Я сидела на подоконнике в кабинете истории, который находился на третьем этаже. Никого, кроме меня там не было, все мои одноклассники разошлись кто куда. Я сидела и наблюдала за тем, как качаются деревья, а ветер срывал с них некрепкие листья. Окно было чуть приоткрыто, поэтому я тоже чувствовала его прохладное дуновение, запах моря, что было спрятано от меня за горизонтом, и то, что в воздухе появляется аромат дождя. Я вдруг заметила, что среди туч замелькали маленькие чёрные точки, которые приближались и увеличивались в размерах. Вскоре я смогла разглядеть в них большую стаю ворон, которая летела прямо к школе. И, когда птицы, цепляясь за раскачивающиеся ветки деревьев, приблизились настолько, что я смогла разглядеть их клювы, чёрные глаза-бусинки и каждое перо в их крыльях, я вдруг поняла: они же летят прямо на меня!

Я вскочила на ноги и стала поспешно закрывать окно, но куда там! Огромная стая птиц своим напором распахнула окно настежь, оттолкнув меня в сторону. Тут же в кабинет ворвался ветер, хлопанье вороньих крыльев и оглушительное встревоженное карканье. Я в ужасе закрыла лицо ладонями и сжалась, не смея пошевелиться, а над моей головой и вокруг меня носились, больно задевая меня крыльями, чёрные птицы. Но самое страшное было впереди.

Сквозь крики ворон, вой ветра и хлопанье крыльев, я услышала звонок на урок, а после этого – звук открывающейся двери в кабинет.

А потом удивлённое и испуганное восклицание учительницы:

– Ева! Что это такое здесь происходит?!

– Если бы я знала! – ответила я, но учительница меня не услышала: я не смогла перекричать весь этот шум.

При появлении нового человека птицы испуганно заметались по кабинету и ещё громче закричали, после чего дружно устремились к отрытому окну. Через несколько секунд их крики уже затихали где-то вдали.

Я отняла руки от лица и первым, что я увидела, было лицо учительницы, глаза которой так расширились от удивления и испуга, что, казалось, готовы были заполнить собою всё пространство на лице. Её волосы, которые она всегда носила идеально уложенными, были всклокочены, спутаны и из них торчали вороньи перья, а одежда на ней была помята и частично разорвана.

Я, должно быть, выглядела не лучше.

– Что они сделали с кабинетом! – воскликнула учительница.

А сделали они очень многое. По всему кабинету валялись сброшенные с парт учебники и тетради, изорванные и смятые. Рядом с ними валялись ручки, карандаши, линейки, очки и даже чьи-то туфли. Карты, висевшие на стенах, были сорваны, а классный журнал застрял на люстре под потолком на пару с чьим-то разодранным в клочья пиджаком. И в этом хаосе всюду, всюду были вороньи перья, некоторые из них ещё даже не успели упасть и медленно парили в воздухе.

Одноклассники остались мне благодарны. Ведь первые пол-урока все пытались разобраться, куда подевались их вещи, а когда, наконец, разобрались, их отпустили домой, ведь смысла проводить урок уже не было.

А мне пришлось убирать весь этот беспорядок!

Итак, настроение у меня было ужасное. Уборка никогда не приносила мне удовольствия, а особенно, после четырёх уроков, когда я устала и проголодалась. К тому же мне казалось, что это совершенно нечестно оставаться после уроков за то, к чему ты не имеешь ни малейшего отношения. Ко всему прочему за окном уже стемнело, и пошёл дождь.

Когда я, наконец, вымела прочь последние перья и обрывки бумаги, в школе уже не осталось никого, кроме старушки-вахтёрши. Свет на всех этажах был погашен, и только в холле горела одна лампа, чтобы вышеупомянутая старушка могла читать газету.

Я закинула свой рюкзак на плечи, заперла кабинет оставленными мне ключами и пошла по коридорам школы. В них царила непривычная тишина, слышны были только мои собственные шаги, отдающиеся от стен эхом, и удары капель дождя в оконное стекло. Путь мне освещали только редкие вспышки молний, которые всякий раз неожиданно быстро гасли.

Я уже стала спускаться по лестнице на первый этаж, как вдруг что-то заставило меня обернуться. Я никогда раньше не боялась темноты, но тогда произошло что-то странное: я почувствовала, как в спину мне дохнуло жаром, и от этого по спине пробежали мурашки, а сердце заколотилось быстрее от страха.

И я обернулась.

Сначала я ничего особенного позади себя не увидела. Но, хоть мне и было страшно, я напрягла зрение, вглядываясь в темноту за мной. Как вдруг вспыхнула молния и осветила лестничную клетку. И там, в тот короткий миг, пока не погасла молния, я увидела силуэт высокого крепкого человека, который пристально за мной наблюдал из-под капюшона длинного плаща. В следующую секунду молния уже погасла, и человека стало не видно, как и прежде. Но я уже знала, что он там.

Вскрикнув, я кинулась вниз по лестнице, что было духу. Лишь когда я достигла освещённого пятачка в холле, я остановилась отдышаться; ноги у меня дрожали от страха. Старушка, сидевшая на стуле у двери, бросила на меня полный безразличия взгляд и продолжила читать газету. Я, чуть успокоившись, отдала ей ключи от кабинета, попрощалась и выбежала на улицу.

Не успела я открыть зонтик, как ко мне с радостным визгом и лаем подбежала стая собак, с которыми я шла сегодня до школы. Они так радостно махали хвостами, не обращая внимания на дождь и холод, что я невольно улыбнулась. Мне стало поспокойнее. Эти собаки меня не оставят, пока я не дойду до своего дома, а человек, даже если он взрослый и сильный, вряд ли рискнёт приближаться к стае из десятка бродячих собак. Правда, куда-то пропал лохматый серый пёс. Сейчас он уже казался мне милым.

Идти домой мне пришлось пешком, потому что собаки не позволяли мне садиться на велосипед. Хлестал дождь. Когда я, наконец, добралась до своего дома, я так замёрзла, что могла мечтать только об одном: о чашке горячего шоколада и тёплой постели.

Свет в окнах нашего дома не горел. А когда я вошла, отца не было. Зная своего отца, я совершенно не беспокоилась.

Я переоделась, развесила свою мокрую школьную форму сушиться, поужинала тем, что смогла найти, и, взяв чашку горячего шоколада, села за уроки. Тогда была половина девятого вечера.

Половина одиннадцатого вчера. Я уже допивала третью чашку шоколада и собиралась готовиться ко сну, как вдруг услышала телефонный звонок. Я пошла на звук и увидела папин мобильный, небрежно брошенный на диван в гостиной. «Странно, что он забыл телефон», – подумала я. Подняв его, я быстро глянула на экран, синевато светившийся в темноте: номер не определён. Я пожала плечами и решила ответить.

– Алло, – машинально сказала я, прижимая телефон к уху, но мне никто не ответил.

– Алло!– повторила я, решив, что меня не услышали.

В ответ – тишина. Я растерянно стояла среди комнаты, внимательно вслушиваясь в эту тишину, но не слышала ничего, ни единого шороха, ни даже гудков…

Хмыкнув, я повесила трубку и бросила телефон обратно на диван.

Была половина второго ночи, и давно бы мне уже спать сладким сном, но я почему-то не могла. Я ворочалась в постели, было тревожно, а в груди как будто поселилось что-то скользкое и колючее. Наконец, я уснула, а точнее забылась. И мне привиделось …

Чей-то тонкий и приятный, почти детский голос произнёс нараспев: «Посмотри на свой огонь…». И у меня перед глазами возник большой жарко пылающий костёр среди леса. Вокруг костра быстро кружились в танце тёмные силуэты людей, слышалось весёлое пение и музыка… Вдруг два силуэта остановились, отделились от остальных, и, на фоне яркого костра их стало очень отчётливо видно. Это были парень и девушка совсем молодые, может, всего на пару лет старше меня. Они стояли и, забыв обо всём, долго и сладко целовались…

Теперь перед моими глазами метался зажатый в угол волк с белоснежной шерстью. Его со всех сторон окружили люди, а он изо всех сил пытался вырваться из верёвок, которые набрасывали ему на шею и рвал их одну за другой, как тонкие ниточки… Одним рывком волк освободился из пут и теперь кинулся на стоящего перед ним человека. Раздался выстрел… Пуля пронзила грудь зверя, кровь брызнула из раны. Волк вздрогнул и посмотрел на людей испуганно и удивлённо. Второй выстрел…Третий… Зверь замер, глядя как из его груди капают на землю рубиновые капли. Но вот, содрогаясь от пуль, которые одна за другой пронзали его, волк кинулся на ближайшего человека и впился зубами ему в горло…

Я испуганно ахнула и очнулась. У меня в голове всё ещё звучал голос: « Посмотри на свой огонь…»

Я словила себя на том, что лежу и размышляю над этими словами. Огонь. Бессмыслица какая-то…

Мне было очень жарко и хотелось пить. Я поднялась с кровати и медленно пошла в ванную. Голова у меня болела, как будто виски чем-то сильно сжали, а перед глазами оставались сцены из сна, отчётливые и яркие, как будто я и не просыпалась.

Войдя в ванную, я зажгла свет и, с непривычки щурясь, включила воду и плеснула себе в лицо. Это здорово освежило меня, а вода – обычная вода из-под крана – показалась мне необычайно вкусной, и я пила её большими жадными глотками. Выпив столько, что стало тяжело стоять, я уже собралась уходить из ванной, как вдруг заметила, что с зеркалом, которое висит над раковиной, что-то не так. Присмотревшись повнимательнее, я увидела отражение всей ванной: вот дверца душа, вот переполненная корзина для грязной одежды, вот пустая вешалка для полотенец…

Но где же моё отражение?

Я подошла к зеркалу поближе, но отражения не появилось. По моей спине неприятно пробежала холодная капелька пота.

Затаив дыхание, я поднесла к зеркалу руку, но, как только я коснулась его, стекло с пронзительным звоном треснуло, и блестящие осколки градом посыпались на пол.

Я отскочила от зеркала, прижав к себе руку. Вся рука до локтя была изрезана мелкими осколками зеркала, но мне почему-то совсем не было больно… Я поднесла руку к лицу, пытаясь понять, что же произошло. И тут меня бросило сначала в жар, потом в холод – кровь у меня была вовсе не красная, а чернильно-чёрная, а глубокие порезы зарастали прямо на глазах, и вскоре от них не осталось и следа. Но что было самое странное – кожа на моей руке была теперь серебристо-белая.

Меня вдруг охватил ужас, и я бросилась прочь из ванной, даже не потрудившись выключить свет или закрыть дверь. Мне было страшно, так необъяснимо страшно, как никогда до этого. Я забежала в свою комнату и мигом зашилась под одеяло.

Так я пролежала всю ночь под одеялом, сама не понимая, сплю я или нет – кругом была непроглядная тьма.