Что интересует КГБ? Да пустяки: всё подозрительное ну и, в том числе, если, может, кто в Израиль засобирался. Потом отпустил недолго подумать.

Вот думаю. И думаю я так: «Если скажу правду, то меня расстреляют, а если неправду – то повесят. Буду себе молчать. Может, забудут?».

Не забыли. Что-то я не припомню, чтобы Штирлиц что-либо забывал. Позвонили. Голос ещё интеллигентней стал:

– Ну что?

Я говорю:

– Да вот, думаю.

А голос:

– Ну-ну. Приходи завтра в военкомат, вместе подумаем.

Опять думаю. И думаю я так: «Откажусь?.. А как же мой маленький больной мальчик без меня?! Подозрительного у нас, – как точек в континууме теории множеств: вон даже воробьи подозрительно свободно чирикают (недаром их приличные люди из моей прошлой абитуриентской жизни «жидами» называли)… А про Израиль… Могу я хоть что-нибудь забыть, в конце концов?! Не Штирлиц же… Вдруг сумею повесить клипсы на КГБушки?.. Из «лапши»… При случае, может, и за тестя попрошу».

Пожар был на заводе. Говорят, что какой-то пьяный идиот забыл сигарету потушить… Жутко подозрительно: ведь в нашей стране пьянство и проституция уже давно искоренены (остались только умеренно трезвые и бл…ди)… Яи «настучал» про это… Всё было, словно у порядочных: на бумажке с подписью. «Начальники» молча взяли бумаженцию и, видимо, потом долго молча же материли меня. До такой степени, что я почувствовал себя матёрым внештатным агентом КГБ и стал думать, чего бы ещё нафантазировать…

…Видимо, отвязались. Уж очень долго не звонят. Может, поняли: судя по фильмам, там неглупые пацаны? А может быть, случайно, порядочный кто попался?.. Или ветры каких-то перемен задули?.. Или еще припомнят?.. Если до Троцкого добрались… На меня не то что ледоруб – маникюрную пилку пожалеют… Старой калошей прибьют…

…Тестя так и не помиловали.

Я сегодня ударил ладонью по щёчке моего Малыша! Он не открывал рот для еды. Сжал губы, и всё вылилось на него и на пол.

Мишулька горестно заплакал, и я ужаснулся тому, что сделал. Такое – Б-г-Мироздание никогда не простит!.. И я себе не прощу!.. Что это?.. Что это?! Само действие – это древний инстинкт ярости. Но что за монстр заставляет меня терять контроль над яростью?!

Махрюнтик начал гулить! Я игрался с ним. Вдруг он засмеялся в голос и сказал сначала: «Бу-у!». А потом: «Гу-у!». Я был вне себя от радости. Вновь затрепетала маленькая свечечка надежды.

Женя вышла замуж и уехала в Ленинград. Папе с мамой теперь одиноко. И тяжелей.

Получили квартиру от завода. Девятый этаж. Но к дарёному «бал-коню» можно и на иногда работающем лифте подняться.

Теперь, когда родилась у Жени с Мишей дочка Зоя, родители повеселели.

28 ноября 1979 года. 10 часов 20 минут. Сегодня родилась дочуля Анна (Анюля, Анюха). Слава Богу! Здоровая! Вес 3100 грамм.

И стала тоже повелевать она сердцем моим, и умудрила его.

Возможно, метод Мироздания-Б-га – это метод проб и ошибок… Мы так же виноваты в наших поступках, как заяц из старого анекдота «Ия, и не я» (или «Кто разбил окно в туалете?»). Заяц, которым волк разбил окно лесного туалета.

Сидел кормил Мишунтика. Вдруг раздалось страшное шебуршание и сопение. Пока я соображал, что бы это могло быть, приползла на четвереньках Анюха и радостно стала глядеть на нас. Мишутка тоже смотрел на неё своимиудивлёнными маслинами. Было хорошо.

На улице Мишулька нервничал. Все мышцы его задеревенели. Люди смотрели на нас. Мне стало стыдно, и я насильно согнул ему ножку…

Опять этот жуткий монстр! Кажется, я начинаю догадываться, кто он…

Но тогда Мишутка вдруг успокоился.

Перешёл на другой завод: родич предыдущего.

Тесть умер в тюрьме. Он был сердечник. Жена поехала за телом. Я остался с детьми.

Мама плохо себя чувствует. Вода в лёгких. Вчера, когда уходил домой, она, изнемогая в кресле, исподлобья, с помутившимся от боли взглядом, выдохнула мне:

– Убейте меня!..

…Мама умерла… Мамаумерла!..

Плачу сам и опять вижу, как плачет папа. Второй раз… Второй ли?.. Последний ли?..

* * *

Но страданияне напрасны:
Ранят мерзость равнодушья
Ядра горечи прекрасной.

Мама, мама, мы не плачем…
Это капельки дождя…
Что тебе не больно – знаем…
Только пусто без тебя…

Ты для нас и Ум, и Честь,
И страдания не напрасны,
Если «сытым» стало ясно,
Что «голодный» тоже есть.

Покойник Работа тяжкая души окончена.
Лежит уже не человек – предмет.
Душа в отгулах, и онибессрочные (?)…
Но что это: вопрос или ответ?..

* * *

«Жизнь прожить – не поле перейти»,
А по мне – пройти через дурдом.
«…Грезит конопляник… над… прудом» —
Обо всех, что Смерть взяласьспасти.

Случайность или что-то большее? Поменяли две двухкомнатные квартиры на первом и девятом этажах на однокомнатную на третьем этаже (для папы) и трёхкомнатную на втором (для нас). Да ещё в одном доме. Если случайность, то очень маловероятная.

Загадка (?йачулС) Я видел Его: Он прекрасен.
Жесток – и сама доброта.
Коварен, правдив и ужасен,
Могуществен… но не всегда,

Ведь слаб, словно малый котёнок.
Так любит, что можетубить.
Он вечен, везде Он. Отец и Ребёнок,
И Дух… но и может не быть.

Мишуткино состояние не улучшается. Я теряю надежду.

Душа болит и подавлена.

Конечно, виноват я. Увидев большой автобус, папа слишком резко повернул вправо руль. На дерево. Ая, взявшийся подстраховывать ещё неуверенно ездившего папу, вместо того, чтобы потянуть ручник, начал выворачивать руль влево, из папиных, судорожно вцепившихся в него, рук. Не успел вывернуть. Прямо в дерево и въехали…

И монстр тут как тут: вместо того, чтобы ругать себя, я начал ругать папу. На папу жалко было смотреть…

О монстр мой – враг мой!

Я, папа и сестра сидели рядом с Мишуткой. Женя в разговоре сказала:

– Ты думаешь, что тебе хуже всех.

Я вспылил, и мы поругались. Краем глаза я видел, как папа изменился в лице. Он не ожидал этого. Мы с сестрой никогда до сих пор не ругались. Ему было больно.

…Прошло время, и только теперь я в состоянии рассказатьэто…

Мишушка не дышал… Я дотронулся до него, и он задышал…

Срочно поехал за кислородной подушкой…

Когда я вернулся… моего мальчика уже не было… Его тельце стало совершенно холодным…

1 апреля 1982 года Мишутка умер…

Не понарошку – всерьёз…

На часах было 16:00.

Опять мы сидели вдвоём и плакали: я и папа…

Когда я нёс Малыша в гробик, окружающее было почти неощутимым, и только руки мои пронзительно чувствовали не живую теплоту моего сыночка, а холод маленькой легкой досочки…

И разбил он сердце моё, и умудрил его.

* * *

Но страдания не напрасны:
Ранят мерзость равнодушья
Ядра горечи прекрасной.

Что же это?! Что я не сумел?
Что же просмотрел, неугадал?
Почему тогда я опоздал
Сыну жизнь вернуть?.. Иль не посмел?!

«Сдунута ольховая» Мишушка.
Рухнул мир души его и мой.
Где тебя искать теперь сынушка?
Что мне делать, мальчик мой родной?!

Мама, береги его в том крае,
Где я должен, должен вас найти!
Я теперь быстрее умираю:
Каждый миг – скачок к вам на пути.

«Так устроен свет…» – поётся в песне.
Сложный, странный и жестокий мир.
Кто его придумал, неизвестно,
Столь легко уничтожаемый…

Светит в ночь души луна надежды:
Кажется, что я сейчас проснусь —
Бабушка, целуя внука нежно,
Скажет: «Бегай. Я сейчас вернусь»…

Сыну Посмотри:
На голубой дороге,
В небе, серебрятся облака…
Маленькая мёртвая рука…
Ты меня не слышишь, моя кроха…

Сынуле Мой малыш – чёрных глаз удивление,
Ты своею короткой судьбой
Заработал (не мне ль?) искупление
И себе бесконечный покой.

Философий скрестились сомнения, —
Разрубая их узел тугой,
Я надеюсь – твоё вознесение
Возвращением будет домой.

* * *

Столик тот, который справа,
Тоже танцы заказал. Эх, друзья!
Встряхнём задами!
Сытость брюх обрушим в зал…

Там, вчера, как жилка тонкий,
Умер мальчик лет шести…
– Мне паштетик из печёнки
И салатик «Ассорти».

* * *

Я смеюсь, а слёзы льются.
Я пою – душа скорбит.
Суждено вам не проснуться —
Мне же – маяться и жить.

* * *

Я тоже ведь должник —
Мои долги похлеще:
Я сыну должен… жизнь…
И маме… должен нежность…

Диалог с фотографией – Не смотри на меня укоризненно,
Мой малыш…
Я ещё, к сожалению, бодрствую…
Ты ведь спишь…
Я ещё этот мир вышагиваю…
В никуда.
И конечно, нужна мне пища —
И вода.
Но когда от телес грешащих
отстранится душа, тогда…
Непременно с тобой она встретится…
Слышишь?..
– Да…

И вот теперь… Теперь я прихожу домой… Вижу пустую постель, на которой когда-то лежал мой сын… Его вещи…

Нет… Не могу поверить… Не могу…

Почему она поехала с этими грузинами на пляж? Ведь не так давно умер Мишутка…

Тоже любит покутить?..

* * *

Непостижимость привыканья…
Сердец устойчивый туман:
Чем чаще видимся,
Тем такт желанней,
И меньше верим мы,
И больше ран.

Он казался мне больным, но вечным: старик-фараон «всея СССР». Но это было не так…

В городе Ирпень, недалеко от Киева, заказал памятник Мишутке… Гранитный… Ставить буду сам.

* * *

Десять лет…
Нелёгкая дорога злой судьбы
досталась нам в удел.
Что осталось от весёлой песни, той,
которую когда-то пел?

Растерять успели мы не мало…
Сына своего не сберегли…
Цепи срезаны, что к жизни привязали,
«Сдунутой серёжкою ольхи».

В океане горя утопая,
Дочкин остров удалось найти…
Что ж, давай, его не покидая,
Жить-терпеть к Мишульке на пути…

* * *

Знать, притворялся я, что жизнь важна,
«Дрезжа» струной, в созвучья лез…
Смерть одиночества мне не нужна,
Но, видно, я ей – позарез.

Инстинкт и случай властелины судеб —
Мы вечно притворяться будем.

Папа и тёща съехались. В нашем же доме. В двухкомнатную квартиру. Было неприятно, но я ничего не стал рассказывать папе…

Чтобы не подумал, что я желаю его одиночества.

У Жени с Мишей родился ещё один коренной ленинградец – Игорёха.

Я всё устанавливаю Мишунькин памятник. Ещё немного.

Неожиданно приехал Люсик. Помог мне установить основание памятника.

Вчера поднял лебёдкой стелу памятника, залез под неё и почистил её дно. Не успел вылезть, – стела грохнулась на землю. От запоздалого ужаса в голове промелькнуло: «Около тонны… Мгновенно кончились бы все мучения… Как Анюха без меня бы?.. Совсем ей не занимаюсь… Папа опять бы плакал…»

Оказалось – один «зуб» в лебёдке был плохой.

Не первой свежести фараоны меняются один за другим.

Страна не успевает строить пирамиды.

Партия и народ в растерянности: непонятно, кому поклоняться.

Папа жаловался, что тёща дико храпит, и он не может спать. Я сказал, что знаю это. Он удивился:

– Почему же не сказал мне? – и потом заговорил о том, что очень болит вторая нога (которая не на протезе).

…Опять понадобился доктор-время… Чтобы я смог сделать ещё одну страшную запись…

Папа покончил с собой…

В тот день он пропал… Моросил снег… Я носился по мартовской слякоти, разыскивая его… И едва нашёл… в подвале нашего дома… Содрогаясь и крича что-то, я вытащил папу из петли и стал делать ему искусственное дыхание… Но он был уже холодный… Совсем холодный… Как тогда – Мишутка…

Отчего?! Отчего?! Отчего?! Когда закончится этот поток смертей?! Эти круги… эти мёртвые петли?!

…Установил памятник папе. Доработал мамин памятник.

Чтобы были похожи.

* * *

Могилы, могилы … Спокойные лица
На нас с фотографий глядят.
Теперь уже можно угомониться:
Вовек не вернуться назад.

Да, мы иногда на погост забегаем,
На прах перегаром дыша
Мелькающих дней. Постоим, повздыхаем…
И – в бег, резво… к смерти спеша.

По мотивам рубайат Омара Хайяма По берегу судьбы, избит,
Один иду во тьму.
И Тайна душу леденит:
Куда? Зачем? К кому?

Устану – преклоню главу
Я на чужом плече…
И уж не сам в бреду плыву…
Куда? К кому? Зачем?

А Вечной Истины синдром
На всём, как тень и блик…
Куда идём? Куда плывём?
Зачем в нас мир проник?

* * *

Тот ругает меня – тот пугнёт…
Невдомёк им – оглох я давно
И в «прекрасную» страшную жизнь
отчужденьем задраил окно.

Взрыв в Чернобыле… Мало кто в стране толком знает, серьёзно ли это или так: враги «на пушку берут»…

Утонул «Адмирал Нахимов». На нём были Саша и Стеллочка, родственники жены. Они погибли.

Саша, который вытачивал мне детали для установки памятника Мишутке… Стеллочка, которую я знал ещё малышкой…

…В стране началась перестройка…

Гласность показывает своё второе нутро: в открытую печатаются евреефобские статьи и книги. Тот же запах пронюхивается в радио и телевидении.

Предвыборная речь пьяного кандидата куда-то Если б «богом» был бы я…
Вашу душу мать!..
Я бы резко этот мир
Начал изменять:

Увеличил бы на рубль пенсию…
И улучшил бы снабжение персиками.

Привычно-непонятный мир тает на глазах. Понимаю, что надо «рвать когти». Но как оставить могилы мамы… Мишульки… папы?!

* * *

О суета сует,
Мельканье серых дней.
То блеск луны, то свет зари.
Любимых силуэт
Всё дальше, всё бледней.
Тебе, природа, их – не повторить.

Какое будущее ждёт здесь Анюлю?! Не начнётся ли развал, гражданская война?.. Погромы?..

Нет, придётся уезжать…

Мама!.. Мишулька!.. Папа!.. Вы слышите?! Нет выхода!.. Боже!.. Как же оставить их?!

Куда ехать?.. В США?.. В Израиль?.. Ещё куда-нибудь?..

Штаты представляются большой гангстерской «малиной» (воспитание даёт себя знать). К тому же эта остановка в мафиозной «Римской империи»…

Израиль?.. Сионистичен или религиозен. Так нас закодировали. Но там ведь живут не Люсикины плохие евреи, а порядочные и храбрые израильтяне – люди Книги.

Написал письма в Израиль: в Сохнут и родственникам. С вопросом: «Можно ли будет в дальнейшем перевезти захоронения?».

Сохнут набрал воду в рот головы, а родственники зарыли её же в песок, успев перед этим истерически выкрикнуть, что если я такой, то сидел бы на месте, что Израиль из кожи вон лезет: и перевозит, и деньги даёт, и жильё, и работу, а он… захоронения. Кому они нужны, эти мёртвые? Могилы на хлеб не намажешь… Одни затраты…

Всё же решили – в Израиль. И ещё решили, что буду ездить (при каждой возможности) на могилы в Аккерман…

* * *

Евреи, шлемазловы дети
Шлемазлихи-мамы-Земли,
Влачат по несчастной планете
Упрямство, куда бы нишли.

Живут, ненавидимы миром…
Умны ли?.. Пронырливы ли?..
Но неуёмности вирус
На Землю они занесли.

Агасфер Где же, где же приземлиться?
Время мчится, время злится.

Нет душе моей покоя на Земле.
И прекрасный синий остров в чёрной мгле.

Сил осталось уж немного.
Бесконечная дорога.
Беспросветная тревога.

Еврейская (э)миграция Не прощаюсь.
Не прощаюсь!
Не прощаюсь?..
Жёлтый парус
Мне сигналы подаёт…
Возвращаюсь.
Возвращаюсь!
Возвращаюсь?..
Но меня уже никто не ждёт.

Так мотаются по свету иудеи,
лишь заслышат клич ужасный:
«Вон, евреи!».

И качаются по волнам йегудишки…

Может, скверные людишки?..

Прощания… Слёзы… Поехали… Москва… Прощания… Слёзы… Поехали… Чоп… Будапешт казался холодно-враждебным, красивым и непонятным, как сфинкс…

Приехали… Израиль… Встречали песнями… Доброжелательны… Неужели все они евреи?!

Ужас какой! То есть… Я хотел сказать: «Ужасно как интересно!».

В аэропорту какой-то совершенно секретный еврей попросил всё, как на духу, рассказать. Ну я ему и поведал эту «мансу» с КГБ.

Ироническое подражание внеисторической песне Был и я простачок, и в те годы не раз
Про ночной Тель-Авив слышал чудный
рассказ,
Как возил «йегудим» в Израиль тарантас…
Тарантас назывался тот «Боинг».

И душа рисовала картины себе:
Будто мчусь в Тель-Авив я на велосипе…
На востоке царит Иудейский хребет
И безумно прекрасен собою.

Припев:
Сладострастная отрава, золотой Ерусалим,
Синагоги притулились меж церквями.
Про тебя жужжат евреи над ухом моим:
«Йерусалим, Джерусалем, Душа Страны и
Град Святой – Йерушалаим».