Глава 8

Уже почти стемнело, когда Лида успела вывести неимоверно уставших людей из самой топкой части болота. И теперь идти стало легче, болото закончилось. Оторвавшись от преследователей и запутав немцев в болоте, Лидочка выполнила возложенную на неё задачу. Она привела всех обратно к своей деревне.

Как только показались тёмные силуэты убогих деревенских домов, Егор остановил всех на небольшой отдых. Прежде всего дали напиться Исмагилову, которого била сильная дрожь. Ему хотели дать жаропонижающие порошки, но медицинская сумка утонула в болоте. Егор поблагодарил девушку, спасшую их от погони. Он не стал припоминать ей случай по спасению немца.

– Так, Лидочка, а теперь ты должна ещё раз нам помочь. Или спасти, как тебе будет угодно. Найди временный приют для тяжело раненного, где мы могли бы его с уверенностью оставить до нашего скорого возвращения, – и Егор, тяжело вздохнув, посмотрел на бредившего Исмагилова. – Видишь, в каком он состоянии.

– Хорошо, но только не к этой ведьме.

– Ладно, не пойдём к твоей тётке. Тогда веди к своим лучшим друзьям или подруге.

– Давайте, пожалуй, к Нюшке. Она одна осталась, к тому же у неё есть, где укрыться, что сам чёрт не найдёт. Да она и накормит. А что?

– Ну к Нюшке, так к Нюшке, – заключил Егор. – Веди.

Все встали и направились к Нюшке.

Пройти предстояло через всю деревню. Шли без опаски, так как уже стемнело, и только лунный свет отбрасывал от предметов призрачные тени. Ни в одном доме не светились окна, всё почти вымерло. И только в центральной части села, где располагалось здание бывшего сельсовета, было светло. Многочисленные окна ярко светились, а створки были приоткрыты, так как было душно и жарко, несмотря на надвигающуюся ночь. Крыльцо охраняли двое солдат с автоматами, а калитку – охранник в какой-то незнакомой форме с белой повязкой на рукаве.

Группе пришлось немного сместиться в сторону от сельсовета, чтобы не быть обнаруженными.

– Гуляют сволочи! – пробасил Петренко. – Как у себя дома.

– Пусть гуляют, возможно, на своих похоронах гуляют, – зло произнёс Егор.

Петренко внимательно вгляделся в еле различимое лицо командира и тревожно произнёс:

– Товарищ лейтенант, уж не думаете ли вы атаковать их?

– Я ещё не совсем сдурел и пока в своём уме. А смерть их достанет, обязательно достанет, не сегодня, так завтра, не завтра, так через несколько дней, пусть даже месяцев, но достанет. Земля будет гореть под ногами. Уж это я тебе точно гарантирую, сержант Петренко, – уверенно заключил лейтенант, неся носилки и двигаясь за Лидой.

Петренко замолчал и немного приотстал, озираясь вокруг.

Когда стали проходить через центральную площадь села, где обычно сельчане проводили различные сходки и встречали праздники, Лидочка стала как-то странно идти, приостанавливаясь и пристально всматриваясь в темноту.

А затем резко упала на колени и, закрыв лицо руками, громко разрыдалась. Все остолбенели, уже в который раз ощутив шок от очередной Лидочкиной выходки. Егор опустил носилки и быстро подбежал к рыдающей во весь голос девушке. Он припал на колени и обхватил её голову, прижав к своей груди.

– Лидочка, милая, что с тобой!? Прекрати, ты нас сейчас всех погубишь, – и Егор ещё сильней вдавил её голову в свою грудь, ощущая тепло её губ.

Но Лида продолжала биться и рыдать в его сильных объятиях. Петренко стоял рядом, тоже ничего не понимая, направив автомат на немца.

– Лида, замолчи! Иначе я тебя сейчас придушу! – в самое ухо кричал ей Егор, затем резко ударил её по лицу.

Это возымело действие. Лидочка мгновенно смолкла и опустила голову. Егор, тяжело дыша, продолжал держать её за плечи. Петренко тревожно озирался по сторонам.

– Ну успокойся, успокойся, дурёха. Ну что на тебя опять нашло? Понимаю, сколько тебе пришлось пережить, но это война, милая. Понимаешь, война, и надо, стиснув зубы, привыкать, – с пробудившимися отцовскими чувствами продолжал успокаивать Лидочку Егор, обнимая и гладя её по спине.

Девушка молча выскользнула из его объятий и встала. Она взяла в свои руки голову Егора и развернула в сторону праздничной деревенской площади. Егор подчинился её действиям и стал всматриваться в ночную даль. Постепенно он различил силуэт виселицы в центре площади и нескольких людей, повешенных на ней.

Егор окаменел, продолжая стоять на коленях с вывернутой шеей. Затем он повернулся к Николаю и показал рукой в сторону виселицы.

– Вижу, командир, вижу, – дрожащим голосом произнёс Петренко.

– Кто там, Лидочка? – хрипло произнёс Егор.

– Там мои подруги, в том числе и Нюша, и мой дедушка Никифор Ксенофонтович. Вы его видели, когда заходили к нам, – уже спокойным и каким-то убийственно серьёзным, не детским голосом произнесла Лидочка.

– Помним, помним, родная, – тихо и всё так же хрипло произнёс Егор.

Затем он медленно встал с колен и вновь обнял босую и растрёпанную девушку в оборванной одежде с отуманенным и обезумевшим взглядом, боясь за её психическое состояние.

– Так, милая, никому мы тебя теперь не отдадим, и даже тётке, хотя ты всю жизнь на неё должна молиться. Какой ценой она спасла тебя, не выдав никому. А сейчас ты должна успокоиться, и мы пойдём в эту, ну как её… Малоросьяновку. А там видно будет.

Он ещё продолжительное время стоял так, обнимая Лидочку, склонив голову на её плечо и ощущая неведомое ещё чувство от близости девушки.

– Товарищ лейтенант, её плач могли услышать, и сейчас могут прийти сюда. Нужно уходить, – нарушив молчание, проговорил Петренко.

– Что ты, Николай? О чём ты говоришь? Да для этих псов-живодёров женский вопль как бальзам на душу, как сладкое вино на пиру стервятников.

Отстранив Лидочку, Егор подошёл к Петренко и попросил побыть рядом с девушкой. Затем молча развязал пленному руки и повёл его к виселице. Немца трясло. Не оборачиваясь, шёл он к месту казни, приготовившись к собственной.

Подойдя к страшному месту, лейтенант Красной Армии Егор Кузьмин резко развернул фашиста и с остервенением плюнул ему в лицо. Затем так же резко развернул и ногой пнул в спину. Тот, выгнувшись, то ли пробежал, то ли пролетел несколько метров и упал в грязь. А Егор, не оборачиваясь и не говоря ни слова, вернулся к своим.

Бывший пленный встал и медленно побрёл в темноту, затем присел на какой-то предмет и обхватил голову руками.

– Товарищ лейтенант, зачем вы его отпустили? – недоверчиво произнёс Николай.

– А что, надо уподобиться этим зверям и убивать пленных и безоружных? Нет, Петренко, здесь у этой виселицы я поклянусь, что, если бог милует, и меня в скором времени не убьют, я… я… – голос его сорвался и перешёл в надрывное хрипение: – Я за каждую эту девочку и старика уничтожу по сотне этих гадов. Коля, ты можешь себе представить, что это за люди? Повесить ни в чём не повинных детей из-за одного ублюдка-насильника.

Все молча стояли, опустив головы, даже Исмагилов пришёл на некоторое время в сознание и то опускал, то поднимал голову, пытаясь что-то сказать и утешить командира. Лидочка подошла и, в свою очередь, обняла Егора.

– Товарищ командир, теперь, пожалуйста, вы успокойтесь.

– Да, да, Лида. Всё, я спокоен. Простите меня за эту слабость, – Егор нежно отстранил девушку. – Всё, всё. Надо собраться, ребята, – сказал Егор, скорее обращаясь к самому себе.

И как только все вновь были готовы продолжить путь, возле сельсовета началась настоящая вакханалия. Во двор вывалила подвыпившая компания и начала стрельбу вверх из ракетниц и стрелкового оружия, сопровождая этот фейерверк шумными криками на немецком языке.

– Бесятся, – зло проговорил Петренко.

Немцы, постреляв, зашли в помещение, кроме одного, который продолжал палить из пистолета, падая и снова поднимаясь. Затем он кое-как дошёл до штакетника, перевалился через него и начал рыгать. Двое охранников, стоявших у крыльца, подошли к нему и нехотя потащили в помещение.

– Так! Что-то я не могу понять, – медленно проговорил лейтенант Кузьмин и как-то со злой хитрецой посмотрел на Петренко. – Кто у кого в гостях? А, Микола?

Николай глянул на отсвечивающее в лунном свете лицо лейтенанта. Оно было каким-то неземным, с бесноватой искоркой в глазах, и Петренко даже испугался за своего командира в этот момент.

– Товарищ лейтенант, вы о чём? Какие гости? Нужно уходить.

– Как какие? Куда уходить? Ведь мы же хозяева здесь. Ты что, забыл, что здесь наш дом? А они там без хозяев, то есть без нас, без нашего угощения, – и Егор скосил глаза на три противопехотные гранаты РГД-33 под ремнём у сержанта.

Петренко смекнул, куда клонит командир.

– Так, Николай, вставляй запальники в гранаты и готовь связку, а ты, Лидочка, не вздумай уйти и присмотри за Равилем. Мы скоро вернёмся.

Егор резко развернулся и направился в сторону сельсовета, махая рукой, чтобы Петренко следовал за ним.

Николай быстро привёл гранаты в боевое состояние, затем немного постоял, глядя на недоумевающую Лидочку, и побежал догонять командира. Поравнявшись с лейтенантом, он склонил голову к его уху и проговорил:

– Товарищ лейтенант, я понял вашу задумку. Но как это лучше сделать? А давайте метнём их в открытое окно, и дело с концом.

– Что мы, пацаны дворовые? Нет, брат, – на ходу отвечал Егор. – Мы, русские люди, привыкли гостям в глаза смотреть, какими бы они ни были. Мой прапрадед, ну тот, про которого я тебе говорил, который барабанщиком у Суворова служил, учил наш военный род: «Врагу надо смотреть в глаза, да так, чтобы он забоялся, вот тогда будет полная победа». И пусть они знают, что воюют не с мифическими героями, а с живыми людьми.

До сельсовета оставалось метров сто.

– Ладно, хватит болтать. Давай связку и слушай внимательно, – сказал Егор, остановившись. – Охранников я сниму сам, ты же должен меня только прикрывать в случае неудачи либо когда я прикажу, и никакой самодеятельности. Понял?

– Так точно, товарищ лейтенант! Як не понять? А вдруг вы промахнётесь?

– Ты забыл, что у меня на груди значок?

– Вот дурья башка, забыл, что вы ворошиловский стрелок.

– Тогда вперёд, следуй за мной.

И они зашагали к калитке сельсовета, у которой стоял охранник в неизвестной форме, отличной от немецкой, с белой повязкой на рукаве.

– Товарищ лейтенант, смотрите, это местных уже одели в новую форму, – тихо проговорил Петренко. – Быстро порядок свой навели. Сволочи.

– Так, хватит разговаривать, сержант, мы уже близко. А насчёт порядка, так это мы быстро поправим своим русским беспорядком, родным бардаком.

Здание бывшей конторы сельсовета хорошо освещалось двумя уличными фонарями. Над крыльцом была прибита свежевыструганная доска, на которой была надпись на немецком языке: «Комендатура».

Когда Егору и Петренко оставалось совсем немного, чтобы дойти до калитки, у которой стоял полицай, на крыльце вновь появился пьяный немец, который никак не мог угомониться, и начал опять палить из пистолета вверх.

– Давай, давай. Это нам только на руку, – тихо выговорил Егор.

Солдаты, охранявшие вход в комендатуру, чертыхаясь, принялись затаскивать разбуянившегося офицера в помещение. И когда они заволокли его обратно, Егор вышел из темноты и стал приближаться к калитке.

– Стой! Кто идёт? – громко выкрикнул полицай и вскинул винтовку, прицелившись в подходившего человека.

– Командир Красной Армии! – так же громко проговорил Егор и вскинул пистолет.

Два выстрела раздались одновременно, как на дуэли. Полицай промахнулся, Егор нет. Его пуля попала полицаю в голову, и тот рухнул замертво. Пуля охранника, просвистев, мгновенно сорвала пилотку с головы Петренко, шедшего за Егором метрах в трёх от него.

– В помещение не входи, прикрывай меня отсюда.

И Егор быстро направился к крыльцу новоиспечённой комендатуры, держа в левой руке связку из трёх противопехотных гранат РГД-33, а в правой – трофейный пистолет, отнятый у пленного майора.

Охранники, которые затаскивали пьяного офицера, услышав выстрелы, впопыхах выскочили на крыльцо. Егор двумя выстрелами хладнокровно сразил обоих. Один солдат как подкошенный рухнул со ступенек крыльца, другой распластался на поручнях.

Не обращая на них внимания, Егор вошёл внутрь веранды. Подходя к двери, за которой слышался весёлый шум, он чуть не упал, споткнувшись о пьяного офицера, который как свинья лежал на полу в бесчувственном состоянии. Егор резко открыл дверь и вошёл в помещение.

В большой комнате, в которой ещё не так давно проводились сельские собрания, стояли два длинных стола, за которыми восседали немецкие офицеры и их новоиспечённые сатрапы, а попросту местные предатели, переметнувшиеся на сторону немцев. Фашисты, видимо, отмечали какой-то свой юбилей или праздник. На столах было много спиртного и еды.

На вошедшего Егора поначалу никто не обратил внимания, и все шумно продолжали застолье. Егор медленно поднял правую руку, в которой был зажат пистолет, и выстрелил в потолок.

Только после этого кто быстро, кто медленнее повернули головы в его сторону. Секунд пять длилось всеобщее молчание, но этого времени было достаточно, чтобы разглядеть, как менялся взгляд присутствующих – от пьяно-равнодушного до отрезвляюще-испуганного.

Егор тоже успел разглядеть многих. За столом сидели холёные и упитанные мужчины в белых рубашках с закатанными рукавами. На спинках стульев висели чёрные мундиры с молнией в петлице. У Егора в уме даже промелькнула нелепая мысль: «Железнодорожники, что ли?» Он тогда не мог знать, что это были эсэсовцы. Их батальон временно расквартировался в этой деревне. И в этот вечер всё руководство собралось отметить свой праздник, касающийся сугубо только их.

Были приглашены офицеры и из других частей, дислоцированных в этом селе, а также два руководителя сформированной бригады полицаев. В общей сложности в помещении находилось около сорока человек. Присутствующие никак не ожидали увидеть в дверях офицера Красной Армии, пусть и в перепачканной форме. Они готовы были лицезреть кого угодно, пусть даже папу римского или африканского крокодила, но только не советского офицера. Вот насколько нагло и по-хамски были они уверены в своей недосягаемости, непобедимости и безнаказанности.

– Псы поганые, – сквозь зубы проговорил Егор. – Получите гостинец.

Он резко привёл в боевое состояние одну из гранат, поставив рукоятку на взрыв, и швырнул связку в центр стола, уставленного бутылками и закусками.

– Это вам за первую девочку. За Нюшу, – и, развернувшись, Егор быстро вышел из помещения комендатуры.

Но не успел он прикрыть дверь, как раздался оглушительный взрыв такой мощной силы, что дверь сорвало с петель и ударом о противоположную стену переломило пополам. Егора ударной волной вышвырнуло через всю веранду на улицу.

Очутившись на земле и ощутив сильную боль в ноге, Егор, тем не менее, оставался в сознании. Он попытался встать, но это ему не удалось. Всё его лицо было в крови, так как во время взрыва он ударился о поручень крыльца не только ногой, но и проехал лицом.

Со стоном Егор попытался поползти, но тут его обхватили крепкие руки Петренко, который пришёл на помощь своему командиру.

Сержант без особого усилия взвалил на себя лейтенанта и быстро стал уходить от несостоявшейся комендатуры, в помещении которой уже начинался пожар.

Из крайнего окна очень медленно, как червь, выползал полудымящийся человек в лохмотьях одежды. Упав на землю, он тут же скончался.

Петренко понимал, что уходить надо быстро, так как шум взрыва привлёк всеобщее внимание, и из ближних домов села послышались крики расквартированных там взбудораженных немцев.

Тяжело дыша, Николай ускорил шаг. Егор, тащась за его спиной, как мог помогал передвигаться, но только одной ногой.

– А здорово вы их, товарищ лейтенант! Повеселили, – запинаясь, проговорил Петренко. – Меня осколками стекла тоже малэсенько посекло. Товарищ лейтенант, а я у тех немцев, которых вы срубили у крыльца, автоматы забрал. Да и гранаты прихватил.

– Молодец, Петренко, – сдерживая боль, произнёс Егор. – Запасливый ты у меня, хохол. Что б мы без тебя делали?

– Ну вот, опять издеваетесь, – всё так же на ходу, тяжело дыша, произнёс Петренко. – Всякий раз хохол да хохол.

– А кто ты? Японец, что ли? Эх, Микола, Микола, напрасно ты обижаешься. Что хохол, что москаль, что татарин – на все века мы теперь одна семья, связанные кровью, особенно сейчас.

– Товарищ лейтенант, я, кажется, заблудился, – остановившись, произнёс Николай. – Ничего не видно. Я не могу вспомнить, где мы оставили Исмагилова с этой, с Лидой.

– Спокойнее, спокойнее, найдём, – и Егор тоже начал пристально всматриваться в темноту.

Их беду разрешила Лидочка, которая издали увидела их очертания и сама побежала им навстречу.

– Ну вот и дивчина наша, а ты боялся.

– А я гляжу, вы не туда идёте, и сама побежала к вам, – радостно воскликнула Лидочка.

Все молча оглянулись на пылающее здание сельсовета, вокруг которого уже суетились люди.

– Лида, как Исмагилов?

– Да вроде нормально, не стонет больше.

Девушка запрокинула правую руку Егора себе за шею и помогла Петренко довести лейтенанта до носилок Исмагилова. Там все присели отдохнуть.

В первую очередь Егор обследовал свою пострадавшую во время взрыва ногу. К его счастью, ничего страшного не произошло, просто был сильный ушиб.

– Слава богу, идти смогу, вот только чуток отдохну, – произнёс ободрённый Егор. – Правда, придётся похромать.

– Товарищ лейтенант, мне очень плохо, – неожиданно произнёс Исмагилов. – Я перестал чувствовать ноги.

Егор, хромая, подошёл к тяжелораненому бойцу и начал осторожно ощупывать его перебинтованные ноги.

– Что, совсем не чуешь? Наверное, задет нерв, – тихо произнёс Егор, поглаживая черноволосую голову Исмагилова. – Ну что сказать? Терпи, браток, терпи. Может, и доберёмся до своих, а там в санбат тебя определим.

К горящему зданию подъехала машина, и раздались автоматные выстрелы.

– Так, ребята, сваливаем отсюда. Снова уходим в сторону леса либо болота, – произнёс Егор и взялся за носилки Исмагилова. – Лида, веди нас снова, но так, чтобы не заплутать.

И все опять двинулись в темень ночи, уставшие, голодные и неимоверно измотанные.

– Товарищ лейтенант, – на ходу произнёс Петренко. – Может, где-нибудь остановимся и переночуем в какой-нибудь хате, а то ведь совсем уже сил нет.

Егор долго молчал, затем произнёс:

– Лида, что скажешь на это? Есть у тебя надёжная хата, где можно подхарчиться и переночевать?

– А пойдёмте в наш дом, там я вам всё найду.

– Это откуда мы с утра тикали!? Э нет, что-то не хотца, – проговорил Петренко.

– А что нам остаётся в нашем-то положении? Лида там всё знает, только надо разведать, нет ли там немцев.

И Егор обратился к девушке:

– Давай, Лида, вперёд.

Лида кивнула и изменила направление движения.