Глава семнадцатая
Старушка

Жанна приехала к Полине Георгиевне внезапно, не предупредив ее по телефону, не захватив с собой ни лекарств, ни хлеба, ни картошки. Это означало, что ей срочно надо поболтать, – иными словами, поговорить о чем-то очень важном. Полинька Сакс это сразу угадала по глазам, сама ничего не сказала – только вздохнула, оставляя за собой второе слово и терпеливо выжидая, когда Жанна произнесет первое.

– Был у нас принц Ниронг, угощал необыкновенным чаем, – сказала Жанна и почувствовала, что об этом ей говорить совсем не хочется.

– Все у тебя теперь необыкновенное. Ладно, о принце после. Кстати, к нему скоро приезжает на побывку сестра – маленькая принцесса Нум. Но об этом после, после. – Полина Георгиевна с раздражением перебила сама себя. – Выкладывай, что там у тебя. Умирает твой суженый, что ты ко мне примчалась?

– Да, умирает. – Жанна легко согласилась с тем, что было труднее всего себе представить, но все же поправилась: – Вернее, скоро умрет.

– Господи, что такое? Заболел? – переполошилась Полина Георгиевна.

– Нет, но ему иногда кажется… у него такое предчувствие, что через год, семнадцатого августа он умрет.

– А сегодня у нас какое? Я в этих числах вечно путаюсь.

– Как раз семнадцатое.

– Так ведь через год же. – Полина Георгиевна решила, что это слабое утешение. Считая, что Николай все-таки заболел (во всяком случае, эта версия была самой внятной), спросила:

– Кажется, или врачи предсказывают?

– Он сам себе врач и предсказатель.

– Ну, милая моя, – пробасила Полина Георгиевна, – сроков никто не знает. Лишь один Всевышний. – Она наставительно подняла фиолетовый (от просвечивающих сквозь морщинистую кожу вен) палец.

– А он знает.

– Нет, нет, не бери в голову. Оставь. Лучше подумай, как бы не влюбился он в эту маленькую принцессу. Ха-ха. Такое бывает… Мой муженек тоже… когда-то… влюбился. Ха-ха. – На втором смешке Полинька Сакс закашлялась.

– Пускай влюбляется. Я буду только рада. Лишь бы еще пожил, – сказала Жанна тихо, вовсе не заботясь о том, чтобы кашель не заглушил ее слова.

– Что ты там шепчешь? – Полина Георгиевна, не расслышав сказанного, приблизила ладонь к уху.

– Я говорю: пускай.

– Влюбляется-то? Ну, конечно. Дай ему волю. Он совсем из дома уйдет.

– Да какой у него дом…

– Ты же сама хвалила…

– Его истинный дом – старушка в саду Иосифа, – произнесла Жанна, глядя куда-то в сторону и не осознавая собственных слов.

– Какая еще старушка? Эй, ты что говоришь-то? Проснись.

Жанна спохватилась и прикрыла рот ладонью.

– Ой, оговорилась: сторожка, конечно. Сторожка! Хотя, может, и не оговорилась. – Она отняла ладонь ото рта. – Старушка, да еще вся скрюченная, согбенная, как смерть…

– Врешь. В саду Иосифа нет смерти, – гукнула Полина Георгиевна. – И Николай твой не умрет. Все ты врешь.

Глава восемнадцатая
Партийное золото

Лето кончалось, угасало, меркло, и наступила… зима. Несколько дней шел дождь со снегом, а затем еще подморозило, и посыпалась крупа. Это своей безнадежностью уж совсем напоминало ноябрь, но погода все-таки выправилась, и наступила картинная, багрец и золото (классическая) осень. Осень с утренней изморосью, туманами и винно-красным заревом ранних закатов.

В Москву действительно прибыла принцесса Нум – повидаться с братом и познакомиться с его друзьями. Он о них, конечно, и писал, и рассказывал, и все с восторгом, расточаемыми каждому – и особенно Николаю – безудержными похвалами (принц делал ударение на втором слоге). Вот принцесса Нум и решила если не войти в этот круг, то хотя бы зябко приблизиться к нему, соблюдая заинтересованный нейтралитет, чтобы у нее самой сложилось некое впечатление. А то как же – побывать в Москве и вернуться без впечатлений, которыми можно было бы отчитаться перед родителями (ведь ее поездка – это отчасти инспекция).

По этому случаю был устроен прием, и не где-нибудь, а в подвале, поскольку ни о каких ресторанах, и тем более посольских апартаментах, принцесса и слышать не хотела. Со стороны Николая в торжественном приеме участвовали, помимо него самого, Жанна и Лаура (ее специально пригласили, и она даже по такому случаю отменила занятия языком). А со стороны принца – прежде всего он сам, сестра и несколько безмолвных стражей, которым разрешили присутствовать.

Принцессу привезли на старомодном лимузине, и она с боязливой грацией сошла по выщербленным ступенькам, местами тронутым мхом, в святая святых – подвал. Долго осматривалась, пытаясь сохранить на лице выражение учтивого внимания к чужому жилищу, но как-то не очень оно ей давалось, это выражение, соскальзывало с лица, уступая место паническому страху перед обмотанными войлоком трубами, кранами и задвижками. Лишь вид старенького пианино ее немного успокоил, и она заметно повеселела. Чувствуя, что сказать ничего не может, а молчать невежливо, беспомощно смотрела на брата. Ей казалось, что ее растерянность его компрометирует, но принц благодушно улыбался и был всем доволен – и сестрой, и собой, и окружающей обстановкой (трубами и кранами).

Принцесса так же боязливо раздала всем подарки: бамбуковые сумки, тыквенные домики, травяное мыло в мешочке, кокосовое масло, тайский красный рис и прочую экзотику. Когда ее стали благодарить, она очаровательно засмущалась и покраснела. Все залюбовались ею, так она была мила, маленькая, хрупкая, с миниатюрными ручками, одетая в джинсы и простую рубашку, хотя и с накидкой из тайского шелка. В ушах сияли тяжелые золотые серьги искусной дорогой работы. А волосы, уложенные в сложную прическу, были убраны лиловыми и фиолетовыми цветами.

– Как вам понравилась Москва? – спросила Жанна, и принцесса закивала, словно в этом вопросе уже содержался ответ, который ей оставалось только подтвердить.

– Ей понравилась, но она стесняется, – сказал за нее брат, и по лицу принцессы было заметно, что она понимала по-русски и следила за всеми его высказываниями, чтобы вовремя метнуть в брата негодующий взгляд. – Она у нас умеет петь русские песни, «Березоньку» и «Калинушку». Может, попозже споет под гитару.

– А танцевать она умеет? – спросила Лаура и тотчас улыбнулась принцессе, как бы сожалея, что не обратилась с этим вопросом непосредственно к ней.

– Сестра училась тайским храмовым танцам и уже выступала.

Упоминание о храмовых танцах заставило Николая с особенным вниманием посмотреть на принцессу.

– Ну, что же мы стоим. Давайте сядем. – Он учтиво предложил принцессе специально устроенный для нее из подушек и подстилок трон (иначе бы маленькую принцессу было бы просто не видно).

Все сели.

– Между прочим, сестра привезла с собой водку с коброй и хочет всех угостить. Водка целебная и очень крепкая. – Принц показал всем изящно выделанную бутылку с заспиртованной коброй.

Все долго и благоговейно ее разглядывали.

– А мне ее жалко, – сказала Жанна и отвернулась. – Зачем ее замуровали в этой бутылке? Жила бы себе, грелась на солнышке…

– Ага, и жалила бы всех… – Лаура брезгливо притронулась к бутылке и отдернула руку.

– Мы можем ее воскресить. Вернее, пробудить, – сказал Николай с шутливой угрозой в адрес Лауры.

– Вот уж не надо. Пусть лучше спит. – Лаура отодвинулась от греха подальше.

– Пробудить? А как? – Жанна, напротив, придвинулась поближе к бутылке. – С помощью заклинаний?

– Нет, зачем же… С помощью храмовых танцев. – Николай посмотрел на принцессу, словно она единственная могла его понять.

– Давайте воскресим. Вернее, разбудим. – Жанна повернулась так, чтобы заслонить бутылку от Лауры.

Николай помог принцессе сойти с трона, отвел ее в сторону и о чем-то долго шептал ей на ухо. Затем он открыл бутылку и сделал жест, как бы расширяя круг собравшихся. Принц, Жанна и Лаура отодвинулись от стола. Принцесса стала танцевать, кружась, изгибаясь, вытягивая руки, складывая ладони под подбородком и накрывая ими голову.

Все, не отрываясь, смотрели на бутылку.

– Ожила! Кажется, ожила! – первой вскричала Жанна.

– Да ничего подобного. Заспиртованная змея, как она может ожить, – возразила Лаура.

– Шевельнулась! – Жанна взвизгнула от восторга.

– Глупости…

– Николай, скажи ей. – Жанна наклонилась к Николаю.

– Каждый должен сам…

– А что будет, если она выползет и всех ужалит? – спросила его Жанна.

– Тогда мы умрем со всеми нашими болячками и воскреснем исцеленными. Кто-нибудь хочет попробовать?

– Я, – вызвалась Жанна. – Я хочу умереть.

– Не выйдет, голубушка. Ты нам еще нужна. Тебе не следует увлекаться, – сказала Лаура тоном старшей сестры или школьной наставницы.

– Но я же воскресну.

– Кто тебя знает… Пообещаешь и обманешь.

– Нет, не получилось. Собравшиеся не готовы, – сказал Николай и сделал знак принцессе остановиться.

– Спиритический сеанс не удался. Духи не явились. – Лаура по-своему истолковала слова Николая.

– Что будем делать? – спросил Николай так, словно его единственным желанием было не делать ничего.

– Может, вы нам сыграть? – попросила принцесса.

– А что именно? Марш из оперы «Гибель богов»?

– Это слишком печально. Змея не воскресла, боги погибли. Лучше покажите нам ваше жилище. Мы с принцессой здесь впервые. Скажем, что у вас за этой дверью? Почему она заперта? Там хранится что-нибудь в высшей мере секретное? – Лаура первой снова придвинулась к столу.

– Партийное золото, – сказал Николай с шутливым вызовом, дававшим понять, что он вовсе не шутит.

Глава девятнадцатая
Царство добра и веры

На следующий день принц Ниронг позвонил Жанне и стал рассказывать (с горечью сетовать), что сестра ведет себя вызывающе, попросту хулиганит и безобразничает, устраивает скандалы, бьет посуду, швыряет в охрану подушками и громко рыдает, закрыв лицо ладонями. Такого с ней раньше не бывало: там, на родине, ей не позволяли воспитание, выучка и строгий надзор. Но здесь в Москве… Никакие попытки ее успокоить, вразумить и утешить не помогали. Ей вызывали врача, но она укусила его за палец. Принц сам приезжал к ней, но она даже не впустила его в комнату.

– Что это значит? В чем причина? – обеспокоенно спрашивала Жанна, пытаясь уразуметь и причину случившегося, и то, почему принц рассказывает об этом ей, причем так, словно от нее что-то зависит, она способна вмешаться и помочь.

– Это значит, что сестра… влюбиться. – Принц высказал то, что не высказать было нельзя, несмотря на деликатность темы. – Все признаки налицо.

– В кого? – глухо спросила Жанна.

– Как в кого? – удивился ее вопросу принц. – В вашего Николая, конечно же. Он покорил ее сердце.

Он был доволен, что к месту произнес заученную фразу.

– Она вам об этом сказала?

– Я сам могу догадываться. Я ее хорошо знать. Все-таки сестра. Вместе росли.

– И чего она хочет? – спросила Жанна у самой себя, не слишком заботясь о том, что ответит ей собеседник.

Но он все-таки ответил:

– Чего хотеть в таком состоянии! Конечно же быть с ним. Я опасаться, что в один прекрасный момент она соберет вещи, наймет такси и приехать в подвал. Навсегда.

– Что я могу сделать?

– Попросить Николай, чтобы он ее образумить, образумевать, образу… – От волнения принц запутался в словах.

– Хорошо, я поговорить с ним. – Жанна сама стала невольно путаться и ошибаться.

Николая она застала сидящим за пианино. Правда, при ее появлении он стал играть «Чижика-пыжика», причем так старательно, с таким скорбным чувством, словно это был марш из «Гибели богов». Жанна встала у него за спиной, накрыла ладонями его руки и произнесла:

– У тебя есть шанс занять высокую должность при королевском дворе.

– Каким образом? – спросил он, не поворачиваясь и не отрываясь от клавиш.

– Воспользоваться глупостью одной юной девицы.

– Какой еще девицы? О чем ты? – Николай все-таки повернулся к ней.

– О том, что принцесса в тебя влюбилась.

– У девочек это бывает. Пройдет.

– Какой ты скучный. Я же не зря сказала про шанс… У тебя есть грандиозный шанс. Подумай.

– Грандиозный? – Николай и вправду задумался. – А-а! Ты предлагаешь мне занять тайский престол и создать государство, где будут царить добро и справедливость, вера и любовь.

– Размечтался. Хотя да… именно это я и предлагаю.

– Ах, если бы, если бы…

– К тому же у тебя есть золото партии. Ты можешь пустить его в дело.

– Перспектива заманчивая, но Родина меня не поймет. Да и языковой барьер к тому же.

– Тогда найди способ ее успокоить, а то она весь дом перевернула. Или твоему самолюбию льстит, что из-за тебя сходит с ума такое юное создание?

– У меня нет самолюбия.

– Ну, нечто его заменяющее…

– А ты сегодня царапаешься.

– Это потому, что боюсь тебя потерять. Это вызывает во мне страх, отчаяние и ярость.

– «Ярость по поводу потерянного гроша». Сочинение Людвига ван Бетховена.

– Ты не грош, а я не Бетховен, – сказала Жанна, закрывая крышку пианино так, что он едва успел отдернуть пальцы.

Глава двадцатая
Призрак Манагуа

Теперь о том французе, лысеющем с висков (Жанна любила во всем последовательность). Он внезапно возник, обозначился, появился, подстерег ее у цветочного магазина: вид умоляющий, почти жалкий, словно что-то ему надо. И очень надо, позарез, иначе бы он так не суетился, не оглаживал маленькие волосатые ручки и не похлопывал ладонями, словно аплодируя неведомо кому (новый жест в его репертуаре).

– Шеф меня обязал. Вызвал к себе и потребовал, поставил мне условие. Шеф! Не выполнить я не могу. Как это не выполнить? Будет катастрофа. – Он снова кому-то усиленно зааплодировал. – Только ты мне можешь помочь, дорогая. На тебя вся надежда.

– Теперь я снова дорогая… – Жанна усмехнулась, усмехнулась нехорошо, не по-доброму.