих не нашлось. Здесь и учили ребят. К шестому классу я даже какую-то пьесу написал, потом вторую. Вместе с учителями сыграли пьесу, тут уж, конечно, мои родители гордились моими первыми литературными опытами.

Удивительное необъяснимое явление для детей войны: никто нас особо не принуждал, но мы хорошо учились, очень полюбили свою библиотеку. Трое из нас – мои верные друзья – втянулись даже в игру, кто больше прочитает книг. Горжусь, что первой моей наградой в жизни была книга «Лучшему читателю Логовской сельской библиотеки». Эта книга – сборник произведений Аркадия Гайдара. Все рассказы и повесть «Тимур и его команда» оставались долго любимейшими. Быть мужественным, верным и чутким другом, прийти на помощь раненым, проявить милосердие к нуждающимся – вот какие нравственные уроки усваивал я у Аркадия Гайдара. Какое же глубокое потрясение я пережил много лет спустя, когда узнал о «подвигах» моего героя в далекой Хакасии. Там юный командир кавалерийского полка беспощадно пулеметными очередями косил и собственноручно рубил шашкой без всякого разбора людей – большей частью невинных! До сих пор я был глубоко убежден: человек нравственный не может быть подлецом и негодяем. Что человек совестливый, чистый душою, не может быть хладнокровным убийцей, безжалостной личностью. Оказывается, все это самое страшное – возможно! Вот такие совсем не детские вопросы угнетали меня долго, угнетают и по сей день.

Наступит в России в 1992 году страшная по своим последствиям разрушительная перестройка. За каких-то десять лет страна в своем экономическом развитии будет отброшена на десятилетия. А реформу затеют великие монетаристы во главе с внуком Аркадия Гайдара – другим безжалостным Гайдаром. Цены взлетят в тысячи раз, более 60 млн. россиян окажутся в нищете, миллионы детей – другого гайдаровского поколения станут бездомными, и на них уже не найдется ни Феликса Дзержинского, ни Антона Макаренко с их трудовыми колониями, чтобы броситься спасать выброшенную на улицу, в подворотни, в подвалы, на чердаки детвору. Неужели холодный экономический расчет Гайдара окажется генетическим кодом безжалостного красного конармейца? А ведь очень похоже!

Во время учебы в Велижской средней школе я снова стал лучшим читателем. Но уже районной библиотеки. Теперь в качестве награды я получил огромный том Диккенса «Холодный дом». Признаюсь, было очень трудно, но Диккенса я осилил. А спустя много лет, когда меня, народного депутата СССР, заставят являться на бесконечные допросы по делу ГКЧП, я вспомнил на одном из допросов по странной ассоциации пленившие меня в детстве своей чистотой произведения Аркадия Гайдара и «Холодный дом» как возможный тюремный закуток, куда меня могли упечь современные «гайдаровцы», успевшие обворовать, обанкротить страну, присвоить себе через дикую приватизацию огромные природные ресурсы России и выбросить на обочину истории миллионы обездоленных людей, которым никакие «тимуровцы» помочь уже никак не могли.

Но все это будет потом. А в средней школе, пока несокрушимы были книжные и родительские идеалы, я готов был бороться с любой несправедливостью. Вот проходила зимняя школьная спартакиада, и всех ее участников позвали в райком комсомола, чтобы всем сразу вручить комсомольские билеты. А за что спрашивается – только за лыжный пробег? Ведь среди нас были совсем не достойные для комсомола школьники: плохо учились, некоторые хулиганили, обманывали учителей. Я возмутился и написал в областную молодежную газету письмо, что вот так легко обесценивается звание комсомольца и комсомольский билет. Письмо опубликовали. Большой шум был, а меня заметили и «наказали» тем, что избрали комсоргом школы и членом райкома комсомола. Почетно было. Но странно вышло. На практике ничего же не поменялось. Наступило тебе 14 лет – и айда в комсомол.

Когда шли последние экзамены и мы уже мечтали: кем стать в жизни, какую профессию выбрать, я опять угодил в историю. Поскольку учился с отличием, помог первым своим друзьям прочитать и исправить ошибки в их сочинениях. Они получат «пятерки». А вот проверить свое собственное сочинение по истории Второй мировой войны не успел. Доверился интуиции. Но два дня спустя меня пригласила на тайную беседу директор школы и очень деликатно попросила исправить ошибку в моем сочинении, где я неправильно написал знаменитую фамилию «Черчилль».

– Лёня, ты гордость нашей школы, ты явный золотой медалист, чемпион района по шахматам, пожалуйста, исправь своей рукой ошибочку. И школа наша будет в большом почете: комсорг школы – золотой медалист! Вот так сказала мне явно смущенная любимая моя математичка. И мне вдруг не себя стало жаль, а ее – заслуженную седую учительницу. И я не послушался, отказался.

В тот же день, вернувшись домой, в свое село, все рассказал своей маме, своей самой любимой учительнице признался во всем. Мать одобрила и сказала: «Обман все равно боком вылезет, а так, глядишь, ты по-честному поступишь. Живи, сынок, всегда по совести. А если журналистом станешь, то и пиши тоже по совести». Это было самое главное напутствие на всю мою жизнь.

А на факультет журналистики я все же поступил, и вот как вышло. Тогда без экзаменов поступали золотые медалисты. Но им предстояло проходить собеседование. А вот серебряные медалисты, как и я, сдавали по два экзамена. На собеседованиях царила бесконтрольность. Часть золотых медалистов «завалили», особенно деревенских. Я сдал на «отлично» оба экзамена и стал гордостью всего Велижского района. Ни до, ни после меня уже больше никто не поступил отсюда в МГУ.

Но зато я помню, и всю жизнь буду помнить замечательный лозунг первого декана факультета журналистики МГУ Евгения Худякова: «Газету надо делать чистыми руками». Усвоил эту истину, как и материнскую заповедь, на всю жизнь. А лозунг этот сегодня обрел сверхвысокую актуальность, когда коммерциализация целиком поглотила нашу журналистику.

В студенческие годы я опять оказался среди комсомольцев-максималистов, которые потребовали в письме в Министерство высшего образования провести реформу на факультете журналистики. Освободить нескольких бездарных преподавателей, ввести в учебный процесс стенографию, фотодело, начать издавать свою учебную газету. Мы тогда победили. Нашим комсомольским вожаком был знаменитый Игорь Дедков, будущий блестящий журналист, публицист, литературный критик… На его место потом пришел на три года комсоргом факультета Леонид Кравченко.

Будучи комсоргом факультета, мне дважды посчастливилось быть комиссаром студенческих строительных отрядов. Вспоминаю всегда об этом с восторгом! Какая это была дружная студенческая семья. Ни одного скандала, ни одного конфликта. Тогда никто даже не задумывался, кто какой национальности. Правда, случались конфликты с местными работягами. Часть из них – в прошлом уголовники, вышли из мест заключения и теперь на хлебных токах нами командовали. Но, поближе присмотревшись, мы выследили, что по ночам хлеб с токов в мешках куда-то тайком увозили. Вместе с двумя боевыми хлопцами я спрятался однажды среди мешков, и мы всю ночь куда-то ехали. Так удалось выяснить, что хлеб воруют, тайно увозят и продают «левым путем».

Мы подключили милицию, и в итоге удалось разоблачить группу уголовников. Конечно, о нашем «подвиге» написали в газетах, а в студенческой газете МГУ даже появился очерк «Наш Леня». Это обо мне, но мне так было неловко и стыдно за этот очерк, где все преувеличивалось до небес, что я попал на насмешки ребят. До сих пор храню тот очерк как образец неумелой хвалебной журналистики, когда кажется, что лучше бы тебя критиковали, чем так хвалили!

И все же нас наградили медалями «За освоение целинных и залежных земель». А я на заработанные деньги впервые купил себе пальто, поскольку первые две зимы проходил в плаще – помочь мне было некому.

Все, что я успел сказать в своей вступительной главе к этой книге, вовсе не фрагменты моей биографии, а попытка объясниться, какие нравственные принципы я с детства и всю жизнь исповедовал и как сама жизнь обошлась со мною, с моими нравственными принципами и политическими убеждениями. Признаюсь: был бит больно и многократно. Хотя грех жаловаться, судьба моя в журналистике оказалась в чем-то уникальной, в чем-то неповторимой. И мне бы радоваться своей творческой биографии. Радоваться, но не могу. Да, мне посчастливилось руководить четырьмя популярными центральными газетами, в ранге министра руководить Телеграфным агентством Советского Союза (ТАСС), быть последним председателем Гостелерадио СССР, избираться народным депутатом СССР, стать членом Союза писателей России, академиком Евразийской телеакадемии, возглавлять Федерацию хоккея СССР, иметь много государственных наград – орденов и медалей, одну из которых очень ценю – «Медаль за спасение утопающих»…

И все-таки полной радости не испытываю от прожитой богатыми событиями жизни. Потому что меня по-прежнему мучает боль горбачевской перестройки, где я играл не последнюю скрипку и которая закончилась великим политическим и государственным разломом, повлекшим невосполнимую потерю великого государства.