Цитаты из книг автора «Лена Кончаловская»

Часто гораздо проще рассказать всё как есть человеку, которого видишь в первый и, скорее всего, в последний раз. Наверное, оттого, что он ничего о тебе не знает – прозрачный, чистый контакт. Он не будет пытаться найти в словах пробелы, не будет угадывать, сколько еще слов ты оставила себе. Он слышит только то, что ты говоришь, и в этом вся правда.

Где-то между головной болью и тошнотой мерцает теплый огонек благодарности. Как правило, нас всегда спасают вовсе не близкие, не друзья и даже не мама. Незнакомцы, удачно попавшиеся под руку в нужный момент. Городские ночные ангелы.

Близость – нечто другое. Спать можно со многими, но быть уязвимым, говорить правду, просто быть – такое нельзя провернуть сотню раз. Это тупо. У нас хорошо получается оставаться собой, но совсем не получается вместе, и я только могу разглядеть твое мерцание вдалеке.

Иногда ведь нужно просто увидеть еще раз, чтобы вдруг резко и с хлопком отпустило. Расколдоваться. Любовь – всегда наблюдение. Интуитивное понимание. Но для этого нужно присутствие, физическая близость, возможность смотреть. Да-да, нет-нет. Чем меньше видишь, тем больше додумываешь – в конечном итоге эти проекции тоже мало жизнеспособны, и, как правило, довольно быстро исчерпывают себя, когда появляется возможность быть рядом.

Мы очень похожи, и поэтому ведем себя друг с другом как сами с собой.

Я никогда не понимала, почему вся человеческая близость должна умещаться в одну из двух форм – дружбу и некие романтические отношения, так называемую любовь, от которой бывают дети. Или от которой они не случаются, но это нюансы. Всё же гораздо сложнее, и это не только вопрос чувств и договоренностей, но и языка любви. Любовь, может, и не меняет содержания, но форма – разве не может она быть разной? Я не знаю. Чем длиннее жизнь, тем меньше я знаю о любви. И если в шестнадцать мне казалось, что я знаю о любви всё, а взрослые, они ничего не понимают, то сейчас я точно знаю, что это действительно так. Я взрослая. Но это не так плохо.

Его глаза то и дело скользят от страниц к ее лицу, проверяя, всё ли на месте. А она лежит, опустив веки под большими солнцезащитными очками, и не замечает его взглядов. Ласковые стрелы. Иногда он протягивает руку, не отрывая взгляда от книги, и проводит пальцами по ее ноге, поглаживая кожу. Я знаю это касание – в нем больше честности и близости, чем в чём бы то ни было. Ты моя. Ты 24.

Я сижу на краешке кровати, уперевшись подбородком в колени, пытаясь взять себя в руки, но я всё рассыпаюсь и рассыпаюсь, и мне кажется, что меня больше нет. Ты спишь за моей спиной, твое загорелое лицо лежит на белой подушке, и ты так далеко.

Ты открываешь глаза, взгляд перехватывает мой зрачок под ресницами, и вот теперь я точно ничего не могу с собой поделать. Ты улыбаешься. Поцелуй в подбородок, поцелуй в арочку, поцелуй в уголок. Ты растягиваешь на губах мое имя, притягивая живот к животу, и мне хочется, чтобы меня больше не было. Ты это то, как ты сопротивляешься. Я не сопротивляюсь. И ты – всё самое нежное, что есть во мне.

Если с кем-то и можно отправиться в ад, то с ним. Он единственный человек, которому я могу говорить всё как есть. То есть говорить правду и не бояться. И не выглядеть глупо. Мне не нужно быть смелой – мне нужно быть собой. Если начать фальшивить, он сразу заметит и сам скажет, что на самом деле имелось в виду. Скажет за всех. Это неловко, поэтому лучше справляться самостоятельно. Но это несложно. Мне нужно стараться, потому что любую боль он обращает в нежность и, даже когда моя правда против него, он всегда на моей стороне. Огонь на себя. Но настоящая сила никогда не обороняется. И он – всё самое лучшее, что есть во мне.