– Роланд Столхаммер был одной из легенд старого отдела насильственных преступлений. Трудился в собственном сыскном секторе. Знал каждого хулигана во всем лене. Шпана даже по-своему уважала его, пусть он за годы работы в отделе отправил сотни из них в кутузку. Он вышел на пенсию в девяносто девятом. Воспользовался возможностью, которую старые полицейские имели в те времена, отправляться на заслуженный отдых уже в пятьдесят девять лет. – Альм вздохнул по только ему понятной причине. – Что я могу о нем сказать? Родился и вырос в Сольне. Прожил здесь всю жизнь. Занимался спортом. Сначала сам, потом активно пропагандировал его. Открытый. Энергичный. Легко находил контакт с людьми. Из тех, кого называют душа-человек.

– Но не только ведь это, – перебил его Бекстрём с хитрой миной. – Есть ведь и кое-что другое?

– Да. – Альм коротко кивнул. – Столхаммер – старый боксер. В свое время принадлежал к шведской элите. Чемпион Швеции в тяжелом весе несколько лет подряд в конце шестидесятых. В одном случае он выходил на ринг против самого Ингемара Юханссона в благотворительном представлении в цирке в Юргодене. Ингемара Юханссона, Инго, как его называли, нашего старого чемпиона мира среди профессионалов в тяжелом весе, – объяснил Альм и почему-то кивнул Фелиции Петтерссон.

– У меня прямо слезы на глаза наворачиваются, когда я слушаю, как ты описываешь этого некогда уважаемого человека, – сказал Бекстрём. – С трудом узнаю Ролле Столиса по твоему описанию. Метр девяносто ростом, сто килограммов мышц и костей. И самый вспыльчивый во всей шведской полиции. Обычно на него приходило больше заявлений о превышении должностных полномочий и применении насилия, чем на всех других в отделе.

– Я тебя услышал, – кивнул Альм. – Но по-настоящему все не так просто. Столхаммер был душа-человек. Он спас многих парней, катившихся по наклонной плоскости, от настоящей беды. Если память меня не подводит, он единственный из нас работал бесплатно в качестве социального куратора с поднадзорными в свободное время.

– Когда не пил как сапожник, поскольку именно в этом он особенно преуспел. – Бекстрём почувствовал, как у него полезло вверх давление. – И ведь все еще, похоже…

– Пожалуй, я могу дополнить картинку, – вступил в разговор ассистент Ян О. Стигсон, двадцати семи лет, осторожно махнув рукой. – В связи с нашим делом, я имею в виду.

– Ты тоже старый боксер, Стигсон? – проворчал Бекстрём, чье настроение стало резко ухудшаться.

«Вечный патрульный. Короткая стрижка, качок, IQ как у клюшки для гольфа, по непонятной причине позаимствованный из своей службы в помощь в таком деле. Кому кроме чокнутого Тойвонена могла прийти подобная идея, – подумал Бекстрём. – Опять же явно из Даларны. Говорит так, что треск стоит в ушах. Тупое бревно, свалившееся прямо в расследование убийства, и куда, черт побери, катится шведская полиция».

– Сделай это, Стигсон, – сказала Анника Карлссон с решительным кивком. – Тогда нам не придется сидеть здесь и слушать, как Бекстрём и Альм ссорятся по поводу старого товарища. Достали уже.

«Кем она, черт возьми, себя возомнила, – подумал Бекстрём и с мрачной миной уставился на нее. – Надо поставить ее на место сразу после встречи».

– Мы получили кое-какие данные, делая вчера поквартирный обход, – сказал Стигсон. – По-моему, среди них есть и крайне интересные в связи с тем, что коллега Альм рассказал о бывшем коллеге Роланде Столхаммере.

– Да говорите же, – не сдержался Бекстрём. – Что тянуть? Или это секрет?

– Вдова Стина Холмберг, семидесяти двух лет, – продолжил Стигсон и кивнул Бекстрёму. – Она живет на первом этаже по адресу Хасселстиген, дом 1. Милая старушка. Учительница на пенсии, но выглядит бодрой, в здравом уме, и у нее нет никаких проблем со слухом. Ее квартира располагается прямо под квартирой Даниэльссона, и, поскольку в доме плохая звукоизоляция, она сообщила нам довольно интересные для расследования данные.

Стигсон посмотрел на Бекстрёма.

«Это не может быть правдой, – подумал тот. – Парень, наверное, родственник свидетеля Лорена, сводный брат, поскольку у них фамилии разные».

– Я все еще жду. – И он развел руки в приглашающем жесте.

* * *

Вечером 14 мая в квартире у Даниэльссона была пирушка. Если верить госпоже Холмберг, она началась около девяти (громкие голоса, смех и пение) и примерно через час превратилась черт знает во что. Они включили проигрыватель на полную громкость и, по слова госпожи Холмберг, слушали исключительно Эверта Таубе, в то время как сами подпевали припев.

– «Вальс кочегара», и «Бриг „Блюбед“ из Хала», и «Фритьофа и Карменситу», и я еще не знаю что, но это никак не кончалось, – объяснила госпожа Холмберг.

Подобное случалось и раньше, и, поскольку она сама немного боялась Даниэльссона, позвонила одной из соседок и попросила о помощи. Бритт Марии Андерссон, молодой женщине, живущей в их доме на самом верху.

– С Даниэльссоном, конечно, было мало радости общаться, – объяснила госпожа Холмберг. – Даже если это звучит ужасно, когда речь идет о покойнике. Высокий и здоровый мужчина, который пил целыми днями. Я помню, однажды он решил помочь мне войти в подъезд и был так пьян, что завалился и чуть не опрокинул меня и мои пакеты.

– Значит, тогда вы позвонили вашей молодой подруге, Бритт Марии Андерссон, и попросили ее помочь вам, – констатировал ассистент Стигсон, который сам проводил допрос, записал его на магнитофон и сейчас зачитывал вслух распечатку.

– Да, она отвечает за порядок. Может также резко поговорить с такими, как Даниэльссон, поэтому я не в первый раз просила ее о помощи.

– Вам известно, что эта Андерссон тогда сделала? – поинтересовался Стигсон.

– Госпожа Андерссон, она не девчонка какая-то. Она в разводе, или, может, ее муж ушел, а то и умер. Этого я на самом деле не знаю. Но она спустилась и поговорила с ним, поскольку немного позднее снова стало тихо и спокойно.

– Госпожа Холмберг, вам известно, в котором часу это было? То есть когда снова стало тихо, – уточнил Стигсон.

– Где-то около половины одиннадцатого вечера. Насколько я помню, значит.

– И что вы сделали потом, госпожа Холмберг?

– Пошла и легла. И слава богу, кстати. Высуни я нос наружу, меня тоже прибили бы.

– Молодая соседка? К кому она обращалась за помощью. Что говорит? – спросил Бекстрём.

– Бритт Мария Андерссон. Высший класс, – сказал ассистент Стигсон со счастливой улыбкой.

– Какой еще высший класс? – нахмурился Бекстрём.

– Какая женщина! – И Стигсон глубоко вздохнул. – Какая женщина! Блондинка, природная, а не крашеная, никаких сомнений. Какое тело! И грудь. Высший класс. Долли Партон ей и в подметки не годится, если можно так сказать, – объяснил Стигсон с блаженной улыбкой на губах.

– И она умеет говорить? – поинтересовался Бекстрём.

– Конечно, – сказал Стигсон и кивнул. – Она очень приятная, и, слава богу, у меня оказался с собой магнитофон, ведь при ее-то внешности, я имею в виду при ее теле…

– Но, черт побери, – не выдержала Анника Карлссон. – Поведай, наконец, что она сказала.

«Сейчас, парень, берегись, – подумал Бекстрём. – Карлссон слишком разозлилась, скоро она переломает руки и ноги малышу Стигсону».

– Конечно, конечно, – сказал Стигсон, и у него внезапно порозовели щеки. Он нервно перелистал свои бумаги и продолжил читать: – «Свидетельница Бритт Мария Андерссон сообщает в данной связи следующее. Около десяти часов в среду вечером госпожа Холмберг позвонила госпоже Андерссон и попросила помочь урезонить соседа Даниэльссона. Госпожа Андерссон спустилась к Даниэльссону и позвонила ему в дверь. Даниэльссон открыл, и он явно выглядел пьяным. Она сказала ему успокоиться и пригрозила, если он не сделает этого, позвонить в полицию. Даниэльссон извинился, а потом закрыл дверь своей квартиры. Госпожа Андерссон постояла пару минут перед ней и послушала, но, когда проигрыватель выключили, она на лифте поднялась к себе. Примерно через четверть часа Даниэльссон позвонил госпоже Андерссон на домашний телефон. Он наорал на нее и вел себя крайне нагло. Заявил, что она лезет не в свое дело. Когда он положил трубку, по оценке госпожи Андерссон, на часах было примерно половина одиннадцатого вечера».

– Здесь вроде все сходится, – сказал Альм. – Перед нашей встречей мне передали первые телефонные распечатки. Согласной той, которая касается телефона нашей жертвы (соседей по дому я еще не получил), Даниэльссон звонил со своего домашнего телефона на другой стационарный аппарат в двадцать два двадцать семь. Около одиннадцати то есть. Дай-ка мне протокол допроса Андерссон, – попросил он.

– Ради бога. – Стигсон передал Альму лист формата А4.

– Да, – сказал Альм и кивнул, быстро бросив взгляд на полученную бумагу. Это домашний номер Андерссон. Последний телефонный разговор Даниэльссона вообще.

«Поскольку его потом забил до смерти и ограбил просто рубаха-парень Ролле Столхаммер», – подумал Бекстрём, с трудом скрыв свой восторг.

– Есть еще одно дело, которое немного беспокоит меня. Пожалуй, лучше сообщить о нем сейчас, пока я не забыл, – сказал Альм.

– Да, так, пожалуй, надежнее всего, – заметил Бекстрём и улыбнулся дружелюбно.

– Разбираясь со Столхаммером, я заметил, что он живет на Иерневегсгатан в Сундбюберге. Это всего лишь в ста метрах от Экенсбергсгатан, где поляк нашел дождевик и все другое, тапки и перчатки. Находится прямо по пути, скажем так. Если идти ближайшей дорогой от Хасселстиген к Иерневегсгатан, мы пересекаем Экенсбергсгатан примерно в том месте, где поляк нашел одежду.

– Вот как. – Бекстрём улыбнулся хитро. – Кто бы мог поверить в подобное о старом наставнике молодежи? Послушай, Стигсон, – продолжил он. – Эта женщина, Андерссон. Она не видела, кто был гостем Даниэльссона? Или ты забыл спросить ее при мысли обо всем ином?

– Нет. Понятно, я спросил об этом, – сказал Стигсон нервно и скосился на инспектора Аннику Карлссон. – Само собой. Нет. Она не видела, с кем он был. Но, когда она разговаривала с Даниэльссоном, слышала, что кто-то находится в гостиной. Однако не входила в квартиру, поэтому и не видела, кто именно там был.

– Я подумал об одном деле, – сказал Бекстрём и посмотрел на Альма.

– Да?

– Ты говоришь, многие старые друзья Даниэльссона дали знать о себе, как только услышали, что его убили.

– Да.

– Но не Роланд Столхаммер?

– Нет, – подтвердил Альм. – Он так и не позвонил.

– А наверное, ему, как никому, следовало это сделать? Старый полицейский и все такое… Сидел и пил с жертвой перед тем, как ее убили, – констатировал Бекстрём довольно.

– Да, это меня тоже беспокоит, если тебе интересно, – сообщил Альм. – Допустим, он знает об убийстве Даниэльссона, но то, что он находился там в тот вечер, точно ведь нам неизвестно, несмотря на утверждения Гегурры Кучера. В таком случае это просто ужасно беспокоит меня.

– Мм-хм. – Бекстрём кивнул задумчиво.

«Интересно, успею я наградить себя маленьким пылесосом и кофейным пирожным со взбитыми сливками», – подумал он.

– Что думаете, если мы прервемся и немного разомнем ноги, кстати? – спросил Бекстрём и посмотрел на часы. – На пятнадцать минут?

«Едва ли подходящее время для клизмы», – подумал он, когда коллега Карлссон сразу же выскочила из комнаты.

Ни у кого не нашлось возражений.