Совсем ещё молоденькая, но уже замужняя, женщина возвращается домой, плюхает набитую снедью тряпочную сумку с длинными ручками на кухонный стул, садится рядом на табурет, закидывает ножку на ножку, выставляя напоказ розовые коленки, и, пока её муж нетерпеливо выгружает продукты, кладет ладошки на стол, разглядывая растопыренные пальчики:
– Не, прикинь, щас мужик в магазе спрашивает: "Девушка, сколько стоит Ваш маникюр?"
– Фига се, борзёж! А ты чё?
– Я ему: «Я б ещё поняла, если б девушка спросила, но от Вас такой вопрос… Странно».
– Гы. А он чё?
"Просто, моя тоже, – грит, – делает такой, но не говорит сколько стоит."
– Я грю: «Маленькие женские секретики. Вам лучше не знать». И ушла. Ха-ха, скажешь ему, он потом всю ночь спать не будет.
Муж, так и не найдя в сумке пива, задумывается:
– М-да?! Хм… А сколько стоит твой маникюр?
У Галины Харитоновны, женщины под семьдесят и ростом сто шестьдесят, были могучие плечи. Во всяком случае, так говорил ее зять. Стоило ему или ее дочери придумать очередной фантастический план, как ей говорилось: "Мама, часть забот ляжет на Ваши могучие плечи". Естественно, через пару дней заботы обрушивались на Галину Харитоновну всей тяжестью. Очередным испытанием для старушки стали два кобеля-алабая. Первый месяц она еще справлялась с ними. Но потом, так называемые, щенки стали справляться уже с ней. И вот как-то раз поутру Галина Харитоновна зазевалась на крыльце. С зятем заговорила. И неосмотрительно оба поводка в одну руку взяла. А собаки возьми и рвани вперед. Зять инстинктивно схватил тещу за вторую руку. Словом, вывихнули ей оба могучих плеча. В травматологии врач спрашивает:
– Кто же это Вас так?
– Зять, Дара и Атас.
– А это кто такие?
Галина Харитоновна подняла страдальческие глаза:
– Соба-а-аки!
– Эй, ты здесь?
– Здесь я! Здесь! Где ты был так долго?
– Не твоё дело!
– Да? Ну ладно. Только сделай из меня кого-нибудь уже. Устал я тут один, в темноте. Без лица и голый. Даже не знаю, устал, устала или устало… Давай, определись скорей!
– Спокойно! Мне всего-то нужно домашнее задание сделать. Это ненадолго, собственно.
– Да мне плевать! Хоть домашнее, хоть уличное! Я тебя жду-жду, а ты мне тут начинаешь!
– Так, тихо! Ты кто такой вообще, чтобы грубить мне, а?
– Ну, да… Я никто. Так и сделай, чтобы я стал кем-то, или даже о-го-го кем. Можно прям и начать с о-го-го. Ты же можешь, я знаю. М?
– Не могу, вот, оказывается. Мог бы, давно б сделал.
– Тю, тоже мне, автор называется. Чего тогда пришел, чего зовешь? Душу только растравил. Без тебя лучше было, вот!
– Ха, лучше ему без меня! Нет, вы послушайте эту резиновую куклу! Да у тебя даже размер ноги будет такой, какой я скажу. Не говоря уже про нос, цвет глаз, длину…
– Да, да, ладно. Один – ноль. Но…
– Ага, и падать у меня будешь только на бетон. И в яму со львами я тебе пистолетик не положу. И…
– О, ка-айф! Что, правда яма со львами будет?
– Похоже, что у нас с тобой вообще ничего не будет.
– Ух, зануда! Ты, кстати, знаешь, тоже не очень-то. Ты ж без меня никуда. Я у тебя в башке крепко сижу. Ты еще не знаешь, ни как я выгляжу, ни чем буду жить, а я уже есть! Я же твой «гг», как вы, авторы, меня называете. Но ты присмотрись получше-то. Не такое уж я г… Уж, во всяком случае, не двойное. Впрочем, хороший автор из любого многократного г… повидло сделает. Но мне, знать, не судьба…
– Это что сейчас был за монолог?
– Хе… Как его? Монолог главного героя. Глядишь, ещё в школах наизусть будут учить! Когда литературой занимались мужики, которые знали, что со мной делать, у меня почти в каждом произведении монолог имелся. Так что, один – один, типа.
– Ты болельщик, что ли? Или играл за «Динамо»?
– Могу и болельщиком, если надо! Есть идея?
– Идеи есть, не дрейфь. Но сейчас, просто побудь самим собой!
– Да кем собой-то?! Я ж никто! Дай мне меня, я и побуду. И собой, и тобой могу, кстати. Только без злоупотреблений попрошу! Начнёшь, мол, ты – это я… А я – это я, хоть и я – это ты.
– Нет-нет, сейчас ты – это ты. Ты – мой герой. Серый, резиновый, без лица, но герой! Просто посиди здесь и подожди, пока про тебя прочитают.
– Прочитают? Серьёзно? Про что? Про то, что я – никто, а ты – это я?
– Так, давай-ка, фильтруй! Я про себя и сам всё знаю.
– Ага, ха-ха, начни сочинять про меня и про себя такое узнаешь, что каждого потом будешь убеждать: «Он – это не я!». Чтоб кто-нибудь, паче чаяния, не догадался… кто из ху.
– У тебя всё?
– Хм. Да. Ладно. А ты вернёшься?
– Вернусь, вернусь!
– И яма со львами будет?
– Будет.
– И болельщики?
– Да.
– И…
– Ну уж ясен пень!
– Ладно, давай. Только ты это… не долго!
– Я мигом! Ты – супер! Пока!
– Мама, почему не все отправились с нами на север?
– Они ушли, чтобы принести Великую жертву.
– А что это такое?
– Пожалуй, тебе уже пора знать. Вот послушай:
«Во времена, когда скалы были молодыми, собрались великие племена Одо и Мисти на совет. Пришедшие кружили вокруг старого горбатого Мега из племени Мисти, и он молвил:
– Уже как хозяйка входит смерть в наш мир через Сапи. Сапи менее всех приспособлен к жизни. Сила его в уме. Но чем острее ум и глубже знания, тем шире границы подлости Сапи и его черствости. Все ловчее обращается он с оружием, и все искуснее становится он в науке убийства. А потому, как только он узнает о нас, будет убивать всех подряд. Ни детей, ни матерей щадить не станет. И раз уж заведено от начала, что воевать мы с ним не можем, мы должны принести жертву: отдать Сапи некоторых из нас.
– Так Сапи же сразу о нас узнают! – засуетились крошки Капа и Коги.
– И кого именно будем отдавать? – В вопросе хитрого Эшри читалось: «Кто сделает этот выбор?»
Могучий Бала молча вздохнул.
– Думаешь, старый Мег, такая жертва насытит Сапи? – прогремел южный гигант Юба.
– Нет, так нельзя, я против! – выпалил юный Орчи из племени Одо. – Надо сражаться! Сапи маленькие и слабые, им не победить нас. Я дам им отпор! Я стану первым нападать, где бы их ни встретил.
– К сожалению, это не вопрос победы, а вопрос сосуществования для достижения высшей цели, – попытался объяснить старый Мег. – Не нами заведен такой порядок, но, в отличие от них, мы знаем его истоки, а Сапи заблудились. И спасаем мы больше их, чем себя.
– Прощайте! – выпалил юный Орчи и ушел, уводя за собой свою семью.
– Боюсь, ты прав, старый Мег, – прогудел могучий Бала, – иначе де́ла не решить. Но одного раза будет недостаточно. Приносить жертву придется постоянно, пока мы живем с ними в одном мире.
Старый Мег кивнул:
– Ты понял и сам сказал это, Бала. Нам еще предстоит понять, кто же возьмет на себя этот подвиг…
На том они и порешили. Сапи были очень довольны. Им хватало тех, кто принес себя в жертву. Но юный Орчи сдержал слово: стал нападать на Сапи. Ненасытность Сапи, подогреваемая жаждой мести, привела к бойне. Великие племена снова собрались на совет. Гигант Юба рассказал, что крошки Капа и Коги погибли, а их семьи почти полностью истреблены. Пришел и юный Орчи, повинился перед старым Мегом и перед всеми и сказал:
– Я пойду следующим.
С тех пор некоторые из нас, кто острее других чувствует ответственность за жизнь великих племён, уходят, чтобы найти свой берег».
В сумерках тесного прокуренного портового бара с дощатыми столами и закопченой лампой над замызганой стойкой хриплый динамик старенького телевизора с выцветшим экраном вещал последние новости: «Сегодня на северо-западном побережье десятки китов выбросились на берег. Это явление пока не нашло научного объяснения. Ученые продолжают изучать физиологию китов и строят гипотезы, пытаясь объяснить, с какой целью морские млекопитающие совершают массовые самоубийства. Оставайтесь с нами, мы продолжим после рекламы».
Кровельщик Артём приехал в городок С. на подворье небольшого монастыря, где уже квартировали иконописцы из Почаева. Познакомились. Поужинали. Художники сели «творить» краски на завтра. Артём на выделенной ему кровати накрылся ватным одеялом и слушал в полудрёме, как они шуршат курантами по стеклянным плиткам, растирая темперу, и рассказывают байки. Про Сурикова, про лавру. И подумалось ему: «Вот и меня жизнь так же трёт по дорогам, по монастырям. Интересно, что я за краска? Киноварь – цвет крови Господа и мучеников? Голубец – цвет Богородицы и мира? Ярь – цвет Святого Духа и преподобных? Нет, куда мне до таких высот. Бывает, работаешь на луковице и думаешь, мол, близко к Богу, а земля-то тянет. Всё же я, пожалуй, левкас. Втёртый, вклеенный в самую доску. Никто меня не видит, а на мне держится вся картина. Да уж, смиренно». Артём улыбнулся, натянул одеяло на голову и, засыпая, вспомнил своего учителя: «Мы высоты не боимся. До пятнадцати метров – ещё не высота, а после – уже не высота».
С коварством Сева впервые столкнулся, когда ему было восемь. Коварству стукнуло пять, а имя ему было Мира. Судьба свела их на побережье, где Сева отдыхал с бабушкой и маленьким братиком Вовой, а Мира – с родителями. Бабушка непрестанно корила Севу и всеми силами принуждала его смотреть за братом.
Как-то, увидев пластиковую палочку у Севы во рту, Мира уточнила:
– Это твой Чупа-чупс?
– У бабушки в сумке нашел, – доверительно поведал Сева.
– Какого цвета, покажи! – Мира сделала манящее движение пальцем.
Сева, польщённый вниманием, с причмоком извлёк конфету.
– Вот, она так и сказала: «Красный»! Бабушка твоя его ищет! Говорит, купила Вове, а…
– Вове? – испугано выдохнул Сева. – Что же делать?
– Надо его назад в фантик завернуть, – предложила выход Мира, – давай, у меня есть.
– Нет! – Сева решительно оттолкнул протянутую ручонку. – Я помню, куда свой бросил, он в комнате.
– Беги скорей, – приободрила его Мира. – Чупа-чупс оставь, вдруг там бабушка.
Сева отдал ей конфету и бросился в дом… Дурачок!
После наркоза Копыль чувствовал себя отсиженной коленкой. В спутанных мыслях толкались тревожные сомнения вперемешку с обрывками ярких фантазий. «Жаль музычка не играет. А что? Американец "Форда́" взял, а я, лучше, "Лексус", – Копыль то и дело приподнимал одеяло, поглядывал на бинты и прислушивался к организму. – Мне вдвое больше обещали. Поди, плохо! Ещё и на туда-сюда останется. Копылихе моей понравится. Да ей, вообще, сюрприз будет!»
В палату вошла лечащая – Анна Марковна, разулыбалась:
– Как вы, Пёт Фёдч?
«Ишь, губы накрасила! А зубки-то белые!» – непроизвольно отметил Копыль. – Что-то, Анна Марковна, пальцы немеют. – Он аккуратно ощупывал себя под одеялом. – Не пойму, что там. От наркоза?
Врачиха наклонилась и потрогала шею Копыля под ушами. «Ох ты, под халатом только бельё! – Копыль отвёл глаза и насторожился: тело отозвалось вялым эхом велосипедного звонка, вместо привычного перегуда туго натянутых струн. – Всё, встал на ручник».
Анна Марковна откинула одеяло. Копыль приготовился, как и до операции, с удовольствием ощутить её прикосновения. Но тело пробуксовало. Анна Марковна посмотрела Копылю в глаза:
– Секундочку, Пёт Фёдч, – она открыла папку-планшет. Полистала, похмурилась. – Щас, щас.
Врачиха ушла. Копыль натянул одеяло на нос: «Почему никогда без "щас-щас" не обходится?»
…
Кризис среднего возраста у Копыля затянулся. Сколько Пётр ни вглядывался, никаких зовущих далей впереди больше не видел. Одни пропасти через каждый шаг мерещились. Да и назад глянет – пустыня. У сыновей своя жизнь: один бебиситтером в Европе, второй где-то за полярным кругом грехи замаливает. Любовницы стареют. Талантов никаких не обнаружилось. Копылиху дома не застать – разъезжает с учениками по конкурсам и фестивалям. Она в музыкальном училище баян преподавала. Люто Копыль затосковал. От курева – кашель, от водки – головная боль. Маялся-маялся, да в очередной женин отъезд решил повеситься.
Снял люстру. Подёргал крюк – качается. Достал инструмент, укрепил. Вспомнил пилёж Копылихи – повесил полки на кухне. Заодно обои в коридоре переклеил. Стал верёвку привязывать, у соседа музыка заиграла: «Мне уже многое поздно, мне уже многим не стать…» «Вот, точно!» – воодушевился Копыль, завязывая петлю. «Самое время мечтать», – утверждали за стеной. «Самое время?» – Пётр проверил, хорошо ли скользит петля, удовлетворенно кивнул и включил телевизор. Собачка из Простоквашина предлагала продать что-нибудь ненужное. «Что б такого загнать, чтоб на "Лексус" хватило?» – горько ухмыльнулся Копыль, разворачивая свежий номер «Спид-инфо». «Американский пенсионер, мечтавший купить новый автомобиль, продал…» – прочитал Пётр и закрыл газету: «Так вот же решение!» Нашёл объявление подходящей клиники и позвонил.
– Здравствуйте! – ответил игривый женский голос. – Меня зовут Людмила. Чем могу вам помочь?
Копыль объяснил.
– Ой, какой приятный баритон, – кокетничала Людмила. – Да, мы делаем такие операции, приезжайте.
…
Анна Марковна без стука ворвалась в кабинет молодого хирурга, оперировавшего Копыля. Регистраторша Люся молниеносно соскочила со стола и оправила короткую юбку:
– Здрасьте! – Люся боком протиснулась в коридор.
Анна Марковна ногой захлопнула за ней дверь:
– Гамлет, ты показания Копыля читал?
– Я всё читаю, – под чёрными кудрями блеснул надменный взгляд.
– Что здесь написано? – Анна Марковна постучала пальцем по планшету перед носом у хирурга.
– Два testiculus, – прочитал Гамлет. – Да в чём дело?
– Testiculus – это единственное число, придурок!
– Э, у меня с латынью всегда было не очень, – Гамлет развёл руками и сощурил глаз, мол, чего вы хотите?
– У тебя и с русским «не очень», – Анна Марковна нависла над Гамлетом.
– Там «два» написано… же, – Гамлет, отстраняясь, качнулся и упал вместе со стулом.
– Два?! Если за тебя Люська бумаги заполняет, пусть хоть группу крови правильно пишет! Тебя не учили, что истории для прокурора заполняются?
– Где учили? – Гамлет барахтался между столом и стеной. – Зачем прокурора?
– Вы себе лет на двадцать назаполняли! Иди и пришивай обратно за свой счёт, что ты Копылю лишнего отрезал! – Анна Марковна пнула Гамлета в бедро.
– Ай! У меня нет счёт! – заскулил он.
– Пойду, у директора поищу, – Анна Марковна вышла в коридор, не закрыв дверь.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке