Цитаты из книги «Добро пожаловать в Москву, детка!»

Вера! Да, ты не Ирина Шейк! Но и та, кстати, до сих пор не замужем! Характер твой не подарок, но все мы не идеальны. Ты адекватная, честная, верная, прямая, с чистыми желаниями, с тобой возможен диалог, и ты готова уступить. Есть же люди гораздо хуже, и с ними живут, их любят, ради них совершают поступки, идут на жертвы, их принимают такими какие они есть… Конечно, работать над собой нужно, нужно совершенствоваться и расти, но невозможно подстроиться под каждого! Заезженно, но очень точно – ты не сто долларов, чтобы нравиться всем! Как-то так, Вер…Ну еще, наверно, судьба…Найти своего человека…Это как сорвать джек-пот, самый дорогой и самый важный в твоей жизни…Ну и потом им правильно распорядиться.

Все, давай строчи ему, как вся пылаешь страстью и ждешь его голая на столе вместе с уткой в яблоках. – А в яблоках кто я или утка? – Ахаха! – оценила уточнение Вера. – Обе! Обе в яблоках!

«Да вроде нормальный мужик, но зачем так сбегать от счета, в пятьдесят-то лет? – крутилось в голове у Катьки. – Зачем вешать такое клеймо?… А может мужики уже давно перестроились на эмансипированных европейских женщин, может быть мужикам интересны те самые бабы с яйцами? Наверно, с ними удобнее…Ничего я уже не понимаю в этой жизни…Я та самая морская корова, наш вид уже давно вымер…Но мне, черт побери, обидно, когда мужчина не уступает место в метро, не открывает дверцу машины, не помогает с сумками, не звонит, как я добралась домой, не присылает теплого смс после секса, не говоря уже о хороших ужинах и цветах…Мы, женщины, им это прощаем… Мы не воспитываем в будущих мужчинах подобных качеств, потому что сами не знавали таких. Печаль. Поэтому мне тридцать три и я одинока, я та самая выжившая морская корова, самцов для которой уже давно нет и в помине».

Катька всегда безбожно врала, когда понимала, что больше с мужчиной не встретится. Истории и свою биографию придумывала каждый раз новые, это ее забавляло, причем, чем больше мужик был глуп, жаден или нагл, тем красивее и богаче историю придумывала девушка.

– Ты старая алкоголичка и удел твой такие же алкоголики, через пару лет ты их догонишь и будешь с ними вместе валяться в луже! – Договорив, Арнольд схватил кошелек и пулей вылетел из ресторана. Катька вздохнула, придвинула счет к себе, итоговая сумма была две тысячи сто рублей, миссия заплатил только за себя. Девушка достала тысячу, собрала все деньги, счет и положила в шкатулку. «Видимо члены московской каббалистической организации не очень избирательны. – вернулись мысли к Катькиной голове.

Ну, он не понял. – В смысле не понял? – Не понял, почему ты уехала. Подумал, что дура какая-то, ну или странная. – Ну…В общем, он прав…Как-то так, Ватсон.

Не стоит размениваться на медяки и мудаков. Нужно запастись терпением и мудростью, чтобы в определенные моменты жизни не подбирать тех, кто повесит красную тряпку нам на рога, кто сделает нас с оскалом и жесткой шкуркой на сердце».

Рыжий бигль, свернувшись калачиком, грелся на солнце. Весенний ветерок щекотал псу глаза и нос, принося с собой тополиные пушинки. Конечно же Торри не сыграл Сергею собачий вальс, и Вика Петрашевская, талантливая выпускница Гнесинки, через пару дней заселившая соседнюю палату, тоже не сыграла умирающему мужчине этот чертов Собачий вальс. Она играла «Адажио» и «Летнюю грозу», «Лебедя» и «Историю любви», «Секретный сад» и «Ромео и Джульетту». Вика играла несколько часов в день, когда ее тонкие почти прозрачные кисти были свободны от капельниц и, пожиравшая девушку уже третий год, лейкемия давала ей несколько часов жизни. Вика играла на скрипке эту прекрасную музыку, а Сергей плакал, изгрызв в клочья застиранную больничную простыню. Для Вики эти мелодии были уходящими, последними в ее двадцатичетырехлетней осени. Для Сергея же все только начиналось, в сорок лет, новая жизнь, его жизнь. Жизнь, которой он обязан Вике и тому смешному рыжему биглю, прибегающему иногда к нему посидеть рядом на скамейке в больничном саду. И еще одному человеку, о существовании которого Сергей даже не подозревал. Но кто-то всегда остается за кадром.

Несколько слов об опоссуме. Маленький тщедушный опоссум с острой мордочкой, цепкими когтистыми лапками и выпученными глазами-бусинками был в жизни девушки предвестником большой задницы. Если Катька начинала его видеть и уж тем более заговаривать – пиши пропало.

А что ты удивляешься, Кать?! – недоумевала, куря в вытяжку, Вера. – Сплетни – это вообще нормально для Москвы, я уже привыкла. Причем чем больше именно коренных москвичей в коллективе, тем хуже, змеюшник еще тот. Их хлебом не корми, но посплетничать дай. А что?! Своей же нет личной жизни, живут в своих драгоценных тридцати метрах вшестером, какая там личная жизнь-то?! – рассуждала, дымя, Верка. – Ищут своих же, голубокровных, московских, с пропиской, челядь провинциальная их не достойна.