Алекс

Да что же это такое? Издевательство – иначе не назовешь!

Мало того, что сначала спросил: «Парень, ты Алекс?», так потом еще и попросил телефон Кати́.

Нет, он, конечно, сначала поиграл в папу медведя: «Кто сидел на моём дорогом стульчике, то есть байке?», но потом-то всё закончилось телефоном Кати́ и где она живёт.

Блин, это ревность? Да, это ревность. Особенно она накрыла, когда этот вер с платиновой косой практически не отходя от меня, стал звонить Кати́ и мурлыкать с ней почти на инфразвуке: «Добрый вечер. Мы сегодня встретились с вами на заправке. Меня Инголфр зовут».

О, его, оказывается, зовут Инголфр! Ценная информация!

«Не поверите, я специально вернулся на заправку, но Вы уже уехали».

Да, я специально скрываю свои запахи под этой автомобильной химией.

Да, почему-то именно сегодня, когда я впервые почувствовала, как увлажнилось и потекло моё лоно, этот придурок Боб рукожопо опрокинул литровую бутыль с ацетоном.

И всё равно он должен был узнать меня!

Стоп, возьми себя в руки! Почему ОН должен был тебя узнать? Совершенно нелепый вопрос. Зачем ему это делать, если в мире полно красавиц на стройных ногах? Зачем ему МЕНЯ узнавать?

Слёзы душили. В голове сумбур.

Я даже не хочу знать из каких недр нашего салона и для чего проклятый Боб вытащил этот бутыль, но опрокинул он её именно рядом со мной.

Теперь он у меня будет заниматься исключительно снятием лакокрасочных покрытий с автомобилей. И на первых двух я забуду предложить ему маску. Нет, я вообще не буду предлагать ему маску, пока сам не догадается. Я коварно усмехнулась. Градус настроения чуть приподнялся.

От ацетоновой атаки окружающие потеряли обоняние на ближайшие сутки, и я в том числе. Папочка быстренько, прихватив Боба, свалил, к альфе. Ему же нужно рассказать альфе о неадекватном норвежце.

Я осталась одиноко ремонтировать эту рухлядь дяди Ганса и дышать оставшимися парами ацетона. Я даже дочинила старый Ford дяди Ганса.

Почти успокоилась, но тут опять появляется этот «Инголфр». И для чего? Для того чтобы подтвердить, что я парень и взять телефон Кати́.

Слёзы просто выстрели из глаз.

Нет, так нельзя. Всё он уже уехал. Пусть встречается с Кати́. Надо ей позвонить пусть обрызгается из флакончика «Радость леса». Волк Инголфр оттрахает её до состояния нестояния. Пусть, так ей и надо! Красотка нашей заправки!

Градус настроения чуть дёрнулся вверх и я нажала на дозвон к папе.

– Пап, ты скоро? – протянула я, когда он принял мой вызов.

– Девочка моя, ты как? – не давая мне вклиниться, зачистил папа, – у нас всё ещё воняет ацетоном? Я буду завтра к обеду, хотя ты помнишь сегодня же день летнего равноденствия. Альфа приглашает пробежаться по его лесу.

Я не помнила о том, что сегодня равноденствие, но вспомнила, что завтра полнолуние. Значит, если альфа оставляет папу на эту ночь, то и три следующих его не будет дома.

– Про равноденствие я забыла, – призналась я, сдерживая всхлип. – Но я вспомнила, что завтра полнолуние. Тебя не будет дома три ночи или четыре.

– Солнышко, не грусти. Не представляешь, как разрывается моё сердце, что ты не с нами. Ну, ты же понимаешь, что не обратиться во время полнолуния для меня подобно отрыву от души.

Собственно это так и есть. Поскольку в полнолуние воздействие луны на веров особенно сильно, не обратившийся вер будет страдать физически целый месяц.

Папа продолжал:

– Сходи, посиди с ночными заправщиками, веселее будет.

– Нет, не будет. Сегодня дежурит Мартин, к нему жена придёт.

– А, да, точно. Ну, придумай себе какое-нибудь развлечение. Любое! Только дом не спали, – хохотнул папа.

Мне стало веселее.

– Пап, надо что-то решать с этим рукожопом Бобом. Сил моих уже нет.

– Не поверишь, я уже все решил! Пока мы ехали, я убедил его, что ему нужно искать новую работу. Он сначала испугался, что я его увольняю, стал говорить, что они живут с мамой вдвоем, и мама очень расстроится. Короче, давил на жалость как мог. Тогда я предложил ему работать у нас пока он не найдет другое место и даже пообещал сам поспрашивать у знакомых. На этом мы договорились. А за бутыль ацетона я у него из зарплаты удержу.

Мне стало намного легче. Какой же папа молодец всегда знает, как меня поддержать.

– Пап, я доделала машину Ганса.

– Хорошо я скажу ему, чтобы забирал. Если приедет без меня, рассчитай его без скидок.

– Хорошо. Договорились. Пока. Целую.

– И я тебя! – папа отключился.

Я опустила рольставни павильона, на всю высоту которых была надпись «CLOSE», и уныло поковыляла в наш с папой дом, пристроенный к автосервису.

Опять одинокая ночь. Опять эти ужасные мысли о ненужности и никчемности.

Я НИКОМУ НЕ НУЖНА – это девиз моей жалкой жизни.

Недоволчица, которая из-за старой раны в ноге не может оборачиваться.

Я обернулась в первый и последний раз, когда мне исполнилось двенадцать лет. Помню этот фейерверк запахов и звуков. Помню восторг от слияния с новым телом и открывшиеся возможности недоступные в человеческом обличье.

На следующий день нас отследили. Стреляли серебряными пулями. Хорошо, что стрелки были не меткие.

У папы пуля застряла между рёбрами, её легко вынули. Мне пуля попала в ногу и прошла на вылет, но с это времени рана не заживает и кость раздроблена.

Так я и живу с этим уже шестнадцать лет.

Чтобы отвлечься от тоскливых мыслей, придумала себе развлечение на этот вечер, а возможно и ночь: буду принимать ванну, слушать музыку и пить ликёр.

Наполняя ванну, взглянула на себя в зеркало. Всё лицо в чёрных полосах: здесь почесала, там потрогала, тут убрала прядь волос – руками в машинном масле. Чучело чучелом! И ещё хочу, чтобы он меня узнал. Слёзы опять навернулись на глаза.

И стоило разрабатывать подавитель запаха, если можно обойтись разлитым ацетоном и машинным маслом, размазанным по лицу…

Горячая ванна, кофейный ликёр и Рамштайн сначала очень взбодрили, а потом пришёл откат.

Да, я недоволчица, которая не может из-за травмированной ноги оборачиваться. Но я чувствую луну. Как же я её чувствую! Несколько раз в сильные полнолуния я пыталась обернуться, но бессильно грызла землю.

Сейчас грядет полнолуние, сильное из-за равноденствия.

А я?

А я сижу в ванне и пытаюсь залить притяжение Луны ликёром.

У-у-у!!

Я нырнула в ванну с головой. Задержала дыхание и сколько смогла сидела под водой. Вынырнула, хватая воздух ртом. Чуть-чуть помогло.

Но тут пришла мысль, то если бы у меня не было этой уродливой ноги, я бы поехала сейчас в городской бар и тусовалась бы там до утра. Нашла бы себе какого-нибудь фермера и мы с ним чудесно провели остаток ночи.

Но я не могу, не могу! Из-за дурацкой ноги, из-за постоянной боли, из-за того что у меня всё еще ни разу не было месячных. Сегодня они тоже не пришли, только штаны промокли, наверное, слишком резко вылезла из машины.

У-у-у!!!

Папа заинтересовал меня химией, когда я была еще ученицей младших классов.

После ранения моё занятие химией, а потом и биологией стало целенаправленным. Я хотела понять, прежде всего, как работает мой организм. Окончила университет по специальности биохимик, но ни на йоту не приблизилась к разгадке своего тела.

Я научилась делать обезболивающие и даже получила патенты и продала формулы в одну фармацевтическую компанию, за что теперь имела регулярные отчисления.

Я на молекулярном уровне разобрала действие феромонов на человека и зверей. И даже, сделала духи на основе феромонов, которые могут усилить влечение волка (вера) или человека, в зависимости от желания барышни. Это изобретение я пока держу при себе и не патентую. Дорабатываю и проверяю на доверенных лицах. Вот и девчонкам-кассиршам подарила по два флакончика с названиями «Радость леса» и «Все у моих ног».

Но даже эти спреи не сделают меня притягательной для мужчин или волков.

Для себя я сделала средство подавляющее выделение феромонов. И теперь у меня нет запаха. Поэтому я никого не притягиваю.

Первая попытка оказалась неудачной – подавление феромонов оказалось вредным для желез внутренней секреции. Тогда я придумала средство убирающее запах у феромонов. Теперь достаточно мне раз в сутки выпить порошок, для себя я не делаю таблетированных препаратов, и я ничем не пахну, вообще.

Я стала незаметна для обоняния волков и людей.

Сегодня поняла, что если меня замечают, то благодаря моим формам скорее относят к парням, чем к девушкам. Я дылда – 180 см. Все окружающие меня девушки намного меньше ростом. Да что там девушки, даже мой папа смотрит на меня снизу вверх. Мне хочется быть наравне со всеми, поэтому я сутулюсь, а из-за этого прячется грудь.

У меня есть коса, длинная до пояса, но я прячу её под бейсболкой, потому что она норовит залезть между деталями автомобилей, в которых мне приходится постоянно ковыряться.

Пора признаться в том, что причина прятать свой пол кроется не только в моих физических недостатках, но и в том, что мы с папой скрываемся.

Уже шестнадцать лет мы скрываемся от тех, кто стрелял в нас.

Когда мы переехали в Германию и папа приял решение, в какой местности мы будем жить, договариваясь с альфой о проживании на территории без вхождения в стаю, он не сказал, что у него есть дочь. Для того чтобы новые друзья отца не узнали о том, что есть свободная самка, папа стал придумывать, как обмануть нюх веров и замаскировать мои запахи.

Собственно работу с феромонами начал отец, я продолжила начатое и довела до результата.

Теперь я без запаха, без пола, без здоровья, без счастья. И даже без надежды что-то из этого обрести.

Из-за ацетона и отбитого обоняния, вселенской скорби и тоски я не приняла в установленный час порошок подавляющий мои запахи. Мне самой стало интересно, чем же я пахну.

Ликёр закончился в бутылке. Я выбралась из ванны, надела халат и доползла на четвереньках до гостиной, потому что прыгать на одной ноге в пьяном состоянии у меня не получилось. Захватив из бара ещё одну бутылку ликёра, свалилась на стул возле стола в центре комнаты, потому что идти куда-либо без фиксирующего аппарата на ноге или костылей я не могла.

Оставалось сидеть, тупо смотря на вход в гостиную, подвывая и всхлипывая. С мокрых волос текли струйки воды. Ощущение полной никчемности и беспросветности накрыло каменной плитой.

Мне отчаянно захотелось сдохнуть. Здесь и сейчас.

Заботливая фантазия подсунула картинку, на которой норвежский красавец-байкер держит в объятиях Кати. Она отвечает ему страстными поцелуями. Почему не я, а она сейчас с ним? Как же я хочу к нему!

–Бли-и-ин, – я тоненько завыла, оценивая реальность: фиксатор ноги где-то в ванной, а костыли вообще чёрте где – до лаборатории не доползу.

Никчемная! Калека! Уродина! Биохимик-фармацевт, а отравиться не могу!

– И-и-и, – из меня выдавился мерзкий, противный и неконтролируемый звук.

Вдохнула, выдохнула, запахнула пушистый халат и твёрдо решила, что завтра до лаборатории доберусь. И отравлюсь.