Глава 3

Миссис Бёртон, печально известная своей способностью поднимать переполох по малейшему поводу, перед лицом настоящих трудностей являла собой зрелище поистине незабываемое. Для платьев заказали новую ткань – простой муслин цвета слоновой кости, хотя миссис Бёртон упорно предлагала чуточку украсить его кружевами, – для волос изготовили новые ленты, а накануне званого вечера Джорджиана даже стала свидетельницей того, как мистер Бёртон стоял не шевелясь с газетой в руке, позволяя супруге подравнивать его усы портновскими ножницами.

На протяжение всей тряской поездки в карете тетушка болтала, не закрывая рта, и в какой-то момент Джорджиана почувствовала непреодолимое желание распахнуть дверцу и изящно вывалиться в кусты живой изгороди, просто чтобы спастись от надоедливой родственницы. К счастью, когда они добрались до места назначения, миссис Бёртон сама себя заговорила до полного изнеможения, и они в благоговейном молчании проследовали по подъездной аллее самого большого особняка из всех, какие Джорджиане доводилось видеть. Мистер Бёртон пребывал в полудреме и, казалось, впечатлен не был.

По телу Джорджианы пробежала дрожь волнения, когда она вошла в передний вестибюль, стараясь вертеть головой как можно осторожнее, чтобы ее изумление не было столь заметно. Один только этот зал был столь огромен, что оставалось загадкой, как хозяевам удалось наполнить его гостями, однако они справились с задачей – по меньшей мере полсотни человек учтиво смеялись, обмахивались веерами, звенели бокалами и весело окликали замеченных в толпе друзей. Огромный гобелен, изображающий библейского вида сражение, красовался над изогнутой лестницей, украшенной сверху чем-то, напоминающим фамильный герб, а над головами собравшихся нависала явно изнемогающая от хрусталя люстра.

Джорджиана задумалась, не приходятся ли хозяева дома бедными родственниками Господу Богу.

Мистер и миссис Бёртон замешкались на входе – возможно, увлекшись подсчетом розовых кустов, – и Джорджиана, уловив момент, оторвалась от них, смешалась с блестящей толпой и тут же взяла себе бокал. Да, никакого сравнения с праздником в честь картины у Гэдфортов: платья здесь шуршали шелком и сверкали отделкой, шампанское лилось рекой, а джентльмены были с прическами и в накрахмаленных рубашках.

На то, чтобы одеться и подготовиться к этому вечеру, у Джорджианы ушло три часа. Горничная Эммелина приложила все возможные усилия, чтобы каждый локон был на своем месте, каждая лента должным образом завязана и заправлена, и, закончив, застенчиво улыбнулась отражению Джорджианы в зеркале. Сама Джорджиана ничего особо воодушевляющего в этом отражении не находила – она знала, что ее темно-русые волосы чересчур тусклые, а бледное лицо усыпано отвратительными мелкими веснушками, – но признала, что постаралась и, пожалуй, добилась самого благопристойного результата за всю свою жизнь.

Однако дом Вудли был таким пугающе роскошным, что даже после всех длительных приготовлений Джорджиане казалось – с тем же успехом она могла облачиться в наряд из кухонных полотенец. Прокладывая путь в толчее, она то и дело одергивала платье и поправляла волосы, достигая тем самым результата противоположного желаемому и приводя себя в еще больший беспорядок. И хотя никто не задерживал на ней взгляд – да и вообще не смотрел на нее, – Джорджиане казалось, что все присутствующие уже оценили ее и сочли неимущей; того и гляди кто-нибудь ткнет в нее пальцем, воскликнет: «Господи Боже, смотрите, бедная маленькая девочка со спичками!» – и сочувственно бросит ей под ноги горсть монеток.

Преодолев длинный коридор, увешанный величественными картинами и уставленный мраморными бюстами почтенных особ, которые, казалось, все страдали запором, Джорджиана добралась до бального зала и двинулась вдоль стены, старательно избегая столкновений с танцующими и выпивающими. В этой комнате собралось столько красивых мужчин и женщин, сколько девушка не видела за всю свою жизнь, и в свете свечей они словно сияли; трудно было воспринимать их как индивидуумов – гости сливались в единую элегантную массу: ладоней, касающихся обтянутых тонкими перчатками запястий, лакированных каблуков, щелкающих по мраморному полу, и красиво очерченных губ, склоняющихся к изящным раскрасневшимся ушам.

Казалось, все присутствующие здесь были в той или иной степени Значительными Лицами. И похоже, никто из этих лиц ни разу в жизни не испытывал скуки дольше десяти секунд. Джорджиана чувствовала себя как умирающий от голода человек, явившийся на пир.

Несколько гостей вежливо кивнули девушке, и она робко кивнула в ответ, подозревая, что вскоре будет вынуждена вернуться туда, откуда начала свой путь, и воссоединиться с Бёртонами, но тут внезапно увидела Фрэнсис. Та стояла у раскрытой застекленной двери в сиянии светильника и выглядела еще великолепнее, чем в прошлый раз. Тогда она пряталась в темном, унылом коридоре дома Гэдфортов, теперь же пребывала в своей стихии – в платье, переливающемся тончайшими оттенками зеленого и золотого, и с бокалом вина в руке.

Фрэнсис оживленно болтала с компанией юношей и девушек, таких лощеных и дружных на вид, что Джорджиане было страшно даже приблизиться, не то что заговорить с ними – вдруг оскорбят или плюнут в лицо?

Охваченная нерешительностью, Джорджиана развернулась, намереваясь сделать еще круг по залу, чтобы набраться храбрости, но тут услышала, как Фрэнсис зовет ее по имени. Она почти не повысила голос, однако эти четыре слога мгновенно прорвались сквозь гомон толпы и музыку и достигли ушей Джорджианы, как звук свистка достигает ушей собаки.

Зардевшись от волнения, Джорджиана подошла к беседующим.

– Вы только посмотрите! – Фрэнсис, казалось, была искренне рада. – Моя бывшая благоверная!

Джорджиану представили всем по очереди. Мисс Сесилия Дагрей была высока, бледна и необычайно хороша собой – гиацинтово-синие глаза, нежная округлость губ; она напоминала кобылицу масти паломино. Мисс Джейн Вудли, дочь хозяев дома, была низкого роста, темнее волосами и проще лицом, приземистого телосложения и словно бы нарисована более крупными мазками, нежели мисс Дагрей; руку Джорджиане она пожала сухо, с настороженным лицом.

Джентльменов в компании было двое. Первый, мистер Джонатан Смит, весьма раскованный в манерах, эффектным жестом откинул назад прядь пшеничных волос, упавшую ему на глаза, когда он наклонился поцеловать Джорджиане руку. Второй, мистер Кристофер Кроули, щеголял нафабренными усами и был облачен в сюртук безобразного алого цвета; он лукаво подмигнул Джорджиане, от удивления чуть не забывшей сделать реверанс. Мистер Кроули напомнил ей пирата из недавно прочитанной книги. Джорджиана даже слегка забеспокоилась – вдруг он сейчас наставит на нее шпагу и заберет все ее шпильки?

Никто пока что не изъявил намерения в нее плюнуть.

Фрэнсис и ее друзья возобновили прерванный разговор, а Джорджиана охотно слушала, радуясь первоклассной компании и тому, что стала ее частью, но при этом не на шутку переживая, что если сама откроет рот, то сморозит какую-нибудь несусветную глупость о погоде или жизненном цикле лягушки.

– Нет, говорю вам, если мистер Уизерби еще раз вот так посмотрит на меня искоса в воскресенье, я во всеуслышание провозглашу его извращенцем и всей пастве сообщу, что, когда во время службы я поменяла позу, он пытался поглазеть на мои лодыжки, – веселила всех Фрэнсис. – По правде говоря, неудивительно, что я так редко бываю на службе – одного этого достаточно, чтобы толкнуть женщину в любящие объятия дьявола. Когда он пялится на меня, произнося молитву о семье и супружеском долге, я вижу, о чем он мечтает, – сделать меня своей женой, чтобы я раздалась в талии, нарожала ему целый выводок детей, раздвигала перед ним ноги лишь раз в году сугубо ради продолжения рода и на протяжении всего действа истово думала о Господе нашем.

Джорджиана поперхнулась вином и, рассыпавшись в еле слышных извинениях, приняла от мистера Кроули платок с монограммой.

– Ну если не достопочтенному викарию, то кому еще пялиться на эти лодыжки? – осведомился мистер Смит с фамильярностью, которая заставила Джорджиану предположить, что сам он был бы весьма не прочь узреть упомянутые части тела. – Я слышал достаточно сплетен, но хотел бы обратиться напрямую к их источнику.

– Я воздержусь от комментариев. – Фрэнсис отпила из бокала и усмехнулась женской части компании.

Джорджиана хотела бы знать, о чем она умолчала, чтобы иметь возможность многозначительно улыбнуться, как это сделала мисс Дагрей. Мисс Вудли лишь еле слышно фыркнула.

– Так кто этот счастливчик? – спросил мистер Кроули. – О Фрэнсис, только не говори, что это тот надутый высокомерный франт – неподражаемый мистер Рассел?

– Ты сам такой же надутый, Кристофер, и ты это знаешь, – парировала Фрэнсис. – И ради всего святого, ты носишь бархат в июне. Немного скромности пошло бы тебе на пользу.

– Что ж, ты права, но мне хватает благородства и деликатности признавать все свои многочисленные достоинства и редкие недостатки, – заметил мистер Кроули, похоже, ничуть не оскорбившись. – А вот он делает вид, что не имеет ни малейшего представления о причине своего скромного необъяснимого обаяния – обо всех двадцати тысячах причин в год, – и напускает на себя в высшей степени изумленный вид всякий раз, когда очередная мамаша подкатывает к нему с выводком дочерей, которые чуть ли не в обморок валятся у нее за спиной. Он таким был еще в Итоне. И к тому же, – добавил мистер Кроули самодовольным голосом человека, которому ведома страшная тайна, – он затащил Китти Фазеринг в постель.

Леди дружно ахнули. Джорджиана поняла, что вытаращила глаза, и не без труда придала им более или менее подобающее выражение.

– Никуда он ее не затаскивал, и ты это знаешь! – отрезала Фрэнсис. – Китти Фазеринг, скорее всего, свалилась пьяная в отцовской конюшне и заснула, заключив в нежные объятия какого-нибудь хорошенького пони и приняв его за Джеремайю из-за цвета челки.

– А также запаха, – добавил мистер Кроули, отпивая из своего бокала.

– Мисс Эллерс, вам, наверное, чудовищно скучно слушать, как мы разговариваем о незнакомых вам людях, – сказал мистер Смит. – Мистер Рассел большую часть года проводит в каком-то жутком городке в центральных графствах, но почти каждое лето приезжает сюда с семьей и товарищами поохотиться. Должен признаться, я удивлен, что сегодня его здесь нет.

Джорджиана, взволнованная тем, что к ней так просто обратились напрямую, лишь улыбнулась.

– Да здесь он, – неохотно заметил мистер Кроули. – Я видел его в саду с кучкой прихлебателей, когда вышел покурить.

– Ну и ну! И ничего, значит, никому не говорил! – очаровательно насупила брови Фрэнсис.

Мисс Вудли весело рассмеялась:

– Побоялся, что тебя обскачут, Кристофер?

– Хорошо, хорошо, давайте окажем ему теплый прием, а заодно дадим бедной Фрэнни возможность думать о чем-то еще, помимо Господа, когда она в следующий раз раздвинет ноги перед случайным батраком с фермы, – сказал мистер Смит, увлекая Фрэнсис к двери.

Фрэнсис попыталась игриво стукнуть его веером.

У мисс Вудли по-прежнему было такое лицо, словно она мечтала оказаться где угодно, только не здесь. «Прискорбно, – подумала Джорджиана, – ведь это ее прием».

Ей еще никогда не доводилось слышать столько недвусмысленных упоминаний прелюбодеяния – родители стыдливо избегали касаться этого предмета. Упомянули они о нем лишь единожды, когда Джорджиана увидела двух охваченных страстью свиней, как об «особых объятиях». Джорджиана пыталась делать вид, будто ее ни в коей мере не смущает пребывание в обществе молодых людей, сквернословящих и похабничающих, словно толпа бывалых матросов. Секс для нее был тем, что происходит за закрытыми дверями, в ветхих супружеских кроватях или в темных недрах домов терпимости; в романах он случался после того, как повествование завершалось, в самых пикантных книгах автор иногда коротко упоминал о нем и тут же менял тему из соображений пристойности, но нельзя же во всеуслышание рассуждать об этом на званом вечере, словно о погоде или ценах на масло.

Компания направилась в роскошный внутренний двор – Джорджиана шла позади всех, сжимая в руке бокал и стараясь не привлекать к себе внимания. Ей казалось, что в любое мгновение новые знакомые могут дружно спросить, с какой стати она таскается за ними, как безмозглый утенок. Несколько юношей – скорее всего, сверстников Джорджианы или чуть старше – расселись вокруг фонтана, распустив галстуки и громко, безудержно хохоча. Когда Джорджиана с компанией подошла поближе, один из них перегнулся спиной вперед через бортик и подставил раскрытый рот под водяную струю; поперхнулся, закашлялся и расплылся в ухмылке, к одобрению товарищей. Если учесть, что украшавшая фонтан обнаженная женская статуя выглядела так, словно испускала струю из самого неподходящего отверстия, нетрудно было предположить, что именно так позабавило молодых людей.

Один из них не смеялся – собственно говоря, он улыбался такой вежливой улыбкой, какую обычно нацепляют на лицо, встречаясь с зубным врачом или выслушивая подробный отчет о банковской сделке. Костюм у него был простой – сочетание белоснежно-белого с темно-синим, – а руки по-военному заложены за спину; если присмотреться, можно было заметить, что молодой человек чрезвычайно зажат, он просто излучает напряжение, являя полную противоположность своим товарищам, развалившимся в позах почти горизонтальных. Он был высок и смугловат – возможно, индийская наследственность, подумала Джорджиана, хотя имевшегося у нее опыта было недостаточно для точной классификации, – а не по моде длинные курчавые волосы были небрежно стянуты сзади. Взгляд больших карих взгляд был опущен – это придавало незнакомцу вид замкнутый и меланхоличный, – а подбородок настолько резко очерчен, что Джорджиане подумалось: коснувшись его, можно пораниться.

Тут она изумилась, как ей вообще пришла в голову мысль его коснуться.

В то время как остальные встретили компанию Джорджианы радостными криками, печальный джентльмен отвесил учтивый поклон и развернулся в сторону сада.

Главным красавцем и заводилой в компании юношей был конечно же мистер Джеремайя Рассел: высокий, статный, бледнокожий, с классическими чертами лица и искусно завитыми светлыми волосами. Джорджиана задумалась, усилия скольких слуг были потрачены на один только локон, очаровательно спадающий на левый глаз. В том, что Фрэнсис сильно увлечена мистером Расселом, не было никаких сомнений – пока все пожимали и целовали друг другу руки, она не сводила с него глаз, а когда его губы коснулись кончиков ее пальцев, неожиданно манерно захихикала.

– А это кто же? – воскликнул мистер Рассел, посылая чарующую улыбку Джорджиане.

Та немедленно залилась краской.

Несмотря на переизбыток завивки, он определенно был весьма хорош собой.

– Это очаровательная мисс Джорджиана Эллерс, – сказала Фрэнсис. – Я обнаружила ее на одном чудовищном приеме, где она пряталась в дырке в стене, и она превратила невозможный вечер в выносимый. Она новенькая, Джеремайя, гостит у дяди с тетей неподалеку.

– В дырке в стене? – Мистер Рассел окинул Джорджиану оценивающим взглядом, вскинул бровь и слегка улыбнулся. – Ничего себе. – Затем он снова обернулся к Фрэнсис. – Не желаете ли вы покурить кое-чего особенного, мисс Кэмпбелл? Мы тут как раз раздумывали, не прогуляться ли по саду.

– Ужасный ты человек! Но думаю, я соглашусь, – широко улыбнулась ему Фрэнсис.

Джорджиана попыталась осмыслить услышанное, но не преуспела: «прогуляться по саду» в этой компании явно означало не то, что она думала.

– Мы все не против, – многозначительно заметил мистер Кроули, и компания без лишних слов направилась в глубину сада.

Остались лишь мисс Вудли – скорчив гримасу, она отмахнулась – и несколько приятелей мистера Рассела. Заметив, что курчавый джентльмен с ними не идет, Джорджиана немного огорчилась.

Целью их путешествия оказался небольшой благоухающий розарий, со всех сторон окруженный живыми изгородями и невидимый из дома. Самые широкие тропинки в саду были подсвечены мигающими фонарями, однако стоило нырнуть в просвет между кустами, как вокруг воцарился синеватый вечерний полумрак. Они расселись на прохладных каменных скамьях, мужчины посмеивались над шуткой, которую Джорджиана не расслышала, и почти не различали друг друга в сумерках, пока кто-то не зажег спичку.