«Новый Кроншлот»

Однако кроме шведов «Кроншлоту» доставляли неприятности наводнения, случавшиеся регулярно. Но перестройка первого форта крепости назрела давно и не только из-за наводнения. Требовалось увеличить гавань форта, так как количество прибывающих торговых судов возрастало с каждым годом. Судно голландского шкипера Выбеса стало первым, в ноябре 1703 г. оно доставило в Санкт-Петербург вино и соль, за что шкипер получил 500 золотых – награду, назначенную Петром еще в мае 1703-го. А 22 июня 1715 г. в Кронштадте Петр устроил торжественную встречу 45 голландских и английских судов.

В 1719 г., когда военные действия Северной войны еще продолжались, в Кронштадтский порт пришло более 100 иностранных судов. При этом уже началось разделение порта на Котлине на торговый и военный. Хотя Петр утвердил порт еще в 1704 г., а в 1722-м учреждена должность главного командира военного порта, но числилась она в штатах флота и на нее назначали флагманов флота. Эта должность существовала до 3 июня 1917 г.

Генерал-адмирал Ф.М. Апраксин

О начале работ на «Кроншлоте» капитан Э. Лейн доложил адмиралу Ф.М. Апраксину 4 декабря 1715 г. Форт «Новый Кроншлот» представлял собой «вытянутый пятиугольник бастионного начертания. Башня, расположенная в юго-восточном углу, была окружена анвелопой ^[70] на срубах. Все фронты – рубленые стенки на ряжевых основаниях с брустверами и батареями – образовывали просторную внутреннюю гавань с тремя воротами для входа кораблей»^[71]. По данным РГАВМФ, которые приводятся в книге Б.А. Розадеева и др. («Кронштадт. Архитектурный очерк»), первоначально имелись только одни ворота, еще двое ворот сделали позднее.

Строительством «Нового Кроншлота», как и других сооружений на Котлине, руководил Э. Лейн. Начать работы планировалось 5 декабря 1715 г., но зима в тот год выдалась теплой, и лед у «Кроншлота» был еще недостаточно толстым. В начале января 1716 г. Э. Лейн докладывал Апраксину: «Нового Кроншлота срублено выше воды восемь аршин, и ныне оные срубы всеми людьми и лошадьми возят на лед». Здесь Лейн приводит другой способ установки ряжей, который также применялся при строительстве фортов: ряжи рубили не на льду, а на берегу, и к месту установки подвозили «всеми людьми и лошадьми». К лету 1716 г. между будущими бастионами форта построили куртину, обращенную к морю. Работы продвигались крайне медленно из-за нехватки людей, большая часть которых трудилась на строительстве гаваней. Лишь в мае 1724 г. стольник М.М. Самарин, назначенный главным распорядителем работ на Котлине, сообщил царю, что «боль-верки в Кроншлоте и линии все сделаны».

В дополнение к крепости Св. Александра 22 июля 1717 г. заложили новый редут. Комендант Котлина бригадир Порошин писал А.Д. Меншикову: «А помянутого редута сделано мерою сажень с 30, а в вышину от земли выкладено дерном в 1 ¼ аршин, а для работы людей дано драгун и солдат 80 человек».

Однако ситуация на «Кроншлоте» оказалась непростой. Остро не хватало не только артиллерийских обер-офицеров, но и унтер-офицеров. В апреле 1717 г. Брюс послал на остров майора Витвера, заведывающего^[72] Петербургской гарнизонной командой, и с ним штык-юнкера, капрала и 14 человек канониров и фузилеров. При этом он просил Порошина подчинить Витверу всех артиллерийских служителей, находившихся на Котлине и Кроншлоте, а также задействовать на работы арестантов. Витвер очень много сделал для восстановления боеспособности Кроншлота и всех батарей на косе, которые к тому моменту находились в плохом состоянии. Причем все работы ему приходилось выполнять с ограниченным числом помощников. Он докладывал, что «двое умерли, один артиллерийский ученик отпущен по болезни, а штык-юнкер отпросился на три дня в Петербург и не возвратился, говоря, что генерал-фельдцейхмейстер не отпускает». Вот еще одно свидетельство тяжелых условий, в которых создавался Кронштадт: «Кронштадтского гарнизона пушкари, которые ныне у нас есть, и у оных никакого ружья и мундиров нет, и ходят как мужики».

В начале 1720-х гг. сформировались правила для всех судов, находящихся в гаванях: «Огонь решительно запрещается на всех судах и разрешается только с позволения командира брандвахты, притом выдается в фонаре с особенным караульным из так называемых „огневых“ под расписку шкипера судна или его помощника. Огонь на судне разводится и тушится в присутствии „огневого“, который должен доложить командиру брандвахты, когда огонь потушен. Так что на брандвахте во всякое время имеются точные сведения о всех судах, на которых дозволен огонь. За самовольное разведение огня со шкипера судна взимается штраф от 60 до 150 рублей, который удваивается в случае повторения.

Кушанье для команд и капитанов судов, находящихся в гавани, варят в особой устроенной городом кухне, находящейся в гавани под надзором огневого и под присмотром командира брандвахты и его помощников.

Курить дозволяется только в караульном доме на брандвахте и за гаванью, у бочек, поставленных на рейде. Ни на судах, ни в гавани курить нельзя под опасением штрафа. При взимании штрафа одна четверть выдается доносителю»^[73].

Такие строгости были вызваны тем, что все строения на острове были деревянными, как и флот, поэтому опасность пожаров присутствовала постоянно, и принимаемые превентивные меры далеко не всегда помогали избежать последствий.

Например, загадочная история произошла с 64-пушечным линейным кораблем «Нарва» в 1715 г. Корабль, построенный в Санкт-Петербурге, готовился к походу в Балтийское море, но в ночь с 9 на 10 июля полностью оснащенный корабль неожиданно взорвался и почти мгновенно затонул^[74]. Причиной взрыва в исторической литературе называется молния, попавшая в крюйт-камеру, но это ни одним документом не подтверждается, и если это так, то надо заносить «Нарву» в книгу рекордов Гиннесса как единственный в мире подобный случай. В результате взрыва носовая часть корабля была полностью разрушена, а кормовая утонула, и над водой остался «только виден от сломанной бизань-мачты с сажень и немного с верхнего каюта».

Для подъема «Нарвы» в Голландии наняли трех водолазов. Петр писал об этом К. Крюйсу: «Наняты здесь голанцов 3 человека, которые обязались карабль „Нарву“ вынять. А договоренось с ними, дать за то тысячю двести гульденов, которые им здесь уже выданы. И когда оные к вам прибудут, тогда определите их к той работе немедленно, придав им потребные к тому припасы, гинсы и протчее и несколько работников. И что они вынут из воды от того карабля, то все им отдать надлежит (по учиненному с ними договору, с которого при сем копию присылаем). Только вычтите у них и с той их добычи вышеупомянутые тысячю двести гульденов назад. Петр»^[75].

Водолазы работали на «Нарве» весь 1718 г. Так, К. Крюйс 31 мая 1718 г. писал Ф.М. Апраксину об определении «государственных» людей для приема спасенного груза^[76]. Однако пушки и другое имущество извлекали из несчастной «Нарвы» крайне медленно, аж до 1724 г. Всего за семь лет водолазы извлекли лишь два 200-килограммовых якоря, одну 12-фунтовую пушку, две 24-фунтовых и девять пушечных лафетов и кое-какие мелочи. Известно, что три иностранных водолаза – Баренс, Классен и Доус – получили в качестве процента от стоимости поднятого имущества 1681 руб. 54 коп., а учитывая стоимость судна, совсем немного. Разломанный корпус «Нарвы» был занесен грунтом, который в условиях Финского залива является хорошим консервантом.

Прекрасно понимая сложности плавания по Финскому заливу, Петр 13 ноября 1718 г. сделал два рисунка: один с обозначением места расположения маяка на самой оконечности Котлинской косы^[77], второй – изображение маяка, «колма с фонарем-фейербаканом»^[78].

Но флоту угрожали и другие опасности. Так, в 1719 г. Балтийский флот потерял сразу два линейных корабля – 54-пушечные «Лондон» и «Портсмут». Первый построили в Англии, второй – в Голландии. Купленные Россией, они под видом торговых судов пришли в Ревель (ныне – Таллин). В том же 1719 г. Англия, Австрия, Саксония и Ганновер заключили в Вене договор, направленный против России. Русские корабли еще не были готовы к противоборству с Англией, и Петр 5 октября отозвал в Кронштадт три корабля: «Лондон» (командир – англичанин, капитан 2-го ранга Роберт Литль), «Портсмут» (командир – шотландец, капитан-поручик Адам Уркварт) и «Девоншир» (командир – англичанин, капитан 3-го ранга Джон Ден). 12 октября корабли находились на подходе к Котлину. «Лондон» шел первым, за ним – «Портсмут», последним – «Девоншир», в двух милях от «Портсмута».

Непонятно, почему англичане не воспользовались услугами лоцманов. Ведь официальное образование лоцманской службы Петербургского порта относится к 16 апреля 1709 г., почти одновременно появились лоцманы и в Кронштадте^[79]. Ранее из командиров этих кораблей кронштадтским фарватером проходил только командир «Девоншира», служивший в России с 1712 г. В полдень на траверзе поселка Лебяжье «Лондон» и «Портсмут» наскочили на мель. Причем «Портсмут» получил существенный крен, и, чтобы выровнять корабль, пришлось срубить мачты. «Лондон» засел в грунт так, что стащить его с мели не представлялось возможным, не помог и шторм с сильным северо-западным ветром, наоборот, продвинувший корабль еще дальше на мель. «Портсмут» же перенесло на другую мель, ближе к берегу. «Лондон» потерял в этот шторм все мачты, а «Девоншир» уцелел только чудом.

Петр смог прибыть на место гибели кораблей 18 октября 1719 г. Он приказал снять все ценное и назначил следственную^[80] комиссию для выяснения причин катастрофы. Работа комиссии результата не дала, но есть предположение, что английские командиры кораблей действовали вполне сознательно, то есть были заинтересованы в том, чтоб их корабли до Кронштадта не дошли.

Корпус «Портсмута» унесло в море, но недавно удалось его обнаружить и поднять некоторые фрагменты. Сейчас в Музее истории Кронштадта создается экспозиция, посвященная подводной археологии, в которой будут выставлены и эти фрагменты, разумеется, после соответствующей консервации.

«Лондон» же, точнее то, что осталось от его корпуса, весной Э. Лейн использовал для маяка на этой опасной мели, которая и получила название Лондонской.

18 мая 1920 г. В том же мае, 18-го числа, Петр подписал три указа об обороне крепости. Задачи флота он сформулировал в указе Сиверсу, в шестом пункте говорилось: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело». Эти слова будут выбиты на постаменте памятника Петру Великому в Петровском парке Кронштадта. Второй указ предназначался гвардии майору М.А. Матюшкину, который командовал сухопутными силами и галерами. Третий – командовавшему всей артиллерией В. Корчмину. Ему предписывалось, кроме всего прочего, «стрелять как можно скоро, однако ж с доброй прицелкой, дабы действительно были выстрелы, а не гром».